Довид Кнут - «Особенный воздух…»: Избранные стихотворения
«Я в центре возникающего мира…»
Я в центре возникающего мира.По радиусам от меня бегутДеревья, камни, храмы и трактиры,Где суетятся смерть, любовь и труд.
Мир призраков, свободный и безбрежный,Вдруг воплотился, ожил и живет,И, повинуясь воле центробежной,Встает и крепнет, ширится, растет.
Мне каждый шаг являет воплощенье:Вот дом возник из дыма и песка,Взглянул — и вот, в невероятной лени,Катятся голубые облака…
Моим хотеньем, чувственным и грубым,Рожден пленительный и сложный мир:Летит авто, дымятся в небе трубы,И реют звуки еле слышных лир.
«Из моего окна гляжу глубоко вниз…»
Из моего окна гляжу глубоко вниз.Мне многое видней с моей высокой крыши.Качает небеса голубоватый бриз.Рождаются слова. Мы скоро их запишем.
Дрожит мой старый дом. Он стар, мохнат, но твердИ не его страшит ветров непостоянство.Мы скоро поплывем в небесный тихий порт,На звездные огни, в чистейшие пространства.
Мой дом отчаливает. Глуше бьет прибой.Мы погружаемся в морской неверный вечер.Неведомых друзей приветствую рукой:Прощайте, милые, до скорой братской встречи.
Прощайте, милые, я покидаю васИ в этот строгий час, глухонемой, суровый,Вам тороплюсь сказать в последний разПростосердечное и дружеское слово:
Я видел много бед и всяческого зла,Тщету людской судьбы, затейливой и нищей,Я знал живых людей, обугленных до тла,И слышал голоса лежащих на кладбище.
Я видел, как весной здоровый человекСреди веселого земного изобилья,Стоял и каменел, не поднимая век,И каменно рыдал от страха и бессилья.
Как человек бросал жену свою и матьИ уходил блуждать, от скуки безумея,И было нечем — незачем — дышать,И воздух был ему гранита тяжелее.
Я слышал вой в ночи — нечеловечий зык,Отчаянье живых пред гибелью бесцельной.Таких не знает слов ни мой, ни ваш язык,Чтоб рассказать об этой скорби беспредельной.
…И все же, уходя в поля иных времен,Пред непроглядной мглой блужданий и открытий,Всем знанием моим нелегким укреплен,Вам говорю, друзья: живите и живите.
Воздайте Господу великую хвалу,Закрыв сердца хуле, сомненью, укоризне,За колыбель и гроб, за свет дневной и мглуЗа хор пленительный многоголосой жизни.
«В дремучей скуке жизни бесполезной…»
В дремучей скуке жизни бесполезнойБлюсти закон и ежедневный блуд,Работать, есть и спать почти над безднойВот праведный и мужественный труд.
Жить полной волей, страстной и упрямой,В однообразьи оловянных дней.Ходить упруго, весело и прямоНавстречу верной гибели своей.
Нет подвига достойнее и выше:Так жить, чтоб ничего не отдаватьНи за бессмертье, что порой предслышимНи за прошедших жизней благодать.
Посвящение
Благая весть с блаженной высоты,Ты,Свет радости в зияньи пустоты,Ты,Мой проводник на поприще мечты,Прими вот эти бедные листы,Свидетелей трудов и чистоты,Ты!..
Восточный танец
В ответ на знак — во мраке балаганаРасторгнуто кольцо сплетенных рук,И в ропоте восставших барабановТанцовщица вступила в страстный круг.
Плечо и грудь вошли степенно в пляску,В потоке арф нога искала брод,Вдруг зов трубы — и, весь в легчайшей тряске,Вошел в игру медлительный живот.
О, упоенье медленных качаний,О, легкий шаг под отдаленный свист,О, музыка неслыханных молчаний,И — вдруг — удар, и брызги флейт и систр!
