Вячеслав Ладогин - Спички
Кавказский пленник
(романтическая поэма)
Вместо пролога. Псалом 1191. Печально с Отцом говорю,Он слышит: «Избавь меня, Отче!2. Предателей слушать нет мочи,Нет сил – доверяться льстецу и вралю».Сулит тебе сахарный рот,Увидишь, – обильный прибыток:Точёные стрелы высотИ угли язвительных пыток.3. Я мыкаю горе в шатрахКидарских, сбежав от гоненья,4. Долгие годы я прожил вот так —В ладу с кровопийцами всё это время!5. Мне стоило слово сказать —Со мной без причины войну начинали!Ты слышишь, Господь, эту песню печали:«Когда же, когда же вернусь я назад?»
Проста механика поэзии моей,Как костюмированный бал, как бред Декарта,Как честный скальпель в кулаке Ролана Барта:Взять с бородой сюжет, взять двух любых людей,Взять самого себя и выставить неряхой,Вложить жаргон в уста, не причесать вихров,Для декораций взять местечко будь здоров,И всё. А после заходиться певчей птахой.К примеру вот он я, как яблочко румян,Сижу в кофейне пьяный и тридцатилетний,И Гену Святца разместил на задний план,А Гена – он наркоторговец не последний,Женившийся давно на девушке моей…Друг, слушай, как поёт дворовый соловей:Гене Святцу
В кафе заштатнейшем, проткнув сельдь тусклой вилкой, послав на длинный фертъ подруг,Внимая мой полудикарский звук, прости его, и встреть — полуухмылкой. Ты – мне, а я – тебе – валяй – по сказке:За Терек, за Куру, и проч…
А кстати, помнишь чёрненькие глазки……В шашлычной ленинградской помнишь ночь,Когда избитый нами гардеробщикВ свисток заладил, гад! – чтоб им – чертей глушить!
Тогда бес в образе брюнетки, как извозчик,Умчал (умчала?) – на чердак… любитьПод слуховым окном на шлаковой засыпке,Кругом сирены воют – ментовские скрипки…………………………………………………
1.Как я в ту ночь орал! Как лапой рвал я струны!Как не боялись мы с тобой тюрьмы… сумы… легко давалось, Ген, взаймы!…Всё объяснимо, мы ж ведь, Генчик, были юны,Меж невских першпектив разболтанной зимы.
Носил башку всегда ль всяк вьюнош аккуратно,Кто «низкий страх» с пижонским видом не ругал?(Не «в курсе», что слова вернутся – не бесплатно)?
…Сто лет друг другу не звоня,На разных досках – два мы шахматных коня:То – быстрый шах, то – вскачь, стремглав, обратно…Поговори теперь, да – выслушай меня!
Вот вся несложная механика стиха —Прожекторов, кулис и рампы.По-возрожденчески классические штампыВ театре освежаются. БлизкаСтановится нам вдруг старьё-поэма снова,Хотя её склоняли все, кому не лень:Мы помним тексты Пушкина, Толстого…Ах, юный Лермонтов в фуражке набекрень!
Ещё историю? Что ж, расскажу ещё я:Вайнах вскричал перед базальтовой скалою:– Хочу, хочу…Алла, Алла!В Москву! В Москву,Там наявуЯ был бы сыт, Алла, телячьей колбасою,Проста механика – кавказский рэкетирМне в жизни встретился, стихи слагавший мило,С акцентом: «Враг, какая мать тебя кормила», —Под Лермонтова врал, «какой породы молоко»? —В поэму я его засунул далекоЗа то, что у поэта Ладогина СлавкиБрал дань говяжьей колбасой он с книжной лавки.
Теперь в мечтах он слизывает жирБараний с пальцев… снится пирГорой…Есть хочет наш герой.
«Вай мэ!», – абрек, как рысь, приподнялся,Вдруг сузились глаза.
