Виктор Широков - Иглы мглы

Б. П.

Когда начальных строчек тьмаменя с ума сводила,какая ниточка впотьмахко свету выводила?Когда с прожорливостью крыспоэзии грыз оксфорд,угадывался темный смыслв параде парадоксов.И обещалось в той горсти(как зритель — в кинокадре),что ожидание гостит,хоть не указан адрес.Вот с самой легкой той рукии приходил к моменту,когда величие строкинаглядней монумента.Благословляю первый шаги тот надрывный дых,с каким нашла моя душаучителей своих!

Андрею Вознесенскому

Ах, как нужен нам пророк!Маг. Советчик. Ясновидец.Мысли, как соленья, впрокв мозг-чуланчик становитесь.Жить без новостей голо.В чтении души не чаем.Зрю в "Вечерке" уголок"Спрашивай — отвечаем".ВОПРОС: "Золотое кольцо лежалорядом с ртутью и побелело.Что можно сделать, чтобы извлечь ртуть?"Столь истошно в телефонженщина вопит в отчаянии;аппетит пропал и сон;блекнет золото венчальное.Исповедовает кредо:есть лосьоны, пудры, кремы,ванны хвойные для тела,а колечко побелело.Есть театры, церкви, циркидля души в бессонном цикле,возрожденью нет предела,а колечко побелело.Речка, что ли, обмелела?Тихо воют этажи:"Где ХИМЧИСТКА, подскажи?"Глазки бегали, как ртуть:"Вам ОТДЕЛЬНО завернуть?"Глазки щурились келейно.Растекались по коленкам.Глазки мерили хитро:"Вам вино или ситро?"Этот блеск и этот лоскобволакивают мозг;обмякают влажно губы;золото идет на убыль…ОТВЕТ: "Любую золотую вещь необходимо оберегать от соприкосновения с ртутью, ибо золото белеет и теряет свои качества. Восстановить первоначальный вид золота, видимо, невозможно".У досужих горожантьма вопросов, а ответымогут их опережать,если в срок читать газеты.

Порой, ожесточась, со скуки,сначала вроде бы легкодыханьем греть чужие руки,в мечтах от дома далеко.Приятна теплота объятья.Волнует радужная новь.Но шелест губ и шорох платьялишь имитируют любовь!И не заметишь, как мельчаешь;как окружит одно и то ж:ложь в каждом слове, ложь в молчанье,в поглаживанье тоже ложь…Едва ль для настоящей страстидрузья случайные годны.Старательные, как гимнасты.Как манекены, холодны.И только дрожь замолкнет в теле,заметишь, тяжело дыша,что оба — словно опустели:кровь отошла, ушла душа…И, тяготясь уже друг другом,проститесь, позабыв тотчасчужое имя, голос, рукии — не заметив цвета глаз.

Е. Е.

Обидели. Беспомощно и горько:мир перекошен, вывернут, разбит;и сердце стало апельсинной долькой,которую жует беззубый быт!О, Господи! Зачем бывает разумдан гнусной твари с языком змеи?А веруешь, что песенные фразыхранят в охрипшем горле соловьи.И все-таки возмездье настигает,над всем в природе правый суд вершити песня соловьиная летает,и вечно ползает змеиный шип!

Был этот день тревожно мглист,чего-то ожидая.Гремел по тротуарам лист,с деревьев упадая.Так оглушительно гремел,подобно жесткой жести,что я лицом бледнел, как мел,и ждал печальной вести.И думал, что зимы приход(колючей белой смерти)в лед эти клены закует,завертит в снежном смерче.Невыносимо было жальмолящих веток хилость;и в душу светлая печаль,как птица, поселилась.Молчала площадь, как вдова;и, словно бы из воска,нагие стыли дерева,беленые известкой.Кто кисти в известь окунал,плеща густую сырость,чтоб, как к оглохшим окуням,мы к кленам относились?!Кто черствым сердцем не жалел,дотронуться решаясь,чтоб мертвый воздух тяжелел,в кристаллы превращаясь?!Еще гремел кленовый лист,еще я шел куда-то;и ветер-виолончелистзаканчивал сонату.Как мухи белые, слепя,возникли ниоткуда;и это было — как судьбаи продолженье чуда.