Гроза. Безумье адского оркестра,Раскаты труб, тревожный зык цимбал.Как мечется испуганный маэстро,Но все растет неукротимый вал.
И женщина — бесстрашная — вступилаС оркестром в сладострастную борьбу.Ее из мрака музыка манила —И шел живот — послушно — на трубу.
Но женщина любила и хотела —И, побеждая напряженный пляс,Она несла восторженное телоНавстречу сотням раскаленных глаз.
О, этот час густой и древней муки:Стоять во тьме, у крашеной доски,И прятать от себя свои же руки,Дрожащие от жажды и тоски.
«Я был пылинкою в игре миросмешений…»
Я был пылинкою в игре миросмешений,Я еле был — в полунебытии…Душа качала в первобытной лениВидения бесцветные свои.
Я шел, кружась, сквозь пустоту и бездны,Сквозь сладость первозданного огня,Весь осиянный счастьем бесполезным,Неудержимой радостью звеня.
И там, где — ветром никогда не бита —Душа росла в пространствах, как траваГде шли, моим покорные орбитам,Веселые и нужные слова,
Где тишина цвела, благоухая миром,Пришла ко мне — и возмутила кровь!Из хаоса и тьмы грохочущего МираНезваная враждебная любовь.
Она пришла ко мне безжалостно и грубоСломать мой круг, мой стих, мою судьбу.И душу обожгла, и опалила губы,Чтоб солью огненной томить мою алчбу.
Вот ворвалась, пошла кружить и бесноваться,Дыша стыдом, томленьем и тоской…Остерегайся, ты, посмевшая ворватьсяВ мой гармонический покой!
В пустыне и огне, к отравленным колодцам,Как некогда, меня швырнуть ты хочешь вновь,Но снова — твердь и горд, иду с тобой бороться.Любовь, обрушься! Трепещи, любовь!
Не доверяй себе. Беги единоборства!Вот в этом теле — бедном, как ковыль —Сокровища стихов, терпенья и упорства,Которые скалу разрушат в пыль.
Тяжка твоя ладонь — и я паду, быть может,Но ныне я тебе велю:Не слушай — не поверь! — дрожи смертельной дрожью,Когда я крикну, сломанный — «люблю».
«…Нужны были годы, огромные древние годы…»
…Нужны были годы, огромные древние годыПсалмов и проклятий, торжеств, ликований — и мглы,Блистательных царств, урожаев, проказы, невзгоды,Побед, беззаконий, хвалений и дикой хулы,
Нужны были годы, века безнадежных блужданий,Прокисшие хлебы и горький сжигающий мед,Глухие века пресмыканья, молитв и рыданий,Пустынное солнце и страшный пустынный исход,
Мучительный путь сквозь пожары и дымы столетий,Извечная скука, алчба, торжество и тоска,Затем чтоб теперь на блестящем салонном паркетеЯ мог поклониться тебе, улыбнувшись слегка.
Какие пески отдаляли далекую встречу,Какие века разделяли блуждающих нас,А ныне мы вместе, мы рядом, и вот даже нечемЗасыпать пустыню и голод раскрывшихся глаз.
И только осталось твое озаренное имя.Как хлебом питаться им — жадную душу кормить,И только осталось пустыми ночами моимиЗвериную муку мою благодарно хранить.
Спокойно платить этой жизнью, отрадной и нищей,За нежность твоих — утомленных любовию — плеч,За право тебя приводить на мое пепелище,За тайное право: с тобою обняться и лечь.
«О, упоенье крепкое: еще не полюбя…»
О, упоенье крепкое: еще не полюбя,За радость допотопную уже предать себя.
Руки еще не трогая, уже торжествовать —Предвидеть столь и трапезу, и дружбу, и кровать…
О, полнота последняя: ни слова не сказав,Смотреть в твои прекрасные — пустынные — глаза.
«Два глаза — два окна в победоносный воздух!..»