И вот – УАЗ, рыча, сошел с ухаба.Смолк двигатель. Замка щелчок, посыпались из тьмы солдатушки Хаттаба.Абрек подумал, подавив зевок:«…А в штатах гэвэрят, на Рождэство – индюк», —«И нет бы в подпол палажитъ на лёд барашкъа»! —
«Шлеп!» – пленный вытащен как человеко-тюк,И – к мышкам в подпол: «хараша «заначка»»! —Джигит нахмурил бровь,…Меж тем в подвале, слыша скрип шагов…Дрожит американец, лёжа ниц.Зовут его Кен Глюк, с «Врачами без границ»
Он помогал военврачам, хирургам, — бандитам раны пользовать и уркам,Где взял того американца? Лично знал,Знаком через одну московскую блондинку,Сюжет про плен – весь рассказала мне она,Детали выглядели дико,Как кафкианские куски дурного сна.
2.…Аж прослезился мой нью-ГулливерСквозь эластичную чеченскую повязку,
Мысль: «Где ж тут ссать»? – вогнала янки в краску, и мрачно съежился американский хер.……………………………………………………………………………………
Вокруг базальт, снега, ветра, гранит,Поземкой по небу горитДалёкий перевал, пустой и вьюжный,И сипло кашляет астматик безоружный……………………………………………………………………………………………
«Уж лучше б застрелили сразу»… —Он сам не знает, почему —Шаг дамский чудится ему:
«Горянка?»… – в погреб дуновенье лаза,«Чеченка!», – меж запястий, за спиной
Ослабла боль, плечо тряхнуло, С глаз сняли тряпку, головой Над лазом поднявшись, что ж видит янки? Видит – дуло.
Над дулом – маска:Молча чай дает,Кидает в подпол одеяло:«Пэй»! – шепчет. Мериканец тихо пьет.«Вы кто, мадам»? – и маска закивала, и кашлянул под маской чей-то рот:
Тут я придумал от себя: лорд Байрон всемВбил в голову, что дамы пленников спасают,И кстати, их ни вши, ни мухи не кусают…Все с лордом заодно… а мне тот лорд зачем?Решил английский штамп я выбросить из текста:Ждёт голосочка Кен, а что же будет вместо?
3.Вдруг маска – сиплымГолосом мужским,«Ну что, нэпилсэ, бляд»? – сказала, —«Влэзай»! – и дулом покачала.И деревянный приподняла лаз над ним:
Свернул и подоткнул тряпичные края,Возясь, ворочаясь, улегся: «Как там, по-русски… мог и спечься я…Мог, сто пудофф… Да вот, не спекся», —Так в полудреме полумыслил Кенн.
Уж веки тьма ему слепила, сидящего вайнаха теньУ очага папахою крутила.……………………………………………………………Что ж, вот и вся механика моя.Читайте сами. Умолкаю я.
4.Промчался день. Был снова чай. Был сахар.И снова. Тут вайнах защелкал языком, и гордо указал американцу на пол: а на полу – стоит магнитофон!..Мелодия, с нажатым «плэй»;На пленке: «Русского – давай, убэй»!
И подпевает стражник. Глюк решил спроситься: «Где мне, не скажешь, помочиться»? —Со стула поднялась тот часГорбатая ночная птица, несет ведро: «Вот унитаз. И слышь, братан, не очень шэвэлитсэ»!
Ударил в окна дальний гул.Вильнула струйка безобразно: «Ссы, ссы, лавина не опасна», — сказал чеченец «гостю» и рыгнул.…………………………………………………………………………
5.Кенн Глюк был из подвала извлечён,Когда пришли вторые сутки плена: «В «Юнайтед стейтс», – в уме прикинул он, —
Вмешается сенат всенепеременно,Вот и относятся чеченцы понежней,Lo! Кормят! Жить в Америке верней…Вдруг – хриплый шепот – прямо в нос ему:«Захочэш, доктар, маску, э… сниму»! —
«Сними, ведь в ней, конечно, жарко». —Движенье белое руки,И в свете свечного огаркаГлаза горячие сухи.
