Антология - Поэзия Латинской Америки
РЕНЕ ДЕПЕСТР[120]
Поэма о моей скованной родине
Перевод П. Антокольского
Вот лучи твои скручены сзади, как руки»Вот в лицо твоей песни нацелилась банда убийц.На усталых ногах твоей пляски железные обручи голода.
Я узнал тебя, родина, раньше, чем ты мне взмахнулаОкровавленной синей косынкой надежды.С детства, раннего детства я чувствовал дрожь твою — словно удавОбвивал меня грустной тяжелой лозой.С детства чувствовал горе твое — словно кровный близнецПроникал в глубину, в тайники моего ликованья.Вся избитая в кровь, вся в тоске, ты была, как вдоваОсужденного на смерть по подозренью в насилье.
Это ты, моя родина!Это холод ножа, стоит только тебе засмеяться,Это черная грязь торгашей на лице твоем.Это ты, моя родина, съежилась в утренней свежести маяИ свила себе грустное гнездышко в сердцеКакого-нибудь музыканта-бедняги.О разбитая грубым ударом гитара!Ты в наручниках. Ты на коленях.
Но в распахнутом пламени черных очей твоихВновь трепещет и блещет зеленая роща Свободы.Я стою пред тобой — низкорослая травка изгнанья,Я пою, так пою мою песню, что сердце вот-вот разорвется,Там, на самой вершине поруганной жизни!Восемь лет миновало, как ты, моя мать, провожала меня у ворога.И дрожала от горя и страха,И следила, как в теплом ноябрьском тумане,В голубом молоке исчезал самолет.Уносивший меня в неизвестную Францию,А она призывала меня голосами любимых поэтов.Ты в ту ночь расщедрилась на наставленья.Все слова негритянской семейственной нежностиЗакачались, как пестрые маки.Все рассказы твои о замученных неграхЗавели свою грустную горькую музыку:— Берегись вероломной зимы.Твои легкие могут не выдержать стужи.Будь веселым, приветливым парнем,Берегись тротуаров с девицами и со шпиками.Берегись их машин на весеннем асфальте.Их глубоких обманчивых рек.Берегись, если братом тебя назовут,И поделятся хлебом с тобой и вином,И усядутся рядом с тобою на землю, и юный твой разуйУсыпят в опьяняющем вихре.Береги свою черную кожу от красных ранений,Береги лепестки твоей плоти цветущей,Берегись каждой лужи, расплеснутой в полдень,Чтоб никто не осмелился лунных следов твоей крови стирать,Не заставил тебя поскользнуться.Так, одетый в сверкающий возраст народа,Безоглядно отдайся всем ярким надеждамИ вернись, озаренный любым человеческим рукопожатьем,И любою прочитанной книгой,И любым из кусков поделенного хлеба,И любою из женщин, с которой окажешься дружен,И любою однажды тобою распаханной новью,Ради золота завтрашней жатвы людской.
К Гаити
Перевод Л. Лозинской
Дождь родины, сильней, сильней стучив пылающее сердце,залей струей прохладнойнезатухающий огонь воспоминаний!
ГАИТИ…Вот уж сотни летя пишу на песке твое имя.И море каждый день его смывает…И горе каждый день его смывает…И утром снова я его пишуна тысячелетнем песке моего терпенья.
ГАИТИ…Проходят годы с их великим молчаньем моря.Есть еще мужество в крови.Но от случайности любой зависит тело,и разум мой не вечен.
ГАИТИ…Мы смотрим друг на другасквозь моря бесконечное стекло,и плачет в моих глазах одно желанье:пусть твой дождь прольетсянад моей неутолимой жаждой, над моей неутолимою тоской!
АНТОНИ ФЕЛПС[121]
Перевод М. Ваксмахера
Дерево
Повинуясь шепоту веток,ветер губы свои разомкнул,чтобы в зеленой тениразомлевшему лету поведатьтайны стиха и науку соцветий.
* * *Ни на что не похожее дерево,угловатое,выситсяпосреди одинокого дня,как упрек.Одинокое деревос лохматой листвой —как упрек небесам.
* * *Отражение деревав раме воды.Отражение деревана холсте синевы.Оскорбленное деревов раме гулкого ветракровью сочитсяи думает о семенах.
