Джордж Байрон - Беппо
XLVI
Италия! Не ты ль эдем земной!И не твоей ли Евой вдохновленный,Нам Рафаэль открыл предел иной!Не на груди ль прекрасной, упоенный,Скончался он! Недаром даже твойДа, твой язык, богами сотворенный,И он бессилен передать чертыДоступной лишь Канове[16] красоты!
XLVII
Хоть Англию клянет душа поэта,Ее люблю, — так молвил я в Кале,Люблю болтать с друзьями до рассвета,Люблю в журналах мир и на земле,Правительство люблю я (но не это),Люблю закон (но пусть лежит в столе),Люблю парламент и люблю я пренья,Но не люблю я преть до одуренья.
XLVIII
Люблю я уголь, но недорогой,Люблю налоги, только небольшие,Люблю бифштекс, и все равно какой,За кружкой пива я в своей стихии.Люблю (не в дождь) гулять часок-другой,У нас в году два месяца сухие.Клянусь регенту,[17] церкви, королю,Что даже их, как все и вся, люблю.
XLIX
Налог на нищих, долг национальный,Свой долг, реформу, оскудевший флот,Банкротов списки, вой и свист журнальныйИ без свободы множество свобод,Холодных женщин, климат наш печальныйГотов простить, готов забыть их гнетИ нашу славу чтить — одно лишь горе:От всех побед не выиграли б тори!
L
Но что ж Лаура? Уверяю вас,Мне, как и вам, читатель, надоелоОт темы отклоняться каждый раз.Вы рады ждать, но все ж не без предела,Вам досадил мой сбивчивый рассказ!До авторских симпатий нет вам дела,Вы требуете смысла наконец,И вот где в затруднении певец!
LI
Когда б легко писал я, как бы сталоЛегко меня читать! В обитель музЯ на Парнас взошел бы и немалоСкропал бы строф на современный вкус.Им публика тогда б рукоплескала,Герой их был бы перс или индус,Ориентальность я б, согласно правил,В сентиментальность Запада оправил.
LII
Но, старый денди, мелкий рифмоплет,Едва-едва я по ухабам еду.Чуть что — в словарь, куда мой перст ни ткнет,Чтоб взять на рифму стих мой непоседу.Хорошей нет — плохую в оборот,Пусть критик сзади гонится по следу!С натуги я до прозы пасть готов,Но вот беда: все требуют стихов!
LIII
Граф завязал с Лаурой отношенья.Шесть лет (а это встретишь не всегда)Их отношенья длились без крушенья,Текли чредою схожею года.Одна лишь ревность, в виде исключенья,Разлад в их жизнь вносила иногда,Но смертным, от вельможи до бродяги,Всем суждены такие передряги.
LIV
Итак, любовь им счастье принесла,Хоть вне закона счастья мы не знаем.Он был ей верен, а она цвела,Им в сладких узах жизнь казалась раем.Свет не судил их, не желал им зла.«Черт вас возьми!» — сказал один ханжа имВослед, но черт не взял: ведь черту впрок,Коль старый грешник юного завлек.
LV
Еще жила в них юность. Страсть унылаБез юности, как юность без страстей.Дары небес: веселье, бодрость, сила,Честь, правда — все, все в юности сильней.И с возрастом, когда уж кровь остыла,Лишь одного не гасит опыт в ней,Лишь одного, — вот отчего, быть может,Холостяков и старых ревность гложет.
LVI
Был карнавал. Строф тридцать шесть назадЯ уж хотел заняться сим предметом.Лаура, надевая свой наряд,Вертелась три часа пред туалетом,Как вертитесь, идя на маскарад,И вы, читатель, я уверен в этом.Различие нашлось бы лишь одно:Им шесть недель для праздников дано.
LVII
Принарядясь, Лаура в шляпке новойСобой затмить могла весь женский род.Свежа, как ангел с карточки почтовойИли кокетка с той картинки мод,Что нам журнал, диктатор наш суровый,На титуле изящно подаетПод фольгой — чтоб раскрашенному платьюНе повредить линяющей печатью.
LVIII
Они пошли в Ридотто. Это зал,Где пляшут все, едят и пляшут снова.Я б маскарадом сборище назвал,Но сути дела не меняет слово.Зал точно Воксхолл[18] наш, и только мал,Да зонтика не нужно дождевого.Там смешанная публика. Для васОна низка, и не о ней рассказ.
LIX
Ведь «смешанная» — должен объясниться,Откинув вас да избранных персон,Что снизойдут друг другу поклониться,Включает разный сброд со всех сторон.Всегда в местах общественных теснится,Презренье высших презирает он,Хотя зовет их «светом» по привычке.Я, зная свет, дивлюсь подобной кличке.
LX
Так — в Англии. Так было в те года,Когда блистали денди там впервые.Тех обезьян сменилась череда,И с новых обезьянят уж другие.Тираны мод — померкла их звезда!Так меркнет все: падут цари земные,Любви ли бог победу им принес,Иль бог войны, иль попросту мороз.
LXI
Полночный Тор обрушил тяжкий молот,И Бонапарт в расцвете сил погас.Губил французов лютый русский холод,Как синтаксис французский губит нас.И вот герой, терпя и стыд и голод,Фортуну проклял в тот ужасный часИ поступил весьма неосторожно:Фортуну чтить должны мы непреложно!
LXII
Судьба народов ей подчинена,Вверяют ей и брак и лотерею.Мне редко благосклонствует она,Но все же я хулить ее не смею.Хоть в прошлом предо мной она грешнаИ с той поры должок еще за нею,Я голову богине не дурю,Лишь, если есть за что, благодарю.
LXIII
Но я опять свернул — да ну вас к богу!Когда ж я впрямь рассказывать начну?Я взял с собой такой размер в дорогу,Что с ним теперь мой стих ни тпру ни ну.Веди его с оглядкой, понемногу,Не сбей строфу! Ну вот я и тяну.Но если только доползти сумею,С октавой впредь я дела не имею.
LXIV
Они пошли в Ридотто.[19] (Я как разТуда отправлюсь завтра. Там забудуПечаль мою, рассею хоть на часТоску, меня гнетущую повсюду.Улыбку уст, огонь волшебных глазУгадывать под каждой маской буду,А там, бог даст, найдется и предлог,Чтоб от тоски укрыться в уголок.)
LXV
И вот средь пар идет Лаура смело.Глаза блестят, сверкает смехом рот.Кивнула тем, пред этими присела,С той шепчется, ту под руку берет.Ей жарко здесь, она б воды хотела!Граф лимонад принес — Лаура пьетИ взором всех критически обводит,Своих подруг ужасными находит.
LXVI
У той румянец желтый, как шафран,У той коса, конечно, накладная,На третьей — о, безвкусица! — тюрбан,Четвертая — как кукла заводная.У пятой прыщ и в талии изъян.А как вульгарна и глупа шестая!Седьмая!.. Хватит! Надо знать и честь!Как духов Банко,[20] их не перечесть.
LXVII
Пока она соседок изучала,Кой-кто мою Лауру изучал,Но жадных глаз она не замечала,Она мужских не слушала похвал.Все дамы злились, да! Их возмущало,Что вкус мужчин так нестерпимо пал.Но сильный пол — о, дерзость, как он смеет!И тут свое суждение имеет.
LXVIII
Я, право, никогда не понимал,Что нам в таких особах, — но об этомМолчок! Ведь это для страны скандал,И слово тут никак не за поэтом.Вот если б я витией грозным сталВ судейской тоге, с цепью и с беретом,Я б их громил, не пропуская дня,Пусть Вильберфорс[21] цитирует меня!
LXIX