6.И вдруг – транзисторный приемникИз под его полы возник!И выставлен на подоконник. И заиграл.Чечен поник.
Смущенный рот сверкнул вдруг зубом,Сквозь Цоя сторож забубнил:«Тэбя, брат, выпустят отсюды», —Мол, – «руку дашь»? – усмешку смыл.
Усталость веки завалила:«Дам руку, дам, конечно, дам»… —И грёзо-облако раскрылоПред ним вечерний Амстердам………………………………………………………………
7.…Звук влаги в жести заплескался,И пауза, да тут сигналВечерних новостей прорвался. Глюк пожалел, что так и не поссал.…Нюх скунсы-репортеры бередили,Судили Глюка и его рядили:
«…Опасный (мол, де) Глюк яйцеголов,Агент еврейской-мериканской контрразведки —Ста дагестанских языков сто словарей хранит в салфетке.………………………………………………………………………………………………………………………………
8.Вздремнул от униженья Кенни,И видит сон: Москва мертва…………………………………………………………………И тут все оживает. По столицеВ шальварах бакстовы девицы…
…Верблюды взмыленные мчатся,А по «Садовому» пылятсяСнежком ручьи джейраньих стад…Чалмы брильянтами горят,Все кажут на него, все брызжут ядом слов:«Калашный ряд – не для таких козлов»!
Взвились до неба в гуталине – кирзачи,Взлетали до небес чадры и шаровары,Ягнята, ватники, матрёшки, самовары:«Изгнать его! ИзгнатьЕго»! – Москва кричит.
Тут Кеннет Глюк проснулся.…………………………………………………………………Жизнь походила на липучую халву:Одежда гадко к потному прилипла телу, Глюк встал, пошатываясь подошел к ведру, Нутро, полупроснувшись поутру, Влекло к единственному действию. Поступку. Делу.
А тут – как стук пуантов балеринки,Донесся от дверей чеченца робкий шаг.Руке не справиться в ширинке.Идёт: «О, Джезус, о, Аллах»!
Упал луч света. Горец нёсПод свечкой небольшой поднос.На нем был помазок и бритва,И мыла «детского» кусок…Моргнул Кен Глюк: «Не сон, на месте помазок». —
«Чех» встал, торжествен как молитва,Сказал: «Побриться можэшь, гость!Тэбэ отпустят, вот рубашка.Я сам тэбэ погладил». – Все в груди зашлось,И – астмой выдохнулось тяжко.
9.Пульверизатор – под рукой……Ударил сквозь гортань покой.Уже открыта воздуху трахея.
Поднял глаза Кен Глюк, а в них мольба.
Поднос несла ему кавказская судьбаС повадкою волшебниц У. Диснея.
«Хирург, твой друг», – рекла ему «судьба»,Легонько шевеля губами, —«Хирург, твой друг, он спас тебя,Отмолен всеми ты, братан, муллами,Побрейся, стынет чашка»! – говоритСудьба. – Зачем, и что мне брить?Я бороду ношу, – Да? – ляпнул доброхот,Ведь янки ж, вроде, без бород?
10.– Не знаю, кто, я ж – бородатый, — вздыхает Робинзон пархатый, И Пятница выходит вон.(Иль попугайчик вылетает,И в шуме перьев причитает:«О, горе, горе, Робинзон»!)
И Глюк, понурившись, сидел,Поставив локти на колени,И редкий волос секся и седел,И под его глаза слетались тени…«Как можно ночью дать свободу»? —Шептал бедняга сам себе, —«…Нет, быть совсем другой судьбе,Я на нее гляжу, как в воду»!
