Георгий Шенгели - Собрание стихотворений

1917

ВАТИКАН

Из мягкого белого шелкаНа мне шелестит сутана.Шапочкой белого бархатаПрикрыта моя седина.Лиловые яхонты четок,Хмуро мерцая и рдея,Виноградной гроздью повислиНа белой тонкой руке.Тетрадь из плотной бумагиЦвета слоновой костиКордуанской узорной кожейДрагоценно переплетена.Сухой изящной латыньюПишу короткие фразы –Чеканенные медалиИз металлов прошедших веков.В гулкой тиши ВатиканаСлышно смутные шумы:В мире и в Городе — знаю –Юные орды встают.Подымаюсь на белую башнюИ, старчески медля, с балконаНовым urbi et orbiБлагословенно шлю.

1917

ПОЭТ

Одет монашески и коротко острижен,По миру шествуя легко и не спеша,Прямолинейною иглой карандашаОн вносит в книжечку слова церквей и хижин.И целомудренным размером осветлен,И умной скупостью расчисливая краски,Для ткани будущей сплетения и связкиВ устоях каменных натягивает он.И треугольником скульптурного отвесаПо уравнениям разметивши слова,Ведет нетленный стих. И пламенно жива,Взвиваясь к небесам, священная завеса.

1917

МОГИЛА БАРАТЫНСКОГО

Я посетил величественный город,Подземную безмолвную столицу,Где каждый дом украшен мавзолеем,А мавзолей отягощен крестом.Я проходил по мягкой меди листьев,Влеклись глаза вдоль твердых барельефов,И тлела мысль теплом и ломкой болью,Священные встречая имена.Но проходил, не замедляя шага.Меня манил неогражденный камень,Где иссечен великолепный профильДорически-прекрасного певца.О, чистота всесовершенных линий,Напрягшихся в певучем равновесьи,О, ясная и умная прохладаВ Финляндии зачатых Пропилей!О счастьи скорбь, томление о Музе,И мысли боль, и отягченный якорь,Что подняли марсельские матросы, –Всё в ясности отпечатлелось тут.

1917

ОСВОБОЖДЕНИЕ

Копьями солнца взнесенное,Здравствуй,Прохладное утро.ВетерМой парус надул,Белый,Как женская грудь,Сладко прижаться щекоюК его упругому кругу,В гулкую чашу егоТрепеты моря ловить.Женщины тело бездушноеЖалко свернулось у борта.Впалая грудьНе вдохнетСолью пропитанных струй.Что же мне слушатьВнимательным ухом,Как тайным брюзжаньемНежная кожа ееВ каждом изгибе звучит.Талатта, талатта!Дальше!Разверзни широкое лоно,Женское тело прими.В глубиЕго упокой,Я же,Один и отзывен,Навстречу солнцу,По зыби,Бешеным бегом звеня,Вспеню серебряный путь.

1917

СЕНАТ

У Тибра водопой. Вся конница врага.А в Капитолии, в белоколонной зале,Сенаторы себя к сиденьям приковали,И заседание под медные рога –Непрерываемо. Враг топчет берега,И, бронями кипя, пораскалились дали,Но память о былом, — о Пирре, Аннибале,Как последождная победная дуга.И, клятву выковав в произнесеньи четком, –Спокойный человек с квадратным подбородкомЗапаивает жезл в медь маленькой руки,И, чуя пиршество, чертят по небу птицы:По мрамору ступень упруги и легкиШаги Диктатора, — плеск молока волчицы.

1917

САНСКРИТ

В странно-знакомых словах, суровых словах санскрита –Смуглая кожа земли, — той, где струится муссон.В призвуках тайных и темных кроются лики дравидов,Преданных мертвой луне, солнцем сожженных людей.В плавно-певучих разливах широко отверстых гласныхВсплески высокой волны, — воли грядущих веков.И в трепетании смутном шорохов, шепотов, шумовСкорбные шелесты трав в мире бескрайних могил.

