Георгий Адамович - Эмигранты. Поэзия русского зарубежья
Чтоб предстал он в бездне света
Красный как огонь.
Советским вельможей,При полном Синоде…— Здорово, Сережа!— Здорово, Володя!
Умаялся? — Малость.— По общим? — По личным.— Стрелялось? — Привычно.— Горелось? — Отлично.
— Так стало быть пожил?— Пасс в нек’тором роде.…Негоже, Сережа!…Негоже, Володя!
А помнишь, как матомВо весь свой эстрадныйБасище — меня-тоОбкладывал? — Ладно
Уж… — Вот те и шлюпкаЛюбовная лодка!Ужель из-за юбки?— Хуже́й из-за водки.
Опухшая рожа.С тех пор и на взводе?Негоже, Сережа.Негоже, Володя.
А впрочем — не бритва —Сработано чисто.Так стало быть битаКартишка? — Сочится.
— Приложь подорожник.— Хорош и коллодий.Приложим, Сережа?— Приложим, Володя.
А что на Рассее —На матушке? — То естьГде? — В ЭсэсэсереЧто нового? — Строят.
Родители — родят,Вредители — точут,Издатели — водят,Писатели — строчут.
Мост новый заложен,Да смыт половодьем.Всё то же, Сережа!— Всё то же, Володя.
А певчая стая?— Народ, знаешь, тертый!Нам лавры сплетая,У нас как у мертвых
Прут. Старую РостуДа завтрашним лаком.Да не обойдешьсяС одним Пастернаком.
Хошь, руку приложимНа ихнем безводье?Приложим, Сережа?— Приложим, Володя!
Еще тебе кланяется…— А что добрыйНаш Льсан Алексаныч?— Вон — ангелом! — Федор
Кузьмич? — На канале:По красные щекиПошел. — Гумилев Николай?— На Востоке.
(В кровавой рогоже,На полной подводе…)— Всё то же, Сережа.— Всё то же, Володя.
А коли всё то же,Володя, мил-друг мой —Вновь руки наложим,Володя, хоть рук и —
Нет. — Хоть и нету,Сережа, мил-брат мой,Под царство и этоПодложим гранату!
И на раствороженномНами Восходе —Заложим, Сережа!— Заложим, Володя!
7
Много храмов разрушил,А этот — ценней всего.Упокой, Господи, душуУсопшего врага твоего.
Август 1930 СавойяСтрана
С фонарем обшарьтеВесь подлунный свет!Той страны — на картеНет, в пространстве — нет.Выпита как с блюдца,—Донышко блестит.Можно ли вернутьсяВ дом, который — срыт?
Заново родися —В новую страну!Ну-ка, воротисяНа спину коню
Сбросившему! КостиЦелы-то хотя?Эдакому гостюБулочник ломтя
Ломаного, плотник —Гроба не продаст!…Той ее — несчетныхВерст, небесных царств,
Той, где на монетах —Молодость моя —Той России — нету.— Как и той меня.
Конец июня 1931 МёдонРодина
О, неподатливый язык!Чего бы попросту — мужикПойми, певал и до меня:— Россия, родина моя!
Но и с калужского холмаМне открывалася она —Даль — тридевятая земля!Чужбина, родина моя!
Даль, прирожденная как боль,Настолько родина и стольРок, что повсюду, через всюДаль — всю ее с собой несу!
Даль, отдалившая мне близь,Даль, говорящая: вернисьДомой! Со всех до горних звездМеня снимающая мест.
Недаром, голубей воды,Я далью обдавала лбы.
Ты! Сей руки своей лишусь —Хоть двух! Губами подпишусьНа плахе: распрь моих земля —Гордыня, родина моя!
12 мая 1932«Никуда не уехали — ты да я…»
Никуда не уехали — ты да я —Обернулись прорехами — все моря!Совладельцам пятерки рваной —Океаны не по карману!
