Олег Егоров - Бульварный роман
Жить, под собой не чуя помела,
И узнавать фамилии в журнале.
Как старый клест, рассматривая шишки,
Я в них предпочитаю семена.
Но мне знакомы только имена,
И снова я готов в приготовишки.
Но кто к моим губам подносит палец?
Ужели рядом шарит нивелир?
Двух-трех еще приветливых квартир,
Молчи, молчи, пугливый постоялец.
1986
Есть новости из жизни черепах:
В их панцирного вида черепах
Текут такие медленные мысли,
Как будто разновидность черепах.
Еще от них отскакивают камни.
Иные, если точно рассчитать,
Травмируют серьезно окружение,
Которое является мишенью
Для, собственно, метания камней.
Теперь читайте следующий номер:
Они служить по двести с лишним лет
Способны, словно лезвие «Gillette».
И, говорят, способны к размножению.
1986
Шутим наотмашь – не даром, что щеки пунцовы -
Ширим размах закаленных в бою кулаков.
Будто не ходят зимой поезда в Одинцово?
Мертвый зверек на затылке – и буду таков.
Выйду на месте, пройду заметенным перроном.
Снег прибывает на все запасные пути.
Город под снегом белее, чем Крым под Бароном.
Это не важно, а важно – до леса дойти.
Вам не случалось в обличии красного зверя
Под наведенным стволом на охоте бывать?
Словно любимая женщина хлопнула дверью:
Силишься крикнуть, да более некого звать.
Я-то связной между вами. Слепая мембрана.
Слушаю, кто на сегодня у вас не в чести.
Город под белой чалмой как ревнитель Корана.
Это не важно, а важно – до леса дойти.
1986
Когда судьба взимает недоимки,
Готов я, вновь не помня ни о ком,
Кормить зверье зимою на заимке
С язвительным и скучным лесником.
Ночной порою желтые колючки
Под щелканье растопленной печи
Считать в окне, как гроши до получки
Служивые считают москвичи.
Иль, скинув лыжи, заново забраться
В соломенные, ветхие кресла,
Да слушать от хмельного домочадца,
Как их судьба по-своему трясла:
Про цветики всесильного Ягоды,
Про ягодки последующих лет…
И, устыдившись собственной невзгоды,
Купить один до города билет.
1986
Время терпит. Я иду согбенный
Через Москворецкий из гостей.
Молотки кремлевского Биг-Бена
Выпрямляют вмятины страстей.
Вон трофей гостиничного типа
Плещется внушительный в ночи.
Отворяй, сварливая Ксантиппа:
Демон подменил мои ключи.
Брошу в угол мокрые пожитки,
Сяду чай хлебать под изразцы:
Демонстрируй кафельные плитки,
Как орловцев водят под уздцы.
Время строит куры, государство
Строит нечто, мы же – свой уют.
Ты мне – как снотворное лекарство.
С чем тебя, бесхитростная, пьют?
1986
Завейся веревочкой радость гадать по реке,
Довериться руслу, изломанной следуя складкой,
Да тоже еще испытать переметы украдкой
И взвесить какого ни есть судака на руке.
Отмоемся разом от всей многолетней воды,
Уйдя с головою в неряшливый быт плотогонов.
Ужель, не растаяв в спасительной тряске вагонов,
В мозгу засочится хоть капля соленой беды?
Оденемся в грязное, выйдем, как водится, в свет,
В шантан оборванцев – бистро под названьем «У Бори»,
Где смуглый держатель, потея в киргизском уборе,
Забудет с «орли» подавать бесполезный совет.
Сам фетиш пустыни хронометры прятать велит,
Сорить разговором и планы расстраивать на день.
И только, что жизни вчерашней осколок надсаден:
Гнездится внутри и, по свежести верно, болит.
1986
Мне не надо твоих поздравлений:
Я давно областной депутат
От никем не учтенных явлений
И никак не отмеченных дат.
Унеси от меня эти спички
Зажигательных светлых речей:
Мне чужды времена обезлички
И веселые лица рвачей.
Я с тобой целоваться не буду,
У меня не такой документ.
Я измерил твою амплитуду
Колебаний в последний момент.