11.Но в час полночный рев мотораУслышан им из-за окна,В глухих обрывках разговораИдея уху янки не ясна:
Но входят: «Отвэрнись к стене», —Уж руки жар стянул в ремне,Уже глаза повязывают тряпкой, толкают в спину к выходу стволом.Все: «си ю лэйтер», «бай», добро со злом, «Гуд лак», и помахайте Кенни лапкой……………………………………………
12.Машина шла по серпантину,И усыпляюще звалаВ далекую от круч долину,Где жизнь не допроистекла.Похоже с трапа – на змею,Блондинки с визгом в очередь там встали,«Ты, бедный робинзон, в раю». —Вдруг, зашипев, защебетали:
Вдруг, стоп машина, Кенн качнулся.Открылась дверь, он выпал вниз,Стал, постоял, и не очнулся,Мотор в горах дорогу грыз,
Не связаны, болтались «вольно» руки,Кругом нет стен и нет ведра,Лишь вспышка в памяти: в лачугеСверкнувший зуб, магнитофон эт сетера —Ремембранс, ностальжи о горском друге.Не дать руки. Хотя – it's possible – пора.
Свободен. Жив. Обочь дороги всталИ, расстегнув штаны, он хохотал, и ссал…Вот так-то… может, Гена, АхашениОткупорим? Шампанское обрыдло мне.
Не правда ли, сработана на совестьВ старинном стиле романтическая повесть…Причёсываться всё же погожуИ в гриме анекдот в довесок расскажу:
…Ещё (для присказки) случа́й:Мой некий янки-однокашникЧай по́пил с горцем раз, да попил дважды,Да – в гости зван. Да едет (раздолбай).……………………………………………………………………………………Приехали, что ж. Янки, Он – мало – однокашник, он – еврей,Так вот: брань слышит он на полустанкеИ видит там окрысенных людей.Чего-то мог он (янки) недотемкать,Почудилось ему, что чурки собрались жидочков местных грохатьБлиз жел. дороги, почему-то (не пойму)…И тут, представь: за правды человечьи«Бой» разразился гневной речью: мол: «Как хотите, чабаны, жидочков убивать не стоит, и сам я «джевиш». Тут оратора – хвать – ловит(тот, с кем он ехал) за штаны….
Семь дней наш янки заперт был в конурку:Для пущей целости! На день осьмой:«Раз тут мою порвут кожурку,То я скорей», – сказал, – «хочу домой»!Прощаться вышел старший брат – с женой.Так он – жену целует (старшего-то брата!)Кинжал сверкнул (ха-ха). Но младшим был герой
Опять спасен. Приехали домой —С вокзала драпанул он — от «камрада»!
13.Помрёшь, Ген… …сладкий азиатский флер!Дела!.. Где стол был яств, там прокурор…
* * *…Ещё я, Генчик, помню камеру, где – страх,Как – буйствовал чеченец в четырёх стенах.
Кругами мчался он по клетке,С обезображенным лицом,Не прекращавшимся кольцом все время бил ногой по стенке: кому-то жаждал «брухо вскрыть», пробежками скача туда-обратно.
Я с ним расстался безвозвратно, хотел он и меня по случаю прибить…Когда же луч фонарный светаМне волюшку пообещал, я попросил, чтоб сигареты мои ему охранник передал.…………………………………………………………………
14. ЭпилогВечеринка продолжается:
Над Амстердамом самолет,Крылом царапнув небосвод,Покрытый красками густыми,Летит в безоблачной пустыне Среди жестоких вешних вьюг. — Ночные по Чечне дозоры. Мечтает воротится в горы Американский парень Глюк.
И вся механика. Смотри-ка, современник,Я показал тебе сюжет «кавказский пленник».Немного жаль прощаться с ним, но кончен бал,Я причесал вихры и грим дворовый снял.
Вместо эпилогаПсалом 1221. живёшь ты на небе, я в небо смотрю, как в мечту.2. Так смотрит невольник на руки хозяина, такРабыня на руки хозяйки, – так смотрят и ждут.И мы ожидаем из рук Твоих пищи и благ.3. И мы ожидаем, казнить перестанешь ли нас —Мы, полною чашей испив унижение, ждём,Донельзя презреньем хозяев земных угостясь,И попраны гордостью так, как земля – сапогом.
Рождественское