Николай Максимов - Голое небо

«Весь день мой исполнен заботы…»

Весь день мой исполнен заботы,И я оглушен ей, покаПод вечер листочков блокнотаМоя не коснется рука.

И снова могущество мага,И день свой огромный отдашьЗа этот клочочек бумаги,За этот живой карандаш.

«Трагические древние герои…»

Трагические древние герои,Напыщенность — вот роковой удел,И я с недоумением смотрелВ кинематографе «Паденье Трои».

Но темы я не знаю благодарней,Чем эти, доблестью не хуже тех,Но любящие семечки и смех,Растрепанные, радостные парни.

Ночной стих

Я ночью и темный, и нищий,И стих мой — пустая сума;Но мир и достойней, и чище,Когда в нем полночная тьма.

Хоть солнца и жаль ей немножкоДля нищей и темной души,Лишь звездные черствые крошкиИ воздух ночной хороши.

Смотрю я на голое небо,На лунную рваную тьму,И крошки всемирного хлебаМою наполняют суму.

С вышки Исаакиевского собора

Да, установлено: его чертыАкадемично серы и бездушны,Но все-таки с орлиной высотыКазался он куда как простодушней.

И в розоватом мягком полусне,Среди туманных утренних пеленок,Могучий город улыбнулся мне,Как простодушно-ласковый ребенок.

И я хотел, но я не мог солгать,Не чувствовал, что он мудрец надменный,Что так гранитны эти берега,Что много-много помнят эти стены.

Нет, основательно забыты здесьИстории беспутства и злодейства,И право же, не сумрачная спесьЕго дворцы и шпиль адмиралтейства.

И розовым величьем упоен,Самих детей блаженней и капризней,В тумане утреннем проснулся он,Как бы для новой радости и жизни.

На берегу Вытегры

На фоне спокойствия серогоПонятны мне сосен кресты,Как белые камни на севере,Раздумья мои просты.

Нет, сердце мое не поправится,И крест мой не будет светлей,Но серое небо мне нравится,Застывшее в муке своей.

И в край, где спокойная Вытегра,И даль углубленно-гола,Сегодня пришел я, чтоб вытеклаПоследняя слабость из глаз.

Врач сказал

Врач сказал, что он не мог предвидетьДля моей болезни быстрый рост,Но что в левом легком нежный выдохПерешел уже в туберкулез.

И моей печалью углубленный,Я сегодня лето не люблю,Августовский воздух разреженныйИз глубоких далей я ловлю.

И уже в смертельном, легком танцеЛистья желтые летят,И уже болезненным румянцемПокрывается мой сад.

И уже не трудно мне предвидетьУвяданье этих крупных роз,И уж август, словно нежный выдох,Углубляется в туберкулез.

В баре

Как ветер, мысль моя крылата,Стремительна, как водопад,Когда веселый вентиляторИ музыка кругом шумят.

Мне больше ничего не надо,Я слышу этот пьяный шум,И легкомысленную радость,Как шарф мой шелковый, ношу.

Закрыл глаза, и снова: фетрыЗа дымкой нежно-голубой,И легкомысленные ветры,И к миру беглая любовь.

Прости меня. Я не с тобою,Не с музой — жадная, бог с ней, —С табачной дымкой голубоюЯ связан крепче и нежней.

И, словно ветер, мысль крылата,И вечный льется водопад,И музыка, и вентилятор,Как время легкое, шумят.

Закон (1-й вариант)

Хвала тебе, Закон, старик слепой!Твоя рука в сияющих запястьяхВознесена над миром и судьбой,И мы в Твоей неколебимой власти.

Вокруг тебя — суровый, вечный храм:Кадильницы планет, тобой заклятых,И пламенных дыханий фимиам,И кровь живых, мучительно распятых.

И в вышине — над гибелью живых —Звучание насмешливого хора…Горит рука в запястьях огневыхСтоящего над миром Дирижера.

Мы на Кресте спокойно примирились,Мы поняли проклятий шутовство,И мудрости жестокой поклонились,И мы — Твои, слепое божество.

Павловск

В этом парке надо чтить обряд:Поиграть старинною печалью,Погрустить, любуясь темной далью,Где туманы, дымы и закат.

Но чтоб мягче погрустили мы,Эти воды мертвенно-покойны,И круглятся плавные холмы,И деревья встали цепью стройной.

И всегда веселый этот стихЗдесь печалям сладким не изменит,В тихой думе на мосту оленей,У прудов студено-неживых.

Крез

Проходит жизнь, и мне не горько,Что я богатства не нашел,И в самой маленькой каморкеПросторно мне и хорошо.

И все свободнее теперь яВ мои спускаюсь тайники,Где поэтические перлыМоей любви, моей тоски.

Кровати жалкое железоИ небеленая стена,И все-таки богаче КрезаВладелец творческого сна.

У театрального фойе

Огни и тени. Легкие перилаИ переходов странные углы,И призраки гуляющих проплыли,И стынут неподвижные светилаВ спиральных клубах синеватой мглы.

Назойливо-блистательные люстры,И белый холод мраморных колонн,И дальней музыки неверный звон,Но мысли спутаны и слишком густоНадышан воздух, ласковый, как сон.

Закрыв глаза, я вижу снова залы,Прилив огней и лестницы пролет,За синей мглой блестят и дышат залы…И сна уж нет, и, чудным светом залит,Я чую вновь и толпы, и тепло.

И пусть легко в сумбурных переходахЗапутаться, и мысль — как смутный сон,И бесконечна лестница времен.Но что мне время, и что сон и холод!Я в синем дыме вовсе растворен.

Март

Только в марте и бываетСмертная тоска,И томят огни, трамваи,Лужи, облака.

И опять о счастье глупыйПлакал человек,И опять уныло хлюпалПод ногами снег.

«Ночью долго мне не спится…»

Ночью долго мне не спится,Память — душная темница,И тяжелые тискиСамой каменной тоски.

О несбыточной свободеЯ тоскую сам не свой,И вода в водопроводеГлухо плачет за стеной.

Я долго брел без цели

Я долго брел без думы и без целиСреди осенней сумеречной мглы,И лиловели тонкие стволыВ зеленовато-сером можжевеле.

И ветр, недавно певший еле-еле,Уже слагал безумию хвалы,И пенные бурунные валыЗеленошерстные вдали ревели.

И вот я видел ясно каждый вал,Звереющий, швыряя пеной шаткойНад каменной квадратною площадкой,Где я сонетом звонким измерял,

Как и во мне, и на море крепчалиПорывы дикой, яростной печали.

«Когда я безумно устану…»