Яков Вохменцев - Поэты Урала
САНКИ
Сыну — санкиС плюшевыми кисточками по бокам.— Нравятся?— Очень!— Беги на горку!Ног не чуя, бежит ЕгоркаК горке, к мальчишеским голосам.
Сел шахтер и наполнил трубку.Кружится, падает белый снежок.В новых валенках, в заячьих шубкахМчится детство с горы в лесок.
Санки… санки… И вдруг издалёкаТяжкое прошлое ожило в нем.Санки… санки… В забое глубоком.Плечи, натертые узким ремнем.
В голые пятки врезается уголь.Уголь на санках лежит, как скала.Мальчики тянут их друг за другомНа четвереньках ползут до ствола…
Санки… санки!.. Летят как птицы!У ребятишек счастливые лица.Кличет Егорка Отца на горку:
— Папа, поедем! Не страшно ничуть!«И впрямь… почему бы…» —С улыбкой подумал. —«Хоть с опозданьем, а все ж прокачусь…»
Марк Гроссман
РЕКА
К. Я. Горбунову
Лежим в окопах у Ловати.Почти в траншеи бьет волна.В сверканье взрывов на закатеРека угрюма и мутна.Ей долго быть чертою синейНа картах Ставки и штабных,Пока врагов не опрокинем,Пока не вдавим в землю их.Солдату высшая награда,Чтоб ты струилась широка, —И не рубеж, и не преграда,А просто синяя река,В которой мирно мокнут сети,Куда, уздечкою звеня,Приходит мальчик на рассветеПоить колхозного коня.
Ловать, 1941 г.
В СОЛДАТСКОМ ЗЕРКАЛЬЦЕ СЛУЧАЙНО
Илье Френкелю
В солдатском зеркальце случайноУвидишь свой висок седой,И станет на душе печально,Что ты уже немолодой.
Но завершив атаку дружно,Вернув стране еще село,Поймешь, что хмуриться не нужно.Что лжет бездушное стекло.
Пусть время лица наши сушит,Пусть годы гнут, а ты не гнись,А ты не в зеркало, а в душуВзгляни, солдат, и улыбнись!
1944 г.
ЧЕМ ЧУВСТВО БОЛЬШЕ…
Чем чувство больше, тем слова короче,Чем сердце чище, тем скромней язык.Мне по душе твои скупые строчки,К немногословным письмам я привык.
Зачем любви — признания и речи,Достаточно, чтобы счастливо прожить,«Люблю» сказать друг другу в первый вечерИ у могилы это повторить.
1945 г.
ЧЕТВЕРТЫЙ КАМЕНЬ
Сечет кусты и травы ливень,Им смята начисто жара.Все молчаливей, все тоскливей.Все выше кажется гора.
Свистит в ущелье мокрый ветер.Залит водой альпийский луг.Лежит солдат один в секрете,Один на десять верст вокруг.
Все выше сумрачные тени,И тают медленно во мглеМетелки редкие растений,Косые ребра на скале.
И только в самой верхней точкеНа фоне неба чуть видныПочти овальные, как бочки.На перевале валуны:
Один… другой… и рядом третий.Зияет котловины брешь.Лежит солдат один в секрете,За мир в ответе, за рубеж.
Он все укладывает в память:Далекий куст и выступ скал,Один, другой и третий камень —Они венчают перевал.
Беззвучна темнота слепая,Неслышно тянутся часы.Лежит боец в тропинку впаянУ пограничной полосы.
Бледнеет небо на рассвете.И чуть видны средь пеленыОдин… другой… и рядом третийНа перевале валуны.
Один… другой… и третий кряду…Четвертый камень!В тот же мигПрирос солдат щекой к прикладу,К траве исхлестанной приник.
. . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . .
Устало двигая ногамиПо мокрой осыпи пескаШагает вниз «четвертый камень»На шаг от кончика штыка.
Южная граница, 1950 г.
НАД КРОВАТКОЙ ДОЧЕРИ
Дочка спит. Над ее кроваткойВ полумраке сижу ночном.Белый бантик в косичке гладкой,Как ракушка в песке речном.Белый бантик. Тесемки лифаЕле светятся в полумгле.Ночь старухою тихо-тихоПробирается по земле.Вот она и подсела к дочке,Из мешочка достала сны, —И несется царевич в бочкеВ море яростной белизны.Рукавом повела старушка, —Мчится конь — огонь из ноздрей,И шагает в лесу избушкаБез окошек и без дверей.Осень. Дождик бормочет хмуроНа своем языке слова.Чьей-то маме друзья ТимураПомогают пилить дрова.Где-то вдруг зазвенели песни,В солнце, в зелени вся Москва,Ты проходишь по Красной ПреснеВ первомайские торжества.Спи же, спи, моя дорогая,Рядом старшая спит сестра,Ей досталась судьба другая,Ночи горькие у костра.Ты такого в судьбе не знала —Рева бомб на лесной тропе,Как сестра твоя в глушь бежала,Медвежонка прижав к себе.Как болели босые ножки,Как пекла она хлеб в кострах,Как в глазах ее, полных дрожи,Словно пламя, метался страх.Трудный, дочка, мне жребий вышел,Жил тогда я войной однойВместе с папами всех детишек,Со своею страной родной.Ты не знала военной хмури,Ты родилась в Москве, когдаОтшумели, промчались бурей,Кровью меченые года.Первой черточкою в тетрадкеПохвалилась вчера ты мне.…Я сижу над твоей кроваткойВ синем сумраке, в тишине.За окном — мирной песни слово.Гнев сжимает мне горло вновь:Нет, нельзя допустить, чтоб сноваПроливали злодеи кровь!Встаньте все — и отцы, и дети.Встаньте все, кто не глух, не слеп,Все, кто трудится на планете,Добывая свой честный хлеб.Встаньте все, кто погиб от пули,Кто был бомбой сражен в упор,Встаньте грузчики Ливерпуля,Виноделы кавказских гор,Встаньте матери Краснодона,Встаньте Мурмана старики,Знаменосцы! Вперед знамена!Кверху — сжатые кулаки!Встаньте все, кто прошел по аду.Вынес все на своих плечах, —Мы не можем позволить гадуСтрах зажечь у детей в глазах!Встаньте вместе, мужчины мира.Жены, матери всей земли,Не дадим сапогу банкираНаше счастье топтать в пыли!Мы когда-то недоедали,Нас работа валила с ног,Чтобы дети наши не зналиГоря, голода и тревог!Люди мира, труда и братства.На мою равненье страну!Мы обязаны все собратьсяИ войне объявить войну.Нашей Родине враг не страшен,Все у нас для отпора есть,С нами партия — совесть наша,Наша гордость и наша честь.Стиснем, люди, железной хваткойГорло горю, огню, войне!…Я над детской сижу кроваткойВ синем сумраке, в тишине.
Белла Дижур
ГОЛОС МАТЕРИ
Слово, сказанное от души,Правдой неподкупною согрето.Это слово через рубежиПролетает с быстротою света.Вот и я свой голос подаю,Материнский, смелый и правдивый…Вспомним тех, кто умирал в бою,Чтобы наши дети были живы,Чтоб на всей земле цвести садам,Чтоб расти республике Китайской,Чтоб свободный трудовой ВьетнамС нами шел на праздник первомайский.Женщина! Сынов далеких мать!Ты живешь в Париже, в Риме, в Чили,Но нигде не смеешь ты молчать!Нас одни заботы породнили.Женщина! Ровесница моя!Мне тебя, быть может, век не встретить.Но сложилось так, что ты и я —Мы теперь за всех детей в ответе.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
