Иван Крылов - Басни
Волк и Кот
Волк и́з лесу в деревню забежал, Не в гости, но живот спасая; За шкуру он свою дрожал:Охотники за ним гнались и гончих стая.Он рад бы в первые тут шмыгнуть ворота́, Да то лишь горе, Что все воро́та на запоре. Вот видит Волк мой на заборе КотаИ молит: «Васенька, мой друг! скажи скорее, Кто здесь из мужичков добрее,Чтобы укрыть меня от злых моих врагов?Ты слышишь лай собак и страшный звук рогов!Всё это ведь за мной». – «Проси скорей Степана;Мужик предобрый он», – Кот Васька говорит.«То так; да у него я ободрал барана». — «Ну, попытайся ж у Демьяна». —«Боюсь, что на меня и он сердит: Я у него унёс козлёнка». —«Беги ж, вон там живёт Трофим». —«К Трофиму? Нет, боюсь и встретиться я с ним:Он на меня с весны грозится за ягнёнка!» —«Ну, плохо ж! Но авось тебя укроет Клим!» —«Ох, Вася, у него зарезал я телёнка!» —«Что вижу, кум! Ты всем в деревне насолил, — Сказал тут Васька Волку, —Какую ж ты себе защиту здесь сулил?Нет, в наших мужичках не столько мало толку,Чтоб на свою беду тебя спасли они. И правы, – сам себя вини: Что ты посеял – то и жни».
Демьянова уха
«Соседушка, мой свет! Пожалуйста, покушай». —«Соседушка, я сыт по горло». – «Ну́жды нет, Ещё тарелочку; послушай: Ушица, ей-же-ей, на славу сварена!» —«Я три тарелки съел». – «И, полно, что за счёты: Лишь стало бы охоты, А то во здравье: ешь до дна! Что́ за уха! Да как жирна:Как будто янтарём подёрнулась она. Потешь же, миленький дружочек!Вот лещик, потроха, вот стерляди кусочек!Ещё хоть ложечку! Да кланяйся, жена!» —Так потчевал сосед Демьян соседа ФокуИ не давал ему ни отдыху, ни сроку;А с Фоки уж давно катился градом пот. Однако же ещё тарелку он берёт: Сбирается с последней силойИ – очищает всю. «Вот друга я люблю! —Вскричал Демьян. – Зато уж чванных не терплю.Ну, скушай же ещё тарелочку, мой милой!» Тут бедный Фока мой,Как ни любил уху, но от беды такой, Схватя в охапку Кушак и шапку, Скорей без памяти домой — И с той поры к Демьяну ни ногой.
Писатель, счастлив ты, коль дар прямой имеешь;Но если помолчать вовре́мя не умеешь И ближнего ушей ты не жалеешь,То ведай, что твои и проза и стихиТошнее будут всем Демьяновой ухи.
Кот и Повар
Какой-то Повар, грамотей,С поварни побежал своейВ кабак (он набожных был правил И в этот день по ку́ме тризну правил),А дома стеречи́ съестное от мышей Кота оставил.Но что же, возвратясь, он видит? На полуОбъедки пирога; а Васька Кот в углу, Припав за уксусным бочонком,Мурлыча и ворча, труди́тся над курчонком. «Ах ты, обжора! ах, злодей! — Тут Ваську Повар укоряет, —Не стыдно ль стен тебе, не только что людей?(А Васька всё-таки курчонка убирает.) Как! быв честным Котом до этих пор,Бывало, за пример тебя смиренства кажут, — А ты… ахти, какой позор! Теперя все соседи скажут: «Кот Васька плут! Кот Васька вор! И Ваську-де, не только что в поварню, Пускать не надо и на двор, Как волка жадного в овчарню:Он порча, он чума, он язва здешних мест!» (А Васька слушает, да ест.)Тут ритор[6] мой, дав волю слов теченью,Не находил конца нравоученью. Но что ж? Пока его он пел, Кот Васька всё жаркое съел. А я бы повару иному Велел на стенке зарубить:Чтоб там речей не тратить по-пустому, Где нужно власть употребить.
Петух и Жемчужное Зерно
Навозну кучу разрывая, Петух нашёл Жемчужное Зерно И говорит: «Куда оно? Какая вещь пустая!Не глупо ль, что его высо́ко так ценят?А я бы, право, был гораздо боле радЗерну Ячменному: оно не столь хоть видно, Да сытно».
Невежи судят точно так:В чём толку не поймут, то всё у них пустяк.
Зеркало и Обезьяна
Мартышка, в Зеркале увидя образ свой, Тихохонько Медведя толк ногой: «Смотри-ка, – говорит, – кум милый мой! Что это там за рожа? Какие у неё ужимки и прыжки! Я удавилась бы с тоски,Когда бы на неё хоть чуть была похожа. А ведь, признайся, естьИз кумушек моих таких кривляк пять-шесть:Я даже их могу по пальцам перечесть».— «Чем кумушек считать трудиться,Не лучше ль на себя, кума, оборотиться?» — Ей Мишка отвечал.Но Мишенькин совет лишь попусту пропал.
