Яна Джин - Неизбежное

(Пер. Н. Джин)

СТАНЬ НЕВИДИМКОЙ

Стань невидимкой. И замри, как статуя.Пусть время шествует сквозь плоть твою недвижную.Подвижное разрушить легче. Ратуетподвижный черепза движение булыжное.

(Пер. Н. Джин)

ПОДРАЖАНИЕ РУССКИМ

Ох, ты бесполая тоска по ничему,в которой мы незримы и незрячи,в которой все гадаем: почемуединой не дал Бог нам всем задачи?Ох, в середине слов — внезапный вздох!Ох, этот вздох, прервавший этот шёпот!Ты ждал, — спасёт нас если и не Бог,то суета и каждодневный ропот.Увы, ты тоже гончей побежалза вздохом собственным, но с Ох-ом он сомкнётся —пронзительно единым, как кинжал,проткнувший боль, которая вернётся.

(Пер. Н. Джин)

НЕТ, НЕ ОДНООБРАЗИЕ ПУГАЕТ

Нет, не однообразие пугает —пугает лень его живописать…Попытка слов придать какой-то смыслсуществованию — убога:она ему ни смысла ни придаст,ни быть не запретит…Так, миг за мигомлатая жизнь, остаться при своих…На знак «равно»взгляни, на жизнь пунктироммеж тем что «доказать» и что «дано».А можешь память вызвать на подмогу:припомнить жизнь,дорогу плюс дорогу,или подробней: скажем, крик грача…Без разницы. Ты выдохлась. Ничья.

(Пер. Вл. Гандельсман)

БОЛЬ

«Я умру от того, что немытый поем виноград…»

Больнее всего —что равнодушиюучишься в самом расцвете жизни.Оно неизбежно — как конец предписанный.И вводишь его — чтобы знать наизусть —в сердце, что подпортила грусть,но зато забыло как надо ждать,о собственном весе начав горевать.Больнее всего —что любимые самыеотучат тебя от веры,инстинкта,и чётко — как на учебной пластинке —растолкуют тебеанатомию грусти.Они же — родня — и окажутся теми,кто под кожу тебевведут сомненья.И ты, перестав их считать прегрешеньем,скажешь себе про грусть: Ну и пусть!Больнее всего —что взгляд незнакомца —когда на тебе вдруг остановится —разбудит сердце твоё и отправитв рифмованный и гарцующий бегза правдой, скрывшейся на ночлег.А если не он, не вырванный взгляд, —то фраза, вырванная из контекста,отбросит в юность, в забытое место:«Я умру от того, что немытый поем виноград…»Больнее всего —что некому будеттебе потом уже объяснить —как просто былопростою причудойдушу в самой себе воскресить.И подобно писаке, лишенному дараувидеть главное —но приставшему к частностям,ты, когда растратишься даром,пристанешь к тем, к кому непричастна.И станешь потом, потирая затылок,вспоминать эту фразу, как некий обряд:«Я умру от того, что немытый поем виноград…»

(Пер. Н. Джин)

ЗАМЕТКИ СОМНАМБУЛЫ

А сдаться жизни есть дело времени.Не дело выбора. Никак.Чем дольше ты будешь рыпаться,тем с большею мощью в рыльцеврежет тебе судьба свой кулак.И себе удивишься меньше,чем быстрее отъерепенишьсяи увидишь — как тихо спенишьсяв существованья шлак.Иди — отскреби себе новые суткипод этим — тоже скребомым — небом.Чеши асфальт. Бери у мухивзгляд чёрно-белый. Как если б не былодругих. У случайной уличной сукибери походку: от чёрной скукиплетётся в нескольких направленияхсразу, — как твоё в зеркалах отражение.Она, как и ты, живёт против лени.Других не ведая сопротивлений.Смотри — в эти рыхлые облакаснова вошла небоскрёба кирка.В его подножьи большое чудовищеистекает кровью, заверяя зевак,что Любовь — в бесконечно идущем побоище —умерщвляет Время так или сяк.И с предсмертным хрипом в последнем зевепадает в ноги зевающей Еве.Но в остальном всё спокойно и гнусно.Спокойно и гнусно во всём остальном.Мертвецам — и тем, наверно, скучно.В своём чёрно-белом мире чадномублажаешь себя мечтою всеобщей,картиной, одолженной у конца:всё хорошо, никто не ропщет —А в голове — пара унций свинца.Но вместо банального взрыва рифмыдолжная проза придёт образца,в котором ты в той же живёшь картине:с должным выраженьем лицапереходишь улицу с должной псиной.Шаг у неё, как у той, — рысца.Из вас двоих тебе, хозяину,пристало, пожалуй, больше печалиться.Хотя вы оба похожи крайне:одинаково листья на асфальте давитеи одинаковая в глазах одичалость.Но…Всё сравнимо за исключениемтоски, одичалости, огорчения.

