Дмитрий Мережковский - Полное собрание стихотворений

ХХ

Но наш герой наивно верит властиРассудка; он ни разу не любил;С душою девственной и полной сил,Считал себя он неспособным к страсти.Не зная женщин, он о них судилС холодностью и с видом утомленным;Ему смешно: как можно быть влюбленным?

XXI

Конечно, от чего не пошутить,Не поиграть любовью для забавы;Как знать, начнет интригу, может быть,Он только для того, чтоб изучитьПровинциальных барышень и нравы.Но я скажу, не тратя лишних слов,Он по уши влюбиться был готов,

ХХII

И вовсе не на шутку... Слава Богу,Давно пора ленивый мой рассказМне вывести на торную дорогу.Я с героиней познакомлю вас.Забелин ей представлен; как не разО том мечтал, он принял вид небрежный;Но взгляд, улыбка, платья шорох нежный —

XXIII

И вздрогнул он, смущением объят,И оба кинули мгновенный взгляд,Глубокий, любопытный и бесстрастный,Как два бойца пред битвою опасной;И ждут они, и пристально следят...Так полководцы на полях сраженьяОбдумывают планы нападенья.

XXIV

Поклонников толпой окружена,Она казалась резвою кокеткой;Но видел он сквозь смех ее нередко,Что грустью тайною она полна.Так в горном озере блестит волнаИ отражает солнца луч беспечный,А там, на дне, – там мрак и холод вечный.

XXV

Как часто в поединок на словахОни вступали, полные отваги,И скрещивались в воздухе, как шпаги,Вопрос с ответом; и порой в очахСверкали гнев, победа или страх.Возбуждены приятно были нервы,И каждый думал: кто-то сдастся первый?

XXVI

Ее везде преследует СергейСарказмами, иронией своей,Язвит и сердит с вдохновеньем злобным.Так и в любви томит сердца людейЖеланье власти над себе подобным.Меж тем как быть счастливым он бы мог,Из гордости остался одинок.

ХХVII

Забелин увлечен игрой бесплодной.Он очень мало с чувствами знаком,А между тем исследует умомСвою любовь с жестокостью холодной,Как скальпелем пытливый анатом.Но, к счастью, все сомненья и анализ,Не разлагая чувства, притуплялись.

XXVIII

Сергей был некрасив, и худ, и мал.Замечу в скобках: есть обыкновенье,Чтобы герой поэмы представлялИль красоты, иль силы идеал;Прошу у всех читательниц прощеньяЗа бедного героя моего,Но истина дороже мне всего.

XXIX

В его лице был отпечаток серыйРодных небес, – на нем румянца нет;Но Веру – героиню звали Верой —Пленял порою мысли чудный светВ его очах, среди живых бесед.Дышала в нем та внутренняя сила,Что больше красоты она ценила.

ХХХ

Ей нравился его свободный ум,Непримиримый, дерзкий и печальный.У них так много было общих дум;Поклонники, интриги, сплетен шум —Ей чуждо все в глуши провинциальной.Так лилия порой грустить однаСреди болот, чиста и холодна.

XXXI

На тихие боржомские долиныНисходит южной ночи благодать.Собрался маленький пикник в тесниныОкрестных гор прохладой подышать.Сергей увидел Верочкину мать:Она была вся в трауре, вдовою,С лицом приятным, доброй и простою.

ХХХII

Дремучий лес таинственно молчит,Идут с водами пыльные обозы,Ночной росы у неба просят лозы,Как сердце слез любви, и не блеститЛуна большая, круглая, как щит.Забелин с Верочкой ушли далекоК волнами Куры и сели одиноко.

XXXIII

Луна встает – и лик ее бледней,Бледней и ярче; мир простерт пред нейБез сил, без воли, страстью побежденный.Как пред своей царицей – раб влюбленный.Под властью обаятельных лучейВсе замерло, затихло, покорилосьИ томным, мягким светом озарилось.

XXXIV

О, если мир покорен ей, то нам,Сердцам людей, неведомым цветам,Как не дрожат от этой чудной власти,Как не отдаться сладостным лучам,Как не открыться и не жаждать страсти?Когда цветы, когда сердца полны, —Свой аромат пролить они должны.

