Василий Жуковский - Том 2. Баллады, поэмы и повести
Пустынник*
«Веди меня, пустыни житель, Святой анахорет;Близка желанная обитель; Приветный вижу свет.
Устал я: тьма кругом густая; Запал в глуши мой след;Безбрежней, мнится, степь пустая, Чем дале я вперед».
«Мой сын (в ответ пустыни житель), Ты призраком прельщен:Опасен твой путеводитель — Над бездной светит он.
Здесь чадам нищеты бездомным Отверзта дверь моя,И скудных благ уделом скромным Делюсь от сердца я.
Войди в гостеприимну келью; Мой сын, перед тобойИ брашно с жесткою постелью И сладкий мой покой.
Есть стадо… но безвинных кровью Руки я не багрил:Меня творец своей любовью; Щадить их научил.
Обед снимаю непорочный С пригорков и полей;Деревья плод дают мне сочный, Питье дает ручей.
Войди ж в мой дом — забот там чужды; Нет блага в суете:Нам малые даны здесь нужды; На малый миг и те».
Как свежая роса денницы, Был сладок сей привет;И робкий гость, склоня зеницы, Идет за старцем вслед.
В дичи глухой, непроходимой Его таился кров —Приют для сироты гонимой, Для странника покров.
Непышны в хижине уборы, Там бедность и покой;И скрыпнули дверей растворы Пред мирною четой.
И старец зрит гостеприимный, Что гость его уныл,И светлый огонек он в дымной Печурке разложил.
Плоды и зелень предлагает С приправой добрых слов;Беседой скуку озлащает Медлительных часов.
Кружится резвый кот пред ними; В углу кричит сверчок;Трещит меж листьями сухими Блестящий огонек.
Но молчалив, пришлец угрюмый; Печаль в его чертах;Душа полна прискорбной думы; И слезы на глазах.
Ему пустынник отвечает Сердечною тоской.«О юный странник, что смущает Так рано твой покой?
Иль быть убогим и бездомным Творец тебе судил?Иль предан другом вероломным? Или вотще любил?
Увы! спокой себя: презренны Утехи благ земных;А тот, кто плачет, их лишенный, Еще презренней их.
Приманчив дружбы взор лукавый: Но ах! как тень, воследОна за счастием, за славой, И прочь от хилых бед.
Любовь… любовь, Прелест игрою Отрава сладких слов,Незрима в мире; лишь порою Живет у голубков.
Но, друг, ты робостью стыдливой Свой нежный пол открыл».И очи странник торопливый, Краснея, опустил.
Краса сквозь легкий проникает Стыдливости покров;Так утро тихое сияет Сквозь завес облаков.
Трепещут перси; взор склоненный; Как роза, цвет ланит…И деву-прелесть изумленный Отшельник в госте зрит.
«Простишь ли, старец, дерзновенье, Что робкою стопойВошла в твое уединенье, Где бог один с тобой?
Любовь надежд моих губитель, Моих виновник бед;Ищу покоя, но мучитель Тоска за мною вслед.
Отец мой знатностию, славой И пышностью гремел;Я дней его была забавой; Он все во мне имел.
И рыцари стеклись толпою: Мне предлагали в дарТе чистый, сходный с их душою, А те притворный жар.
И каждый лестью вероломной Привлечь меня мечтал…Но в их толпе Эдвин был скромный; Эдвин, любя, молчал.
Ему с смиренной нищетою Судьба одно дала:Пленять высокою душою; И та моей была.
Роса на розе, цвет душистый Фиалки полевойЕдва сравниться могут с чистой Эдвиновой душой.
Но цвет с небесною росою Живут единый миг:Он одарен был их красою, Я легкостию их.
Я гордой, хладною казалась; Но мил он втайне был;Увы! любя, я восхищалась, Когда он слезы лил.
Несчастный! он не снес презренья; В пустыню он помчалСвою любовь, свои мученья — И там в слезах увял.
Но я виновна; мне страданье; Мне увядать в слезах;Мне будь пустыня та изгнанье, Где скрыт Эдвинов прах.
Над тихою его могилой Конец свой встречу я —И приношеньем тени милой Пусть будет жизнь моя».
«Мальвина!» — старец восклицает, И пал к ее ногам…О чудо! их Эдвин лобзает; Эдвин пред нею сам.
«Друг незабвенный, друг единый! Опять, навек я твой!Полна душа моя Мальвиной — И здесь дышал тобой.
Забудь о прошлом; нет разлуки; Сам бог вещает нам:Всё в жизни, радости и муки, Отныне пополам.
Ах! будь и самый час кончины Для двух сердец один:Да с милой жизнию Мальвины Угаснет и Эдвин».
Адельстан*
День багрянил, померкая, Скат лесистых берегов;Реин, в зареве сияя, Пышен тек между холмов.
Он летучей влагой пены Замок Аллен орошал;Терема зубчаты стены Он в потоке отражал.
Девы красные толпою Из растворчатых воротВышли на́ берег — игрою Встретить месяца восход.