Мертвым соком брызни,папоротника твердь.В этой страшной жизнинужно умереть,чтоб тебя читали,чтоб тобой зажглись,чтоб, шутя, листалитвою жизнь…

Тиха на даче жизнь. Безделье. Пустота.Огромный день легко уходит в мирозданье.Напудренных берез святая красотастоит особняком, не требуя названья.Кудрявый черный пес, свернувшийся клубком,в облезлом кресле спит и в пышный ус не дует.Жизнь кажется сплошным раскрашенным лубком,и старый шулер-смерть здесь карты не тасует.Ни звука скорбных труб, хоть кладбище — податьрукою… Старики здесь ходят за грибами.Разлита в воздухе, как масло, благодать;и можно ощущать ее легко губами.Лишь крашеный забор, зеленый, как листва,напоминает нам о бренности унылой;а свежих планок строй, как белая плотва,набившаяся в сеть и стянутая силой.Тиха на даче жизнь. Лишь ночью мотылькистремглав летят на свет и как собаки лаютна бьющий в тело жар, природе вопреки,и только утром вновь до ночи засыпают.Я дачный день тяну, как бредень по воде.То ем, то сплю, то в лес хожу гулять с собакой.Но в сне или в еде, повсюду и вездея чувствую себя отловленной салакой.Лишь только ночь придет, как бодрый, словно крот,ворочаю пласты бессонницы огромной;и черный небосвод, ссутулясь у ворот,высматривает свет в одной из наших комнат.Я тенью в потолок натружено упрусь,полночи проведу над строками поэта.За каждым словом — Русь; и сладостен союзбумаги и пера, единство тьмы и света.Тиха на даче жизнь. Нет никаких преградраздумьям. И строка как шелковая вьется.И даже дождь с утра, что льет как из ведра,и тот благословен и дачею зовется.Я вырос не в тиши и парковых аллейне видывал в глаза забористым подростком.И потому вдвойне мне наблюдать милей,как дочь моя идет к крыльцу по шатким доскам.У ней — своя стезя. Ей запрещать нельзяподружек хоровод и синий телевизор.А дачные друзья — удачные друзья;и нечего ворчать над ними, как провизор.Отмеривать ли жизнь, как капли натощак,елозя по земле пипеткой рыжих сосенили носить ведром, чтоб полдень не зачах,и не был жар души, как небеса, несносен.Тиха на даче жизнь. Я выбрал наугадодну из тех потерь, что насмерть укатает.И розовая дверь одной из автострадв больничный коридор бесплатно доставляет.Там спит моя жена и мой младенец спит.И спят они всю ночь с открытыми глазами.Там стол стоит накрыт. На нем в стаканах спирт.И пью я этот спирт бессонными часами.И снова бью стекло в замызганном кафе,и снова хлещет кровь из ровного пореза.И совесть, как палач, на ауто-да-феведет, пока жива, до полного пареза.Тиха на даче жизнь. И привидений ройне виден за окном, хоть кладбище под боком.Мать, отчим и отец, умерший брат с сестройне могут заглянуть сегодня ненароком.Пишу и весь дрожу, заслышав странный звук.В щель хилого окна течет нездешний холод.Светает. Плеск листвы напомнил море вдруг.Я под Одессой вновь, с женой и снова молод.О, если бы я знал тщету прошедших лети если бы я мог предугадать заране,где истин низких тьма, а где блаженства свет,неужто б и тогда я не скорбел о ране?.Тиха на даче жизнь. В балладе Пастернакрассказывал, как взят был в ад, где все в комплоте.Я в комнате один. И это тоже знак,как слезный дождь во мгле, что есть мученья плоти.Давно со стула встал и отошел к стене.Дрожит рука, пиша взъерошенные буквы.Тиха на даче жизнь. И это не по мне,как суп из воронья или бифштекс из брюквы.Я в комнату к жене и к дочери пойду.Назойливо жужжит соседский холодильник.Я жить еще хочу, к нелепому стыду,и жизнь свою сменять, как сломанный будильник.Я доплатить готов… Но — кровью сыновей?Но — близких и родных мученьями — что гаже?Что современнее? Что проще и модней:доспехи дьявола или халат из саржи?Тиха на даче жизнь. И дождик за окномто остановится, то снова вспять несется.Стоит на месте дом; кровь ходит ходуном;и шелковой строки удавка не порвется.Собаки круглый глаз следит исподтишка.Мне кажется, белок надглазья окровавлен.И каждая строка как следствие грешкагнетет меня и вновь развертывает травлю.Немолчный разговор деревьев за окном.Дождинок и листвы сплошные пересуды.Готов я даже днем сейчас сидеть с огнем.Ребенок и отец — не разобщить сосуды.Тиха на даче жизнь. Но жить исподтишкане сможешь, если сам не вурдалак полночный.Легко, наверно, впрок сложить два-три стишка,но трудная стерня — работать внеурочно.Я перевел уже сегодня двести строк,стихотворений шесть чувашского поэта.Не выполнен урок, не подведен итогстраданиям моим, и вот пишу про это.Тиха на даче жизнь. Мои соседи спят.Спит и жена, и дочь. Спит чутким сном собака.Затихло все вокруг. Уже не шелестятберезы и дубы… Спокойно все… Однако…Готов я повторить строку про благодать.Тиха на даче жизнь. Как шелковая, вьется.Я выбрал наугад, чье имя целовать.Но как мне быть, когда никак он не зовется?Кудрявый черный пес, свернувшийся клубком,он тоже спит всю ночь с открытыми глазами.Поймет ли он меня, вздохнет ли он тайком,сочтет ли тоже дождь всемирными слезами?В балладе Пастернак рассказывал, как взятбыл в ад; он видел сон… Бессонница страшнее:все видишь наяву и не свернешь назад.Тиха на даче жизнь. Не может быть тошнее.Безделье. Пустота. Огромный день легкоумчался в никуда. И длится прозябанье.И мертвенных берез ночное молоковторой накаплет путь, не требуя названья.Я выбрал крестный путь. Не два, не три стишкая сочинил впотьмах под шум воды проточной.Тиха на даче жизнь. Но жить исподтишкане буду никогда и здесь поставлю точку.