Таких примеров много в мире:Не любит узнавать никто себя в сатире. Я даже видел то вчера:Что Климыч на руку нечист, все это знают; Про взятки Климычу читают,А он украдкою кивает на Петра.
Белка
В деревне, в праздник, под окном Помещичьих хоро́м, Народ толпился.На Белку в колесе зевал он и дивился.Вблизи с берёзы ей дивился тоже Дрозд:Так бегала она, что лапки лишь мелькали И раздувался пышный хвост.«Землячка старая, – спросил тут Дрозд, – нельзя ли Сказать, что́ делаешь ты здесь?» —«Ох, милый друг! тружусь день весь:Я по делам гонцом у барина большого; Ну, некогда ни пить, ни есть, Ни даже духу перевесть». —И Белка в колесе бежать пустилась снова.«Да, – улетая, Дрозд сказал, – то ясно мне,Что ты бежишь, а всё на том же ты окне».
Посмотришь на дельца иного:Хлопочет, мечется, ему дивятся все: Он, кажется, из кожи рвётся,Да только всё вперёд не подаётся, Как Белка в колесе.
Филин и Осёл
Слепой Осёл в лесу с дороги сбился (Он в дальний путь было пустился).Но к ночи в чащу так забрёл мой сумасброд,Что двинуться не мог ни взад он, ни вперёд.И зрячему бы тут не выйти из хлопот,Но Филин вблизости, по счастию, случился И взялся быть Ослу проводником. Все знают, Филины как ночью зорки: Стремнины, рвы, бугры, пригорки,Всё это различал мой Филин будто днёмИ к утру выбрался на ровный путь с Ослом. Ну, как с проводником таким расстаться?Вот просит Филина Осёл, чтоб с ним остаться,И вздумал изойти он с Филином весь свет. Мой Филин господином Уселся на хребте Ослином,И стали путь держать; счастливо ль только? Нет:Лишь солнце на небе поутру заиграло,У Филина в глазах темнее ночи стало. Однако ж Филин мой упрям; Ослу советует и вкось и впрям.«Остерегись! – кричит, – направо будем в луже».Но лужи не было, а влево вышло хуже.«Ещё левей возьми, ещё левее шаг!» И – бух Осёл, и с Филином, в овраг.
Щука
На Щуку подан в суд донос,Что от неё житья в пруде не стало; Улик представлен целый воз, И виноватую, как надлежало, На суд в большой лохани принесли. Судьи́ невдалеке сбирались; На ближнем их лугу пасли;Однако ж имена в архиве их остались: То были два Осла,Две Клячи старые, да два иль три Козла;Для должного ж в порядке дел надзораИм придана была Лиса за Прокурора. И слух между народа шёл,Что Щука Лисыньке снабжала рыбный стол;Со всем тем, не было в судьях лицеприязни[7], И то сказать, что Щукиных проказУдобства не было закрыть на этот раз.Так делать нечего: пришло писать указ,Чтоб виноватую предать позорной казни И, в страх другим, повесить на суку.«Почтенные судьи́! – Лиса тут приступила,—Повесить мало, я б ей казнь определила,Какой не видано у нас здесь на веку:Чтоб было впредь плута́м и страшно и опасно — Так утопить её в реке». – «Прекрасно!» —Кричат судьи́. На том решили все согласно, И Щуку бросили – в реку́!
Листы и Корни
В прекрасный летний день, Бросая по долине тень,Листы на дереве с зефирами шептали,Хвалились густотой, зелёностью своейИ вот как о себе зефирам толковали:«Не правда ли, что мы краса долины всей?Что нами дерево так пышно и кудряво, Раскидисто и величаво? Что б было в нём без нас? Ну, право,Хвалить себя мы можем без греха! Не мы ль от зноя пастухаИ странника в тени прохладной укрываем? Не мы ль красивостью своей Плясать сюда пастушек привлекаем?У нас же раннею и позднею зарей Насвистывает соловей. Да вы, зефиры[8], сами Почти не расстаётесь с нами». —«Примолвить можно бы спасибо тут и нам», —Им голос отвечал из-под земли смиренно.«Кто смеет говорить столь нагло и надменно! Вы кто такие там,Что дерзко так считаться с нами стали?» —Листы, по дереву шумя, залепетали. «Мы те, — Им снизу отвечали, — Которые, здесь роясь в темноте, Питаем вас. Ужель не узнаёте?Мы корни дерева, на коем вы цветёте. Красуйтесь в добрый час!Да только помните ту разницу меж нас:Что с новою весной лист новый народится А если корень иссушится, — Не станет дерева, ни вас».
Скворец