Вдруг плывет, к ладье прикован, Белый лебедь по реке;Спит, как будто очарован, Юный рыцарь в челноке.
Алым парусом играет Легкокрылый ветерок,И ко брегу приплывает С спящим рыцарем челнок.
Белый лебедь встрепенулся, Распустил криле свои;Дивный плаватель проснулся — И выходит из ладьи.
И по Реину обратно С очарованной ладьейПоплыл тихо лебедь статный И сокрылся из очей.
Рыцарь в замок Аллен входит: Все в нем прелесть — взор и стан;В изумленье всех приводит Красотою Адельстан.
Меж красавицами Лора В замке Аллене былаВидом ангельским для взора, Для души душой мила.
Графы, герцоги толпою К ней стеклись из дальних стран —Но умом и красотою Всех был краше Адельстан.
Он у всех залог победы На турнирах похищал;Он вечерние беседы Всех милее оживлял.
И приветны разговоры И приятный блеск очейВлили нежность в сердце Лоры — Милый стал супругом ей.
Исчезает сновиденье — Вслед за днями мчатся дни:Их в сердечном упоенье И не чувствуют они.
Лишь случается порою, Что, на воды взор склонив,Рыцарь бродит над рекою, Одинок и молчалив.
Но при взгляде нежной Лоры Возвращается покой;Оживают тусклы взоры С оживленною душой.
Невидимкой пролетает Быстро время — наконец,Улыбаясь, возвещает Другу Лора: «Ты отец!»
Но безмолвно и уныло На младенца смотрит он,«Ах! — он мыслит, — ангел милый, Для чего ты в свет рожден?»
И когда обряд крещенья Патер должен был свершить,Чтоб водою искупленья Душу юную омыть:
Как преступник перед казнью, Адельстан затрепетал;Взор наполнился боязнью; Хлад по членам пробежал.
Запинаясь, умоляет День обряда отложить.«Сил недуг меня лишает С вами радость разделить!»
Солнце спряталось за гору; Окропился луг росой;Он зовет с собою Лору Встретить месяц над рекой.
«Наш младенец будет с нами: При дыханье ветеркаТихоструйными волнами Усыпит его река».
И пошли рука с рукою… День на холмах догорал;Молча, сумрачен душою, Рыцарь сына лобызал.
Вот уж поздно; солнце село; Отуманился поток;Черен берег опустелый; Холодеет ветерок.
Рыцарь все молчит, печален; Все идет вдоль по реке;Лоре страшно; замок Аллен С час как скрылся вдалеке.
«Поздно, милый; уж седеет Мгла сырая над рекой;С вод холодный ветер веет; И дрожит младенец мой».
«Тише, тише! Пусть седеет Мгла сырая над рекой;Грудь моя младенца греет; Сладко спит младенец мой».
«Поздно, милый; поневоле Страх в мою теснится грудь;Месяц бледен; сыро в поле; Долог нам до замка путь».
Но молчит, как очарован, Рыцарь, глядя на реку…Лебедь там плывет, прикован Легкой цепью к челноку.
Лебедь к берегу — и с сыном Рыцарь сесть в челнок спешит;Лора вслед за паладином; Обомлела и дрожит.
И, осанясь, лебедь статный Легкой цепию повлекВдоль по Реину обратно Очарованный челнок.
Небо в Реине дрожало, И луна из дымных тучНа ладью сквозь парус алый Проливала темный луч.
И плывут они, безмолвны; За кормой струя бежит;Тихо плещут в лодку волны; Парус вздулся и шумит.
И на береге молчанье;И на месяце туман;Лора в робком ожиданье;В смутной думе Адельстан.
Вот уж ночи половина: Вдруг… младенец стал кричать.«Адельстан, отдай мне сына!» — Возопила в страхе мать.
«Тише, тише; он с тобою. Скоро… ах! кто даст мне сил?Я ужасною ценою За блаженство заплатил.
Спи, невинное творенье; Мучит душу голос твой;Спи, дитя; еще мгновенье, И навек тебе покой».
Лодка к брегу — рыцарь с сыном Выйти на берег спешит;Лора вслед за паладином, Пуще млеет и дрожит.
Страшен берег обнаженный; Нет ни жила, ни древес;Черен, дик, уединенный, В стороне стоит утес.
И пещера под скалою — В ней не зрело око дна;И чернеет пред луною Страшным мраком глубина.
Сердце Лоры замирает; Смотрит робко на утес.Звучно к бездне восклицает Паладин: «Я дань принес».
В бездне звуки отравились; Отзыв грянул вдоль реки;Вдруг… из бездны появились Две огромные руки.
К ним приблизил рыцарь сына… Цепенеющая мать,Возопив, у паладина Жертву бросилась отнять
И воскликнула: «Спаситель!..» Глас достигнул к небесам:Жив младенец, а губитель Ниспровергнут в бездну сам.
Страшно, страшно застонало В грозных сжавшихся когтях…Вдруг все пусто, тихо стало В глубине и на скалах.
Ивиковы журавли*