(Пер. Н.Джин)

СОН — РАЗГОВОР С ПОКОЙНИКОМ

Спокойно: и раньше тебе объявлялся я ночью во сне,Нарушенном вскриком внезапным твоим в тишине.Меня уже нет. Я ушёл. Ты осталась стоять, как вопрос.А в комнате было темно. И по коже — мороз.Я снова привижусь тебе среди пустоты.С рукою простёртой, с мольбой об объятьи, но тыНе сможешь понять, что «На береге этом» не мыИграем на лютне. И ей не подпеть, ибо все тут немы.Я правду сказал говоря: Небытье — это хуже, чем ад.В опущенный занавес сцены пустой упирается взгляд.В раскрытой ладони издохла в агонии муха.Но хуже — что нет Небытья ни в помине, ни в духе…Молчанье одно. Ни души. Ни руки. И живётОдин только Тот, Кто, хихикая, чешет живот.И вряд ли резонно молиться: не то чтобы в усНе станет Он дуть, — Он, как все, малодушен и трус.Смотри: я — как было — один. И свободен тут — можно сказать.Отдам свою смерть за привычную жизнь и кровать.Повтор — не увечье, не зло. И не бойся клише.О, если б один только Дьявол, — но стыд лишь в душе…Глупец я — откладывал время всегда на потом.Глупица ты — клала монету всё время ребром.Покуда о встрече на береге этом мечтаешь и ты, —Я буду дивиться живучести глупости и ерунды.Ешё. Вот последний совет. Ты просила сама.Попроще живи. Без капризов чувств и ума.При слове «Прощай!» поглубже слезу проглоти.И песню сложи ещё на колыбельный мотив.Сложи её сыну неявленному, по пескамНезримой пустыни бредущему к берегамПотерянных вод — и потом перестань говорить,Что нет, между смертью и жизнью не тянется нить.

(Пер. Н. Джин)

КОМПРОМИСС

(Песня на два голоса)

Всё забудь.И отринь. И забудь.Всё. Особенно плоть.Чтоб ни слуха, ни духа.Ничуть, —ни слова их, ни путь,ни их боги тем более — н? твои.Всё забудь.Всё своё утаи.Всё забудь.Что мне их «накопить» и «купить»?«Дорожает пожрать и попить!»«Дай!» — бабёнке под юбку (онане упорствует: «на»)…Быт сильнее любви.Карой свыше не назовиочевидное: ближето, что ниже.Ниже пояса. Или травы.Ныне, в возрасте тридцати,обязуюсь быть тише воды,в ноги сильных мира сегопадать, более ничегоне иметь с нищетой босяка, —тем, что кормится воздухом сквозняка.Обязуюсь утешить родных,как дитя, пребывая при них.Чем не скука (не сука) в законе?Точка. Без вопросительной вони.Не люблю ни тоски, ни мозгине люблю, не люблю мелюзги,слёз, а также дорог, где ни зги, —совершая одну из карьерчеловеческих: с места — в карьер.

(Пер. Вл. Гандельсман)

ПРИНЯТИЕ

Аккорд.Но не лихой. Глухой.Дни начинаются, уходятс кивком ленивым головы и с вродев себя же обращённым взглядом.Поскольку глаз, лишившийся отрадыувидеть целое, предпочитает отступать.Ступая, отмеряешь в шаг? почвы пядь опять,и машинально, ни с того и ни с сего,шальные и безадресные мыслизахламливают головы твоей совок.Есть среди них и те, что прежде грызлитебя, пока в конце концов онине стали вдруг иголочно точныи перестали быть источником хлопот.Вот подметальщик твоего двора,а вот его метлы неспешный ход —и нарастающий в совке обычный хлам:бычки, осколки битого стеклаи голуби убитые вчера.Или вот эти уходящие колонныиз проигравших бой солдат;и цвет мундиров — монотонносерый — на фоне пляжа зимнего; и взглядлегко догадывается: уже давнозаброшено пространство это и сданотоске, проросшей тишиной и немотой,смиреньем с несложившейся судьбойи с тем, что реже, неохотнее прибойна серый пляж несёт уставшую волну,ещё одну, шипящую сквозь пену:«Уже почти конец… Уймись: не бейся в стену…»Но всё-таки такое лучше, лучше,гораздо лучше истерии изменений.Такое лучше,ибо меньше мучит,чем истерия ожидания, сомнений,надежд, переложения сегодняшнего грузана плечи завтрашнего дня,конфуза,которого потом не избежать,поскольку будущее любит лгать.Такое лучше, чем визжать и бить в ладоши,высматривая дали в небесах:они, как горизонт, — увы и ах, —к твоей приплюснуты спалённой солнцем роже.Такое лучше также простиранья рукв прошении извечном, чтобы вдруг,без упреждения, негаданно-нежданно,с небес посыпалась земной любови манна.В конечном счете, всяческого делаважнее, лучшеоткрыванье глаза;как всё кругом, и он достиг пределапереживания стыда;ни разуне убоится он отныне, что злодейпроткнёт и выколет его, что из людейхотя б один заставит обронитьслезинку или схоронитьеё за веками… Итак, такое — лучше,поскольку мертвецом тебе при случаевозможно притвориться;из сосуда,налитого пульсирующей болью,ты сможешь превратиться в грудугранита серого, которую ты воленвообразить как статую в бесцветном поле,как памятник себе, —и никакие голосауже не вынудят тебя скосить глаза.

(Пер. Н. Джин)