Мне — 30 лет.Родился в победоносном 1945,ни разу в жизни не виделродного (живого) отцаи до 25 — не подозревалоб его существовании.ЛгуИногда бывали предчувствия.Закончил среднюю школу,медицинский институт,половину спецординатуры,служил врачом в/ч 75624,был глазным хирургоми писал ночами стихи.Сколько их рождалосьи умирало в сознании — не исчислить;на бумагу занесены несомненно худшие;чаще рифмовал на ходу,без клочка бумаги и огрызка карандаша под рукой.Я жил в Перми, Тбилиси и Москве;женат с 22 лет, счастлив в браке;дочь — ровесница моего заочноголитературного образованияпоявилась на свет ровно через 3 месяцапосле моего очередного дня рождения.Не знаю, совпадают ли наши группы крови,как идентично это мистическое число 19;но мне хотелось, чтобы совпалинаши духовные группыи я смог бы передать ей со временемхотя бы частицу так называемого"жизненного опыта".Некоторым друзьям я казался воплощениемчестолюбивого Трудолюбия и Разума;себе же представляюсь лентяем и недотепой.Люблю книги,хотя с каждым годом читаю все меньше;глубже ли — другой вопрос,на который трудно ответить.Люблю жену, дочь,покойную бабку Василису Матвеевну;несколько отчужденно люблю мать;чту и жалею отца,которого и сейчас (про себя)не могу называть отчимом.Не мыслю себя вне литературы(стихи, переводы, рецензии),хотя если что и удалось в этой жизниэто исцеление от физической слепоты200 больных катарактой,когда занимался хирургией.Вряд ли помогу кому-то прозреть духовно.Помню и повторяю: "Врачу, исцелися сам!"Надеюсь прожить долго и счастливо(т. е. испытав в полной мередушевную и жизненную чересполосицу,которая столь необходимадля полнокровного творчества,но труднопереносима каждым из нас).Обретал и терял друзей;лучший друг — Анна,мое живое ненаписанное стихотворение,мое сердце, моя совесть…каждодневно учусь у неебескорыстию и терпению,честности и справедливости…Я вроде ничего не написал о своей эпохе,модах нашего времени(макси или мини, "дудочки" или клеш);соседях по коммунальной квартире,мечтах и разочарованиях, весе и росте,форме ушей, очках и ботинках,любимой "полевой" сумкеи содержимом карманов;но мои современники без трудадорисуют в своем воображениипортрет обычного человека2-й половины ХХ векаи подивятся, насколько он неотличимот них самих.Всякие несхожести и несообразностибудут отметены;другими будут цифры, имена и факты;останется нетленнойголая человеческая суть,которую и призван выразить автопортрет.

Из книги "ВЕРЕТЕНО СУДЬБЫ"