Яков Вохменцев - Поэты Урала
Белла Дижур
ГОЛОС МАТЕРИ
Слово, сказанное от души,Правдой неподкупною согрето.Это слово через рубежиПролетает с быстротою света.Вот и я свой голос подаю,Материнский, смелый и правдивый…Вспомним тех, кто умирал в бою,Чтобы наши дети были живы,Чтоб на всей земле цвести садам,Чтоб расти республике Китайской,Чтоб свободный трудовой ВьетнамС нами шел на праздник первомайский.Женщина! Сынов далеких мать!Ты живешь в Париже, в Риме, в Чили,Но нигде не смеешь ты молчать!Нас одни заботы породнили.Женщина! Ровесница моя!Мне тебя, быть может, век не встретить.Но сложилось так, что ты и я —Мы теперь за всех детей в ответе.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Что прошло? Мгновение одноИли три неповторимых года.Как это чудесно и смешно:Колется небритый подбородок.
Я еще привыкнуть не могуК голосу, к движениям, к походке…В памяти еще я берегуНежные ребяческие нотки.
Чуть робею, если мы вдвоем,Будто ты чужой немножко маме,И нестройно песни мы поемС давними привычными словами.
Новые повадки и чертыЗаслонили прежний облик сына…Это ты. Но это и не ты,В офицерском кителе мужчина.
Владислав Занадворов
ПОХОДНЫЙ РЮКЗАК
Над моей кроватьюВсе годы висит неизменноПобуревший на солнце,Потертый походный рюкзак.В нем хранятся консервы,Одежды запасная смена,В боковом отделенье —Завернутый в кальку табак.Может, завтрашней ночьюПрибудет приказ управленьяИ, с тобой не простившись,Рюкзак я поспешно сниму…От ночлега к ночлегу —Лишь только дорога оленья,Да в мерцании сполоховБерег, бегущий во тьму.Мы изведали в жизниТак много бессрочных прощаний,Что умеем разлукуС улыбкой спокойной встречать,Но ни разу тебеНе писал я своих завещанийДа, по совести, что яИ мог бы тебе завещать?Разве только, чтоб рукописьБережно спрятала в ящикИ прикрыла газетойНеоконченный лист чертежа,Да, меня вспоминая,Склонилась над мальчиком спящим,И отцом бы, и матерьюСразу для сына служа.Но я знаю тебя —Ты и рукопись бережно спрячешь,От людей постороннихПрикроешь ревниво чертежИ, письма дожидаясь,Украдкой над сыном поплачешь,Раз по десять, босая,Ты за ночь к нему подойдешь.В беспрерывных походахНам легче шагать под метелью,Коль на горных вершинахОгни путевые видны.А рюкзак для тогоИ висит у меня над постелью,Чтобы сын в свое времяЗабрал бы его со стены.
ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО
Лишь губами одними бессвязно, все снова и сноваЯ хотел бы твердить, как ты мне дорога…
Но по правому флангу, по славным бойцам КузнецоваУраганный огонь открывают орудья врага.
Но враги просчитались: не наши — фашистские костиПод косыми дождями сгниют на ветру без следа,
И леса зашумят на обугленном черном погосте,И на пепле развалин поднимутся вновь города.
Мы четвертые сутки в бою, нам грозит окруженье:Танки в тыл просочились, и фланг у реки оголен…
Но тебе я признаюсь, что принято мною решенье,И назад не попятится вверенный мне батальон…
Ты прости, что письмо, торопясь, отрываясь, небрежноЯ пишу, как мальчишка — дневник и как штурман — журнал…
Вот опять начинается… слышишь, — во мраке кромешномС третьей скоростью мчится огнем начиненный металл?
Но со связкой гранат, с подожженной бутылкой бензинаИз окопов бойцы выползают навстречу ему…Это смерть пробегает по корпусу пламенем синим,Как чудовища, рушатся танки в огне и дыму…Пятый раз в этот день начинают они наступленье,
Пятый раз в этот день поднимаю бойцов я в штыки,Пятый раз в этот день лишь порывом одним вдохновеньяМы бросаем врага на исходный рубеж у реки!
В беспрестанных сраженьях ребята мои повзрослели.Стали строже и суше скуластые лица бойцов……Вот сейчас предо мной на помятой кровавой шинелиНепривычно спокойный лежит лейтенант Кузнецов.
Он останется в памяти — юным, веселым, бесстрашным,Что любил по-старинке врага принимать на картечь.Нам сейчас не до слез, — над убитым товарищем нашим?Начинают орудья надгробную гневную речь.
Но вот смолкло одно, и второе уже замолчало,С тылом прервана связь, а снаряды подходят к концу…Но мы зря не погибнем — сполна мы сочтемся сначала,Мы откроем дорогу гранате, штыку и свинцу!..
Что за огненный шквал! Все сметает. Я ранен вторично…Сколько времени прожито, — сутки, минута ли, час?Но и левой рукой я наганом владею отлично,Но попрежнему зорок мой кровью залившийся глаз…
Снова лезут, как черти! Но им не пройти, не пробиться…Это вместе с живыми стучатся убитых сердца,Это значит, что детям вовек не придется стыдиться,Не придется вовек и украдкой краснеть за отца!..
Я теряю сознанье… Прощай! Все кончается просто…Но ты слышишь, родная, как дрогнула разом гора?Это голос орудий и танков железная поступь,Это наша победа кричит громовое «ура!»
Леонид Куликов
ЗЕРНА МИРА
Позади — семь дней сраженья,Впереди — прорыв кольца.Горький ветер отступленьяЖег солдатские сердца.А пшеница налитаяК ним тянулась с полосы,Словно плакала, роняяКапли утренней росы.И, окинув взглядом синимШирь некошенных хлебов,Запыленный пехотинецМолча вышел из рядов.Он нарвал пучек отборныхКолосков — и снова в строй.Что он видел в этих зернах,Для чего унес с собой?Он держал их на ладониПо привычке мирных лет.— Славный сорт, у нас в районеВот таких, пожалуй, нет.Я судьбы своей не знаю,Но уж если суждено,Испытаю на АлтаеЯ смоленское зерно. —С той поры зимой и летомОн берег от всех невзгодВместе с новым партбилетомСвой заветный обмолот.Он прошел в боях упорныхЧуть не пол-Европы, ноСохранял сухим, как порох,Драгоценное зерно.Только раз не без причиныПрикоснулся к узелку:Этих зерен половинуОтдал чеху-бедняку.Ой, смоленская пшеница,Где ты только не была,Прежде чем сквозь все границыДо Алтайских гор дошла!Милый край весенним громомВстретил бывшего бойца,Фронтовик стал агрономом,Пыль походов смыл с лица.И достал из чемоданаЗерна мира — свой семфонд.Ради них он принял раны,Ради мира вынес фронт.И теперь в полях АлтаяТа пшеница прижиласьИ стоит, не полегая,Грузным колосом гордясь.
Николай Кутов
