Велимир Хлебников - Том 4. Драматические поэмы. Драмы. Сцены

Оля. Родной мой, заплаканы глазки твои, обидели тебя, дай я слезки твои эти платочком утру. (Подымается на цыпочки и утирает ему слезы). Успокойся, батюшка, успокойся, стоит из-за них, проклятых, беспокоиться, улыбнись же, улыбнись! На, рябиновку налью, вот выпей, она помогает, вот мятные лепешки, и свечку возьми в черном подсвечнике, он тяжелее.

Звонок.

Поля. А это от моли насыпь в сундук. (Прыгает с подсвечником в руке. Она с победоносным видом запирает на ключ, оглядывает и, подбоченясь, выходит в переднюю).

Голос в передней. Доброе утро! М-м э-э… Па… Нико… э-э?

Оля. Царство ему небесное! Вот… хмык, хмык (плачет)… увезли, спрятали. Увезли, а он, сердечный, – живёхонек!

Голос в передней. То есть? Э-э – тронулась старуха, совсем рехнулась! Э-э это чудо, это э-э, можно сказать, случай! Оля. Умер, батюшка, умер, с полчаса только, ну что мне, старой, божиться – ногами в гробу, а он умер, честное слово… а вы, может быть, куда-нибудь торопитесь, спешите… А? а то посидите, отдохните, если устали… уж уйду свечу поставить, знаете, обычай… вы отдохните, посидите в гостиной, покурите, а ключа не дам ни за какие смерти, режьте, губите, волоките на конских хвостах белое тело мое, только не дам ключа, вот и весь сказ. Посидите в гостиной, не бойтесь.

Он. Того…

Оля. Да вы не спешите, куда же вы торопитесь? Ушел таки… А странный, говорит, случай. (Стучит ключом в шкап). Ушел, соглядатай проклятый, уж я и так и так…

Поля. Что, ушел?

Оля. Ушел, родной.

Поля. Ну и слава богу! И хвала ему за то, что ушел. А я сижу здесь да думаю, что и как оно обернется, а оно всё к лучшему. Оля. Уж я ему: да вы куда-нибудь торопитесь, может быть, спешите… А ему всё невдомек, прости господи. Да ты выдь, батюшка. Опять звонок! И отпирать не буду, прямо скажу – больна, да при смерти! Кто там? (Неясный ответ). Больна, сударь мой, больна.

Голос неизвестного. Я врач.

Оля. А у меня, сударь, такая болезнь, что увижу врача – или метла в руку прыгает или кочерга, а то воды кувшин или еще что хуже.

Голоса за дверью. – Что? – по-видимому! Как быть?

– А бог с ней! нам-то что?

– Пусть себе ездит на помеле.

Оля. Ушли, удалой мой, ушли.

Поля. Что-то глуховат…

Оля. Я им метлой, как тут не уйти. (Отпирает ключом дверь. Накрывает на стол). Уедем в деревню… не хорошо: певчие, чужие люди, лошади в шляпах.

Старая усадьба. Столетние ели, березы, пруд. Индюшки, куры. Они идут вдвоем.

Поля. Как хорошо, что мы уехали! до чего дожили – в своем дому пришлось прятаться… послушай, ты не красишь своих волос?

Оля. Зачем… а ты?

Поля. Совсем нет, а помнится мне, они были седыми, а теперь точно стали черными.

Оля. Вот слово в слово. Ведь ты стал черноусым, тебе точно лет 40 сбросили, а щеки как в сказках – молоко и кровь. А глаза, глаза чисто огонь, право! Ты писаный красавец, как говорили деды в песнях старых. Что за притча такая?

Поля. Ты видишь, кстати, наш сосед приехал к нам и об естественном беседует подборе с Нинушей. Смотри да замечай, не быть бы худу.

Оля. Да-да, и я приметила. А Петя бьет баклуши, пора учиться отдавать.

Поля. К товарищам, пускай собьют толчками и щипками пух нежный детства. Не дай бог, чтоб вырос маменькин сынок. Оля. Ну, уж пожалуйста! Помнишь ты бегство без шляпы, извозчика, друзей, родных?., тогда он вырос и конский колыхался хвост над медной каской и хмурые глаза смотрели на воина лице угрюмом, блестя огнем печально-дорогим, а теперь пух черный на губе, едва-едва он выступает, как соль сквозь глину, – опасная пора, чуть-чуть не доглядишь и кончено.

Подходит Петя с ружьем и вороном в руке.

Петя. Я ворона убил.

Оля. Зачем, зачем, кому же надо?

Петя. Он каркал надо мной.

Оля. Обедать будешь ты один сегодня. Запомни, что, ворона убив, в себе самом убил ты что-то.

