Симон Чиковани - Стихотворения и поэмы

98. «Балахвани, Сапичхия и Орпири…» Перевод Е. Евтушенко

Балахвани, Сапичхия и Орпири —вы у целого света меня отбили!Как растили меня,                             как меня баловаливы,     Орпири,                   Сапичхия                                   и Балахванн!Я хочу возвратить с нетерпением, с жадностьюрасстоянье меж юностью и возмужалостью.Я хочу возвратить всё минувшее,                                                      канувшее,возвратить запоздало и виновато.Я хочу возвратить                              ну хотя бы те камушки,о которые я спотыкался когда-то…Я протягиваю к вам руки,птицы —               ласточки и пестрогрудки,к вам, косматые пчелы сытые,к вам, цветы золотые и синие!Кем вы,             кем вы из жизни похищены,на стога похожие хижины,фаэтоны высокие, черные,появленьем авто удрученные?!Снова слышу я                        сверстников речи,снова сети у речки плетуи с тобой ожидаю встречи,как тогда,                на Белом мосту…О, безмолвные узкие улочки!О, родные мои места!Здесь раздумья мои,                                 как удочки,до сих пор стоят у моста.Я пришел сюда гостем желанным.Я за всё,              в чем ошибся,                                     прощен.Я обвит,              как Риони, туманоми, как храм Баграта,                                плющом.Я хожу,             улыбаясь,                             волнуясь,вновь поверил я в красоту —и свою уж далекую юностьдогоняю на Белом мосту!

99. Дума о Риони. Перевод А. Межирова

Бывало,на корнях могучих дубасушу одежду, глядя с высоты,как мчатся мимо,связанные грубо,твои, Риони, зыбкие плоты.

Бывало,ты когтишь меня волнами.А я плыву,                 плыву,                            плыву,                                       плыву.На берег выйдуи за валунамивалюсь в твою колючую траву.

Казалось мне,что ты и в самом делепередо мной покачивал слегкалежащие в зеленой колыбелиполя,туманы,горы,облака.

Что на меня смотрел отцовским окоми надо мной, расщедрившись, зажегв грузинском небе,ясном и высоком,рассвета петушиный гребешок.

В рассветный час поры моей весеннейты сеть любвизакинул в грудь моюи окружил ветвями сновидений,по милости которых я пою.

Моя любовь с твоей волною схожа:порывами восторга и тоскиворвалась в жизнь,ломая и корежа,удобный мост разрушив на куски.

Как на скрижалях,на мосту разбитомя ревность вырезал,судьбу кляня.Но юношеским бедам и обидамты не позволил победить меня.

Ты одарил влюбленных гордой силой,ткемалей снеграссыпал на пути.И камешки свои, как слезы милой,помог собрать мнев бережной горсти.

Ты парус мойнаполнил ветром свежим,дал опереться о свою волну.К твоим, Риони, влажным побережьям,как ветка засыхающая, льну.

Не дай же мне увянуть раньше срокахотя бы потому, что я всегдатуман твоих ущелийиздалекаулавливаю взглядом без труда.

Не дай же мне засохнуть, словно ветке,окутай горло тучей дождевойи для лесов                  грядущей пятилеткигони плоты,чтоб долг исполнить свой.

Ты не сдаешься старости на милость,—быть может, мне уже не по плечурабочая твоя неутомимость,но я об этом думать не хочу.

Твою волну студеную целую,вхожу сторожко                           в мир весенний мой.Так спой мне снова про любовь былуюи с тела моегоусталость смой!

Старею.Мне уже не сужденов твоей воде плескаться, как бывало,взлетать на гребне пенистого валаИ опускаться,доставая дно.

Туманы над тобой отголубели,листву чинарунес в ущелье шквал.Ты осыпал цветами колыбелии звездами могилы выстилал.

У каждой песни есть исток и устье,из Рачи песня вылилась твоя,неразделимость радости и грустив рождественской мелодии тая.

И снится мне,что я сегодня снована берегу оставил след босой,дышал парами молока парногои душу окропил твоей росой.

Но признаюсь, что этого мне мало, —я захотел,чтобы твоя волнав теснине скалы грозные взломала,чтоб новым светомвспыхнула она.

Пробив дорогу в каменной громадемешавших твоему движенью скал,в моей душе,как в небе над Гумати,ты увеличил световой накал.

И снятся мнетвой паводок бурливый,клубящаяся полая вода,заплаканная тень плакучей ивы,Гуматигэс косые провода.

Идут года.Всё дальше мы уходимот невозвратной юности былой.Клуби мои раздумья половодьеми сердце раньзакатною стрелой.

Не дай отстать.Не опечаль разлукой.А если я устану —подождии для меня в ущельях убаюкайпрозрачные апрельские дожди.

100. Светлячок. Перевод А. Межирова

В Гегути ночь еще не побледнела,когда во мраке теплом и густомстыдливый светлячок-цицинателанад придорожным вспыхнула кустом.

Не устремляйся к небу понапрасну,—твой свет холодный звездам не родня.Погаснешь, а вослед и я погасну,цицинатела! Пожалей меня.

Не улетай, не делай жизнь короче!О, сколько взглядов за тобой следят!Ты — молодая рана этой ночи —то Нина, то Натэла, то Асмат.

Возникни снова из ночного дыма,останови бесцельный свой полет,когда о том, что ты неуловима,тростник свирельный плачет и поет.

Твой жгучий след искать не перестану:я ранен был на раннем утре дня, —так уврачуй же ночью эту рану,огнем холодным опали меня.

Его испепеляющую стужу,цицинатела, в жизнь мою внедри.А если ревность в сердце обнаружу —не улетай до утренней зари.

Ночным цветком гори в грузинских селах,над Грузией стыдливо расцветай,светись во мраке кос ее тяжелых.Моя свеча! Не тай! Не улетай!

101. Старая чинара. Перевод А. Межирова

Как же так, чинара! Почемупостарела ты, скажи на милость!Словно в сердце что-то надломилось,словно свет убавился в дому.

Тень твоя состарилась заметно,обветшал наряд.Раньше листья грохотали медно,а теперь, как жесть, они бренчат.

Есть закон, придуманный не мною:годы клонят долу всё земное,отцветает буйная веснаи мелькают пестро дни за днями, —но твоими властными корнямимолодость моя оплетена.

ПЕСНИ ДРУЖБЫ