Вера Камша - Герои на все времена

Окончательно утвердился в этом, когда «младенец» отверг идею о всемирном телеграфном центре. Только представьте, Вы берете трубку где-нибудь в Австралии и слышите голос из Нью-Йорка, Копенгагена, с Аляски — из любой части света. Более того, вы смогли бы принимать радиосигналы, изображение. Но даже не это самое главное — такие центры стали бы для всей планеты неиссякаемым источником электроэнергии. Земля летит в бесконечном потоке космической энергии, которую необходимо только взять, принять неоценимый дар Вселенной. Не нужно вырубать леса и расхищать земные недра, нам не нужен газ, нефть, дрова и уголь. Энергия носится в воздухе. Мы можем наблюдать титаническую силу молний в грозу, миллионы и миллионы неиспользуемых вольт. Прими человек эту данность, закончатся войны, ведущиеся из-за богатых нефтью и газом земель. Цивилизация, владеющая неисчерпаемым источником, питающим все без исключения механизмы в любой точке мира. Думаю, преимущества эры космической энергии, получаемой практически без затрат, очевидны.

Я построил первую из таких башен. Идея меня увлекла настолько, что я не заметил, как «младенец» занес принесенный мной «топор» над собственной шеей. Уорденклиффской башней заинтересовались. Не буду уточнять, кто именно. Подозреваю, что Вы сами являетесь винтиком этой машины. Мне предложили продемонстрировать колоссальную мощь моего детища. Я был одержим. Совсем потеряв от радости голову, согласился. Да, потом в суде я говорил, что не имею отношения к Тунгусской катастрофе. Но лгал не по своей воле. Я понимал возможные последствия признания факта, что мы провели безрассудный эксперимент на территории другого государства. Сорок квадратных километров уничтоженных лесов!

Можете не верить, но я действительно умею в своем сознании переноситься на любые расстояния и даже в другие измерения. Такая способность была дарована мне еще в детстве, когда личное пространство было слишком ограничено, чтобы удовлетворить неиссякаемое любопытство. Мне было пять, когда я видел гибель любимого брата. Это преследовало меня. Буквально убивало. Стараясь убежать от мучительных видений, я развил свой дар. Я скрывался в иных пространствах от вновь и вновь повторяющегося кошмара. Постепенно эти миры обрели такую реальность, что я мог бродить по незнакомым улицам, заглядывать в дома, знакомиться с живущими там людьми… Те, с кем я дружил там, были для меня не менее близки, чем родные и друзья в моей реальности. Однажды, будучи юношей, я увидел в неком измерении устройство, над созданием которого тщетно бился годами. Увидел четко, до мельчайшей детали. Я включал и выключал его, осматривал каждую мелочь, прикасался к каждому рычажку. С тех пор все свои изобретения я зримо наблюдал, стоило настроиться на нужную волну. Более того, я работал над ними сначала в ином пространстве. Когда они начинали действовать, как задумывалось, воплощал в реальности. Это объясняет отсутствие массы расчетов, чертежей и записей, всегда сопутствующих новым разработкам. Я понял — будущие изобретения уже существуют в каком-то другом измерении. Надо только увидеть и понять, чему они должны послужить.

Но я отвлекся. Путешествия в сознании всегда мне помогали. В детстве — развлекали и дарили новых друзей. Позже — содействовали работе. Испытание Уорденклиффской башни открыло, чем может закончиться игра «младенца» с «топором». Миллионы вольт космического электричества, пропущенные через землю и вырвавшиеся на поверхность там, в районе реки Тунгуски. На этот раз ментальное путешествие демонстрировало мне не чудесные города и милые лица улыбающихся людей, а десятки километров поваленных, выжженных у корней деревьев. Гигантские территории мертвой тайги. Кедры и сосны, набиравшие силу десятки и сотни лет, убил я. Убил за секунды. На миг я представил, что это могла быть не безлюдная сибирская тайга, а один из тех городков, где меня привечали, когда я был ребенком. Я осознал — человечество хочет сколотить очередной «электрический стул» из материала, из которого можно было сделать люльку или обеденный стол. И я капитулировал. Сколько меня ни убеждали, что электрокосмическое оружие будет служить только средством обороны, я понимал — ружье нужно для убийства. Не важно, кто будет убит первым. Ружье стреляет в обе стороны.

Я умолял позволить продолжить мне работу над центром с целью дать энергию для жизни. Меня убеждали, что в данный момент актуальней энергия для смерти. Я противился, и мою первую ласточку, мою Уорденклиффскую башню разрушили. Для публики все представили банальней некуда: долг отелю, башня стала залогом и была демонтирована, а аппаратура распродана в счет долга. «Младенцу» не помогли ударить себя «топором», он разозлился и вышвырнул «топор».