* * *Он во мне, этот образодинокого дерева,протянутого, словно рука,к ловушке лазури,к равнодушию небосвода,и голос его во мне —призыв одинокого дерева,крик, не знающий эха,хватающий за душу голосдерева —и цветына его ветвях.
ГВАТЕМАЛА
МИГЕЛЬ АНХЕЛЬ АСТУРИАС[122]
Сонет влюбленной любви
Перевод Риммы Казаковой
Бесчисленные мелочи ценя,то, без чего мы все так мало значим,любовь, помилуй, ослепи меня,пойми, мне больше незачем быть зрячим.
Слепому не нужны уже боиза счастье, что отвергнуто. Доколетерпеть, что не спешат черты моистать пустотой — из очертаний боли?
Ведь все равно замкнулся жизни кругтех, кто твоей немилостью отмечен.И руки не нужны без чьих-то рук,
и не к чему прислушиваться чутко,и ничему глазам ответить нечем,и без любви мертво любое чувство.
Сонет опечаленной любви
Перевод Риммы Казаковой
Зачем искать тебя в тебе, когда —во мне ты от начала и вовек.Едва надламываю стебли век —мы вместе, и душа собой горда.
Ту, что во мне, я, кроме немоты,от подлинной ничем не отличу.Тогда за что сражаться я хочу?О чем вздыхаю, коль со мною ты?
Взлетает цапля над простором вод,где отраженья-корня больше нет.Вода теперь сама — как небосвод.
Она глядит смятенно птице вслед.Вот так и я, пока ты вправду рядом,неверящим с тобой встречаюсь взглядом.
Сын твой, индеец…
Перевод Риммы Казаковой
Из прозрачных глубинты выходишь к солнцу, человек,жажда, дыханье,безмолвие статуи.Твой невесомый лик пробуждаетвсе вокруг.Бегут молодые твои облака.Мимо тебянепрерывно текут века,недоступно сливаясьс одинокой далекостью неба.Кто твой сон раздробил?Ты проснулсяуже в движенье, и с этих пориз потока, впадающего в водоем,ты выходишь — задумчивый и босой.
Ты идешь не спешапевучим просторомсвоей флейты, давая времяи влагу деснамборозд, чтобы сберечьзеленые зубыпосевов. Музыка мотыгишагает рядомто впадинам эха и прялок.Тот, кто живет, как ты,умирает смертью растенийи оставляет землю, сдобренную мечтой.За тобой гонится марево моря,но не догонит. О соленом моренет ничего в твоей истории.Только о пресных морях.
Спрессованное одиночество твоего пеклазаставило меня задуматься о тебе.Стал ли ты статуей моего ожиданья?Кто придет завтра?Позволь мне спросить об этом: о твоем сыне,изменчивом, как музыка реки,влажном, как ложе озера,несущем улыбку и бесконечность.О твоем сыне, индеец!
Индейская мудрость
Перевод Риммы Казаковой
Тебя нашли позади твоей тени.Закат за твоей спиной —вот причина твоего пораженья.Если солнце — в твоей груди,если ноги и голову оно золотит,ты неподвластен ни людям,ни богам, ни стихии.
А поверженный, ты видишь, не глядя,слышишь, не слушая, чувствуешь, не ощущая,разговариваешь безмолвно,осужденный на молчание,кровь твоих ран — твой вопль.
Какие травы укрылитвое дыханье тинахи, наполненной водой?Ты кладешь свое утро в золуи ворошишь его среди перьевокоченевших птиц, что поютв ожидании твоего смеха. Не гримасы. Смеха.Ох! Того невозвратного белозубого смеха.
Солнце опять войдет в твое горло,в твое сердце, в твое лицо,прежде чем нависнет ночная мгланад твоим народом,и такими человечьими будут крик, прыжок,сон, любовь и пища.
Сегодня есть ты, а завтратебя сменит такой же, как ты.Ни торопливости, ни нетерпенья.Неиссякаем род людской.Вот тут была долина, а сегодня — гора.Там был холм, а нынче — ущелье.Окаменевшее море стало хребтом,а застывшая молния — озером.
Пережить все перемены — вот твое назначенье.Ни торопливости, ни нетерпенья. Неиссякаем род людской.
Живой Неруда