1917

EX ORIENTE UMBRA

Плащи из мутно-белого сукна,Разрез направо, алый крест налево.Их нежно вышивала королева,И женская рука была верна.Под медный плач латинского напеваКолышется органная волна,И сердца рыцарского глубинаВся рдеет от расплавленного гнева.Окончено. Звенящий вопль трубы.На весла тяжко налегли рабы,И в море мерно выплыли галеры.И с берега ловил их долго взгляд,Прощальный взгляд на тех, кто солнце верыПонес в провалы первых круазад.

1917

СЛОВАРЬ

Коринф. Коричневый. Коринка. Карий.Колье гортанно прозвучавших слов.Отраден мой сегодняшний улов:Мир и словарь — как море и акварий.Разглядывай резьбу радиолярийНе под покровом громовых валов,Но в хрустале недвижимых слоев,И бережливым будь, что антикварий.Так в малом целый познается мир.Так в блеске золота раскрыт Офир,И слово легкое — стигмат вселенной.Люблю слова, певучую их плоть:Моей душе, неколебимо пленной,Их вестниками воли шлет Господь.

1917

РУКОПИСИ ПУШКИНА

Как нежны, как надрывно милыИ этот пыльный аромат,И порыжелые чернилы,И росчерков округлый ряд.В сияньи Крымских побережий,В Михайловской тиши, — один, –Размашистые эти мрежиСплетал мой вечный властелин.Как выскажу? И слов мне мало:Здесь, где моя легла слеза,Его рука перебегалаИ медлили Его глаза.И эти влажные напевыНеистлеваемым зерномВздымают золотые севыНа поле выжженном моем.

1917

«Прибой на гравии прибрежном…»

Прибой на гравии прибрежномИ парус, полный ветерком,И трубка пенковая с нежнымБлагоуханным табаком.А сзади в переулках старыхГустеют сумерки. СтолыРасставлены на тротуарах.Вечерний чай. Цветов узлы.Черешен сладостные груды.Наколки кружевные дам.И мягкий перезвон посудыАккомпанирует словам.И так доступно измененьеДевятисот на восемьсот,Где жизнь застыла без движенья,И время дале не идет.И радостью волнует райской,Что впереди — свершенья летИ что фонтан БахчисарайскийЛишь будет в будущем воспет.

1917

ПОЭТАМ

Друзья! Мы — римляне. И скорби нет предела.В осеннем воздухе размывчиво паря,Над гордым форумом давно отпламенелаЗолоторжавая закатная заря.Друзья! Мы — римляне. Над форумом державнымВ осеннем воздухе густеет долгий мрак.Не флейты слышатся: со скрипом своенравнымТелеги тянутся, клубится вой собак.Друзья! Мы — римляне. Мы истекаем кровью.Владетели богатств, не оберегши их,К неумолимому идем средневековьюВ печалях осени, в томлениях ночных.Но будем — римляне! Коль миром обветшалымНам уготован путь по варварской земле,То мы труверами к суровым феодаламПойдем, Орфеев знак наметив на челе.Вливаясь в музыку, рычанье бури — немо.Какое торжество, друзья, нас озарит,Когда, отъяв перо от боевого шлема,Его разбойник-граф в чернила погрузит.Пусть ночь надвинулась. Пусть мчится вихрь пожара,К моим пророческим прислушайтесь словам:Друзья! Мы — римляне! И я приход РонсараВ движении веков предвозвещаю вам!

1918

ДЕРЖАВИН

Он очень стар. У впалого вискаТак хладно седина белеет,И дряхлая усталая рукаПером усталым не владеет.Воспоминания… Но каждый часЖизнь мечется, и шум тревожит.Все говорят, что старый огнь погас,Что век Екатерины прожит.Вот и вчера. Сияют ордена,Синеют и алеют ленты,И в том дворце, где медлила Она,Мелькают шумные студенты.И юноша, волнуясь и летя,Лицом сверкая обезьяньим,Державина, беспечно, как дитя,Обидел щедрым подаяньем.Как грянули свободные словаВ равненьи и сцепленьи строгомХвалу тому, чья никла голова,Кто перестал быть полубогом.Как выкрикнул студенческий мундирНад старцем, смертью осиянным,Что в будущем вскипит, взметнется пир,Куда не суждено быть званым…Бессильный бард, вернувшийся домой,Забыл об отдыхе, о саде,Присел к столу и взял было рукой, –Но так и не раскрыл тетради.

1918