Мемуар. Стихи и переводы. 1965–2023 - Леонид Абрамович Юзефович

А на крышу твоей тюрьмы

Опадают сосен иголки.

1990-е

«Я помню, что проснулся рано…»

Я помню, что проснулся рано,

Что тихо было и тепло,

Едва-едва темнели рамы

Сквозь посветлевшее стекло.

Не знал я, что запомню это,

Как помнят то, пред чем в долгу, —

В начале дня, в исходе лета

Я выхожу на Селенгу.

Минуя бесконечный берег,

На запад тянется река,

Кулик бревно шагами мерит

По кромке влажного песка.

В начале дня, в исходе лета

На том далёком берегу

Листок багульника, что где-то

Успел прилипнуть к сапогу,

Снимаю, на воду бросаю.

Кружась, он падает у ног.

Он узок, он похож на саблю,

Мазутом мечен черенок.

О, эта точка, эта мета,

Пар над водой и шум в крови!

В начале дня, в исходе лета —

Лети, кружись, тони, плыви.

2000-е

«Чернеет ночь, белеет снег…»

Чернеет ночь, белеет снег,

Луна над крышами желтеет.

Домой приходит человек,

Включает свет и ужин греет.

Покуда чайник засвистит,

И пар из носика ударит,

Газетой он пошелестит —

Какой погодой ночь одарит?

Он стал внимателен теперь

К набегам туч, снегов круженьям,

Как женщина в поре потерь

К своим вечерним отраженьям.

Он знает: хрупок этот мир,

И камень этих стен непрочен,

И снег под сводами квартир

В каких-то книгах напророчен.

Ну а пока идут часы

Его вечернего уюта,

И свеж батон, и мягок сыр,

И чай заварен в меру круто.

2010-е

Зимняя дорога

Годик пожил – и всё, прощай,

И ушёл, опираясь на меч.

А у ней – ни ключа, ни плаща,

Леденеет она до плеч.

Перед ним – ни зги, ни пути,

Ни огня, ни звезды, ни встреч,

По следам его не найти,

Не утешить, не уберечь.

А ведь, было, совсем привык,

Понимал человечью речь,

Забывал кащеев язык…

И ушёл, опираясь на меч.

Что же делать, куда брести?

Чем согреться и как забыть?

Разве сердце зажать в горсти

И на счастье его разбить.

2015

Гадание по Лукрецию

Начало 1990-х, Москва, лето.

«Независимая газета»

проводит букинистический аукцион.

Один из лотов – Тит Лукреций Кар,

«О природе вещей»,

с экслибрисом Колчака.

Начальная цена – 50 долларов,

Огромные деньги.

Кто купил – не знаю.

Через двадцать лет напишу в сценарии:

1919 год, Омск, зима.

Бессильный диктатор,

                                 не устающий напоминать,

что диктатура —

                          учреждение республиканское,

бессонной ночью решил погадать

                                                        о будущем,

но Горация нет под рукой.

Раскрыл наугад Лукреция,

закрыл глаза,

ткнул пальцем в страницу, читает:

«Когда солнечный свет, проникая в жилище,

мрак прорезает лучами,

в этих лучах множество крошечных тел

                                                     ты увидишь —

мечутся взад и вперёд в пустоте неустанно,

бесцельно,

в вечном движенье

и в вечной борьбе пребывая».

2016

Мемуар

Мне комнату сдавали эти

Ревнители враждебных вер —

Старообрядец дядя Петя

И тётя Шура, из «бандер»,[3]

Кержак и греко-католичка,

Но брак был крепок, прочен дом.

Зимой топилась жарко печка

По блату купленным углём.

Их дом природа окружала,

Жарки цвели среди камней,

Чуть дальше Селенга лежала

С японским кладбищем над ней.

На сопках рядом – выше, ниже,

Уже и места нет крестам,

Чтоб в Судный День

                          восстать поближе

К разверзнувшимся небесам.

Для дяди Пети, тёти Шуры

Кресты у самой верхотуры

Поставил сын, гордясь собой.

Хоть сварены из арматуры,

Но фон – небесно-голубой.

2018

Спектакль

Выходит войско из ворот,

Угрюмо движется на сцену.

Толпится на стене народ,

Но войско не глядит на стену.

Кричат младенцы на руках,

Роняя слёзы сквозь бойницы,

А высоко в колосниках

Клубится пыль и реют птицы.

На доски каплет их помёт

И прорастает лебедою,

И умолкает пулемёт

И слышно пенье над водою:

«И вы, пришедшие, в свой срок

Узна́ете, как пахнет сцена,

Как вьётся гибельный дымок

В потоках лексики обсценной,

Как тяжелеют сквозняки

В партере и над царской ложей,

Как набухают желваки

Под истончающейся кожей,

Ведь мышь летучая сполна

Крылом задела наше знамя,

И куры не клюют зерна́,

И солнце не встаёт над нами.

У нас у всех одна судьба —

От короля до маркитантки,

От проститутки до весталки,

От консула и до раба».

2022

Следы

В юности я пытался писать верлибры.

Тетрадка потерялась,

наизусть ничего не помню.

Верлибр запоминается плохо.

Не утешит, если окажешься на войне,

в тюрьме, в больнице,

на необитаемом острове, —

и не будет ни телефона, ни книг.

Из всего, что было в этой тетрадке,

помню содержание нескольких строк:

бреду зимой по пустынному полю,

увязая в глубоком снегу,

и как только вытягиваю