Петя. Я сыт, я сливки пил у Маши.

Оля. У Маши? Завтра ты уедешь!

Поля. Да, сударь, рано, очень рано!

Петя. И хлеба черный кус она мне принесла.

Поля. Пора служить!

Петя. Кому, чему? себе согласен, а также милым мне.

Поля. Приятно слышать! А, происхождение видов! Добро пожаловать к нам в гости! Нинуша, Иван Семенович здесь! Не правда ли, что у обезьян в какой-то кости есть изъян? Мы не учены, но любит старость начитанных умы.

Оля. Ушли куда-то…

Поля. Как будто бы в беседку.

<Оля.> Опасная соседка!

Поля. Беседка… м-м… пора, пора.

Появляется сияющая Нинуша.

Нинуша. Он… он…

Отвечая на молчаливый вопрос говорит: «Да, да!»

Нина. …Он начал про Дарвина, а кончил так невинно: «На небе солнце есть…», а после: «Я имею честь…», и сделался совсем иной и руку поцеловал слюной.

Поля. Я очень рад, я очень рад, будь весела, здорова, умна, прекрасна и сурова.

Нина. Об этом знала я тогда, когда сидели мы в саду на той скамье, где наши имена в зеленой краске вырезаны им, и наблюдали сообща падучих звезд прекрасный рой, и козодой журчал вдали и смолкли шепоты земли.

Поля. Давно ли мы, теперь они, а там и вы – так всё сменяется на свете.

Нина. Но видишь, он стоит под деревом, и я скажу ему: согласна. Согласен? (Хватает за руну).

Поля. М-м-м.

Лодка, река. Он вольноопределяющийся.

Поля. Мы только нежные друзья и робкие искатели соседств себе, и жемчуга ловцы мы в море взора, мы нежные, и лодка плывет, бросив тень на теченье, мы, наклоняясь над краем, лица увидим свои в веселых речных облаках, пойманных неводом вод, упавших с далеких небес, и шепчет нам полдень: о дети… Мы, мы свежесть полночи.

С связкой книг проходит Оля и навстречу идет Поля, он подымается на лестницу и произносит молитву.

Оля. Греческий?

Поля. Грек.

Оля. А у нас русский.

Встречаются через несколько часов.

Оля. Сколько?

Поля. Кол, но я, как Муций Сцевола, переплыл море двоек и, как Манлий, обрек себя в жертву колам, направив их в свою грудь.

Оля. Прощай.

Поля и Оля с воздушными шарами в руке, молчаливые и важные, проезжают в детских колясках.

1913

Ошибка смерти*

Действующие лица: Барышня Смерть, 12 посетителей и 13-й посетитель.

Место действия: харчевня веселых мертвецов-трупов с волынкой в зубах.

Барышня Смерть. Друзья! Начало бала Смерти. Возьмемтесь за руки и будем кружиться.

Запевало.

В шали шалый шел.Морозный слышу скрежет,Трещит и гнется пол,Коготь шагающий нежит.Ударим, ударим опять в черепа,Безмясая пьяниц толпа.Там, где вилось много вервийНежных около висков,Пусть поют отныне червиПесней тонких голосков.Мой череп по шов теменнойРасколется пусть скорлупой,Как друга стакан именной,Подымется мертвой толпой.Жив ли ты, труп ли ты, пой-ка!Да славится наша попойка,Пусть славится наша пирушка,Где череп веселых – игрушка,И между пирушки – старушкаИ с пьяною рожей старец веселья,Закутан рогожей, – он князь новоселья!Всё, от слез до медуницы,Всё земное будет «бя».Корень из нет-единицыВолим вынуть из себя.Довольно! (Останавливает круг).

12 гостей. Теперь что делать, барышня Смерть?

Барышня Смерть

Ты часы? Мы часы!Нет, не знаешь ни аза,Кверху копьями усыИ закрой навек глаза!Там, где месяц над кровлей повис,Стрелку сердца на полночь поставьИ скажи: остановись!Всё земное, – грезь и явь.В старинном сипеНочных дверейПогибни, выпей,Умри скорей.Как бусы ниток,Виденья днейРассыпь, нишкни такИ стань бледней.Бледней и шатайся…

Окончим бал Смерти, господа! Я устала. Я сяду.

Мы летели, мы дышали,И на теле эти шали,Точно птицы, пав на снег,Подымая нас на смех,Знали, есть обед из нег.Вот. Тот мот, –Кто-то, что лучшеЗа гробом чарующей тучи.

Берет соломинку и пьет вишневый сок из стеклянного стакана. 12 гостей делают то же. Длинный стол, крытый белым. В стаканах красное, темное. У некоторых черепов черные губы.