Виктор Широков - Иглы мглы

Чтобы позже, мучась от тоски, распроститься с нажитым хозяйством,

не об этом (а получается, что и об этом) говорит Широков в "Оде на совесть"; и продолжает:

Но занозы совести остры. Не спасут любые рукавицы. Ни рубанки и ни топоры гладко не затешут половицы. Не утешат, не утишат зуд совести, мук нравственных, коллизий вечных, и от судеб не спасут ни при соц., ни при капитализме.

Да. Это-то, впрочем, относится к значительно более широкому кругу забот, совести подлежащих, нежели сфера нескромной откровенности и ругательств. Но именно все, а не какую-то часть, должна бы вмещать эта тема.

Признаться, не все писатели, коим Виктор Широков делает великолепные подчас посвящения, мне по душе. Насчет некоторых из них я сказала бы "Гм", насчет иных — "Брр!", но как-то не хочется уделять им здесь лишнее (не лишнее!) время. Зато в посвящениях Л. Мартынову, Н. Глазкову — я гораздо охотнее ловлю созвучия и находки! А то, что даже ДВА стихотворения Широков обращает к удивительному Евгению Витковскому, — неисчерпаемому открывателю в истории литературы, яркому, но до сих пор неоцененному, мне кажется, по заслугам прозаику, дивному переводчику поэзии, остроумнейшему собеседнику и эрудиту, а сверх всего — современнику нашему, — особенно обрадовало. Воистину:

На имя наложить табуне сможет время!

что в книге Виктора Широкова обретает — в связи с названными посвящениями — двойную силу.

Сравнительно небольшая — в 158 страниц — книжка Широкова вместила в себя множество различных сторон его таланта. Множество подходов к возможностям письма, со всеми попутными автопортретными воплощениями и перевоплощениями, с хулиганствами, с игрой то веселой, то грустной… здесь мы видим стихи, сочиненные за десять лет (с 1989 по 90-е годы включительно). И можем проследить картину изменений, вкравшихся за это время в авторскую стилистику и тематику (если, конечно, можно вкрасться открыто)! При всем при том раздел 1995 года представляется мне самым сильным: жаль, что так мало я успела из него процитировать! Жаль вообще, что "нельзя объять необъятное", что нет времени поговорить, например, о широковских переводах, также включенных в книгу, — (лучшими бы я назвала переводы из Китса!) И даже о, видимо, особо важном для автора (а, может быть, и для нас) большом стихотворении "Редактор, читатель и поэт", уже в названии которого слышится влиятельная классика. (Но здесь ведь нам предложен для размышления сугубо современный вариант вечных вопросов литературы)… Не удается пока сказать ни об интереснейшей прозе Виктора Широкова, — и автобиографичной, и публицистичной, и фантастичной, а главное — очень современной! Ни об его разносторонней литературно-общественной деятельности. И мало ли о чем еще не успевается, когда рискуешь судить о развивающейся на глазах Традиции, — о творчестве движущемся, живом, самокритичном…

И это, наверное, ничего, что не "подался" поэт "в Дон-Кихоты". (Хотя, может быть, сколько-то и подался? Как знать!) И что "с ветряками" не спорит. Хотя, возможно, уже и спорит? И, авось, — не с ними одними? Потому что все равно:

Струятся бесценные зерна,и времечко мелет муку,чтоб каждый прожил не позорно,а дело свершил на веку.

(Подчеркнуто мною. — Н. М.)

Август 2002 года

Чашечка кофе в кафе "Марс".Жизнь на Голгофе не жизнь — фарс.Хочешь, не хочешь — держи форс,выпятив мощный торс.Круг повторяется — круг крут.Крепче, седок. Обхвати круп.Помни, что подешевел креп;случай давно слеп.В рифму сказал — получай балл.Не угадал — покидай бал.Скажут потом: "Человек был,Не умерял пыл".Чашечка кофе в кафе "Марс".Жизнь для поэта порой фарс.Если всерьез, то — свивать тросвесь из шипов роз.

Фонтаны осенью — простудная забаваподсвечены отсутствием листвы.То слева падают дождливинки, то справа…Фантасмагория октябрьская, увы!Я по-пингвиньи на скамеечку усядусь,со струями сыграю я в пинг-понг,пусть падает без солнца бедный градус,а, впрочем, градусник давно ударил в гонг.Пора в Гонконг, а может — в Гваделупу,там пригласить друзей на файф-о-клок,и форточку рассматривая в лупу,найти случайно шерсти рыжий клок.Как далеко несет воображенье!Меня всегда заносит не туда,зато в итоге есть стихотворенье,продукт не только моего труда.

Спасибо за "Веретено судьбы" и за надпись на нем. Наконец-то Самиздат стал законным, печатным и тиражным. Книга хорошая, с добротной поэтикой, с верными суждениями о себе и о жизни. Многое мне по душе.

Благодарю Вас за стихи Ваши. По тональности они мне очень близки, мне все время чудится за ними энтузиазм Василия Каменского. Вы и родом, кажется, оттуда же. Энтузиазм, радость в стихах — сейчас редчайшее свойство. Обычно мы видим в стихах какие-то наркотические вскрики, а у Вас все естественно и чисто.

"Веретено судьбы"… получил. Книжку прочел с интересом. Мне кажется, она Вам удалась, у нее есть свое лицо. По содержанию она многообразна — и в то же время она как бы едина в себе. Есть в ней внутренняя цельность. Поздравляю Вас с этой книжкой!

Примечания

1

Свети-Цховели — храм, памятник древней грузинской архитектуры.

2

Чукуртма — дочь художника Л. Гудиашвили, персонаж многих его картин.

3

Жизнь коротка (лат.) (ссылки были утеряны в электронном файле, прим. редактора fb2)

4

Дословно "Конец века" (фр.), в России известно как "Серебряный век". (ссылки были утеряны в электронном файле, прим. редактора fb2)