Нищеты вековечная сухомять!Снова лето, как корку, всухую мять!Обернулось нам море — мелью:Наше лето — другие съели!
С жиру лопающиеся: жир — их «лоск»,Что не только что масло едят, а мозгНаш — в поэмах, в сонатах, в сводах:Людоеды в парижских модах!
Нами — лакомящиеся: франк за вход.О, урод, как водой туалетной — ротСполоснувший — бессмертной песней!Будьте прокляты вы — за весь мой
Стыд: вам руку жать — когда зуд в горсти:Пятью пальцами — да от всех пятиЧувств — на память о чувствах добрых —Через всё вам лицо — автограф!
1932–1935«Вскрыла жилы: неостановимо…»
Вскрыла жилы: неостановимо,Невосстановимо хлещет жизнь.Подставляйте миски и тарелки!Всякая тарелка будет — мелкой,Миска — плоской. Через край — и мимо —В землю черную, питать тростник.Невозвратно, неостановимо,Невосстановимо хлещет стих.
6 января 1934«Тоска по родине! Давно…»
Тоска по родине! ДавноРазоблаченная морока!Мне совершенно всё равно —Где совершенно-одинокой
Быть, по каким камням домойБрести с кошелкою базарнойВ дом и не знающий, что — мой,Как госпиталь, или казарма.
Мне всё равно, каких средиЛиц ощетиниваться пленнымЛьвом, из какой людской средыБыть вытесненной — непременно —
В себя, в единоличье чувств.Камчатским медведем без льдины —Где не ужиться (и не тщусь!)Где унижаться — мне едино.
Не обольщусь и языкомРодным, его призывом млечным.Мне безразлично — на какомНепонимаемой быть встречным!
(Читателем, газетных тоннГлотателем, доильцем сплетен)Двадцатого столетья — он,А я — до всякого столетья!
Остолбеневши, как бревно,Оставшееся от аллеи —Мне все — равны, мне всё — равно,И, может быть, всего равнее —
Роднее бывшее — всего.Все признаки с меня, все меты,Все даты — как рукой сняло:Душа, родившаяся — где-то.
Так край меня не уберег Мой,что и самый зоркий сыщик —Вдоль всей души, всей — поперек!Родимого пятна не сыщет!
Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,И всё — равно, и всё — едино.Но если по дороге — кустВстает, особенно — рябина…
3 мая 1934Читатели газет
Ползет подземный змей,Ползет, везет людей.И каждый — со своейГазетой (со своей Экземой!)
Жвачный тик,Газетный костоед.Жеватели мастик,Читатели газет.
Кто — чтец? Старик? Атлет?Солдат? Ни черт, ни лиц,Ни лет. Скелет — раз нетЛица: газетный лист!Которым — весь ПарижС лба до пупа одет.Брось, девушка! Родишь —Читателя газет.
Кача — «живет с сестрой»,ются — «убил отца!»Качаются — тщетойНакачиваются.
Что́ для таких господ —Закат или рассвет?Глотатели пустот,Читатели газет!
Газет: читай: клевет,Газет: читай: растрат,Что́ ни столбец — навет,Что́ ни абзац — отврат…
О, с чем на Страшный СудПредстанете: на свет!Хвататели минут,Читатели газет!
— Пошел! Пропал! Исчез!Стар материнский страх.Мать! Гуттенбергов прессСтрашней, чем Шварцев прах!
Уж лучше на погост —Чем в гнойный лазаретЧесателей корост,Читателей газет!
Кто наших сыновейГноит во цвете лет?Смесители кровей,Писатели газет!
Вот, други, — и кудаСильней, чем в сих строках! —Что думаю, когдаС рукописью в руках
Стою перед лицом —Пустее места — нет! —Так значит — нелицомРедактора газет-
ной нечисти.
1–15 ноября 1935 Ванв«Когда я гляжу на летящие листья…»