Вы, наверное, спросите, при чем тут голуби? Еще немного терпения, друг мой. Как ни далеко кажется это от уже сказанного, поделюсь своей историей любви. Вы, вероятно, подумали о Кэтрин Джонсон, супруге моего друга и очень близком мне человеке. Она была дорога мне многие и многие годы, но связывали нас исключительно дружеские отношения. Или Вы вспомнили о Саре Бернар, чей шарф я хранил долгое время и очень дорожил им. Я преклонялся перед этой женщиной, но речь и не о ней. Я хочу поведать историю истинной любви ко мне существа, которое по своей природе не умело ни кокетничать, ни притворяться. Это была голубка. Удивительная птица с серыми крапинами на белых перьях.

Я тогда уже регулярно посещал угол 43-й улицы, но еще не разобрался, почему делаю это. Лишь чувствовал — с птицами я обретаю равновесие, которого мне так не хватало в жизни. Словно развязывался тугой узел из терзавших меня сомнений, и я начинал для себя что-то понимать.

Например, так случилось 18 мая 1917 года. В тот день в нью-йоркском Клубе инженеров был дан торжественный обед в мою честь. Независимая комиссия решила присудить большую медаль Эдисона за 1916 год мне. Надо сказать, я не был в восторге. Несколько раз отклонял предложение, полагая, что награда, носящая имя человека, чей потребительский подход к науке я считал недопустимым, будет сомнительным достижением. И все же, поддавшись увещеваниям друзей, согласился. Дурные предчувствия не обманули. Председательствующий в своей речи всячески подчеркивал заслуги того, чьим именем была названа знаменитая лампочка, и поносил его конкурентов. Моя фамилия за десять минут не упоминалась ни разу. Мне давали понять, что наше с Эдисоном противостояние окончилось его безоговорочной победой, а я — смиренно ем из рук победителя. Не выдержав, я выскочил из зала и отправился к голубям. Как раз настало время их кормления. Стоя среди птиц, вдруг ощутил, как нелепа моя обида. Как смешна эта дележка пирога, выматывающая гонка и травля. Унизительные частности скоро забудутся — останутся только результаты наших трудов. Я почувствовал такую свободу, словно воспарил над землей. Меня ничто больше не мучило, мне не хотелось ничего оспаривать, тратить время на доказательства своей правоты. Мне вдруг стали безразличны кривые усмешки и лицемерные поздравления. Хотелось просто жить, вдыхать этот весенний аромат, смотреть на птиц и работать… Я вернулся в клуб и произнес ответную речь без тени той неприязни, которая вспыхнула во мне в начале торжества. Кстати, золотая медаль потом пригодилась. Когда нечем было заплатить секретарям, я распилил ее и вручил в качестве гонорара.

Но вернемся к голубке. Напоминаю, в то время я еще не понимал, почему голуби таким удивительным образом меняют что-то во мне. Голубка, о которой я начал рассказ, была непостижимым созданием. Сначала я заметил, что она неизменно появляется, едва я начинаю сыпать корм. Однако прилетала она не только за ним. Птица без всякого страха садилась мне на ладонь, нимало не заботясь, что я могу сжать пальцы и ее косточки хрустнут тончайшими побегами. Она покоряла своей доверчивостью. Затем голубка перелетала на плечо и принималась тихо ворковать, окутывая меня невесомым теплом. Сердце таяло. Уверяю, подобное могут испытывать лишь трепетно любящие.

Я был когда-то влюблен. Мне тогда исполнилось лет двадцать. В начале наших отношений меня наполняла та же хрустальная легкость и нежность. Вершиной человеческой любви принято считать счастливый брак. Любовь у людей ценна не сама по себе, а лишь как средство для достижения гораздо более понятных благ: уютный дом, налаженный быт, продолжение рода и так далее. Трепет неизбежно сменяется будничными хлопотами: помолвка и поиск средств на нее, свадьба и список приглашенных, в который необходимо включить всех, кто так или иначе может посодействовать вашему семейному счастью. Это приятно, но ставит любовь на житейский фундамент, из нее улетучивается незримое, туманное, неизрекаемое. Конечно, у людей появляются иные радости: совместные обеды, покупка мебельного гарнитура или китайского сервиза, но того, невесомого, вернуть уже невозможно. Все стало слишком… человеческим. Другими словами, любовь у людей — промежуточный этап, а цель ее — комфорт.