XXXV

В тот миг Сергей забыл про осторожность,Он лгать не мог, опасности был рад,Любил глубоко, чувствуя ничтожностьКоварных планов, хитростей, засад;И, сердце обнажив, как друг и брат,Доспехи сбросив, кинув меч ненужный, —Перед врагом стоял он безоружный.

XXXVI

Взяв руку Веры трепетной рукой,Он говорил ей: «Оба мы тоскуем,О, если бы вы знали, как поройЯ ласки жажду, тихой и простой!Зачем же лицемерим мы, враждуем?Простите, я признаний не терплю,Скажу вам попросту: я вас люблю...»

ХХХVII

И, увлечен потоком красноречья,Он ничего не видит, как поэт,Не слушает, не ждет противоречья,Не замечает, что ему в ответОна не говорит ни «да», ни «нет».Он был так полн самим собою в счастье,Что не подумал об ее участье.

XXXVIII

А ей на жертву весело глядеть,Как рыбаку на золотую рыбку,Что блещет, вьется, попадая в сеть.О, если б только мог он рассмотретьРумяных губ мгновенную улыбку,Лукавую, как мягкий свет луныНа влажном лоне трепетной волны!

XXXIX

«Еще одно признание, о Боже!.. —Так думала, не поднимая глаз,Кокетка наша. – Все одно и то же...Как я привыкла к звуку нежных фраз, —Мне говорили их уж столько раз, —Те – из любви, другие – по расчету...Он, кажется, пятнадцатый по счету».

XL

Сергей любил – надолго ль – все равно;Он говорил так сильно и умно,Такою музыкой и вдохновеньемВсе было в речи пламенной полно,Что даже Веру сладостным волненьемОн заразил; она гордилась им,А кем гордятся, тот почти любим.

XLI

Но на другое утро он в постелиПрипомнил все... И вдруг вскочил Сергей:«Да я в любви признался... в самом деле...Вот глупость-то!» В дали грядущих днейОн прозревал твой факел, Гименей,Уж перед ним мелькал халат супруга...И разлюбил он Веру от испуга.

XLII

Так вечером (предупреждаю вас,Для глупостей весьма удобный час)Отважен ум, душа кипит страстями,Но глянет утро бледное на насХолодными и строгими очами, —Мы потухаем, мы полны стыдомПеред его насмешливым судом.

XLIII

В тот вечер на балу она была.Забелин Веру не узнал сначала:Как эта ясность милого челаНежданной, дерзкой прелестью дышала!Она ему чужда и весела,И с видом легкомысленно-беспечнымКокетничать готова с первым встречным.

XLIV

Она задела кружевом его...Сергей был в бешенстве: «Нет, каково!Прошла – и хоть бы взором подарила!Как будто бы меж нами ничегоИ не было!» В нем гордость говорилаСильней любви. Угрюмый на балу,Нахмурив брови, он сидел в углу.

XLV

«Постой же, – думал, – глупенькой девчонкеЯ отомщу!» Не прав был наш герой:В ней резвая веселость, как в ребенке,Была избытком жизни молодой;Но он не мог бы, мелочный и злой, —Так ум его тщеславье ослепило, —Понять, как это плотское в ней мило.

XLVI

Чтоб слабой воле разумом помочь,Он рассуждает: «Прочь отсюда, прочь!Какая пошлость!» Но зачем без мукиНе в силах он припомнить, как в ту ночьЛюбил ее? Зачем же о разлукеТак больно думать? Или с гневом вновьВоскресла в нем угасшая любовь?

XLVII

Они сидели в парке утром рано.Он наставленья, важный вид храня,Читал ей: «Вы не любите меня;Но я не понимаю цель обмана...К чему? Ужель кокетство? Здесь ни дняЯ не пробуду; жалкую победуОставив вам, я завтра же уеду».

XLVIII

Она в ответ: «Недобрый вы!» В тоскеПоникла головой и замолчала,Лишь зонтиком чертила на песке.Слезинка на конце ресниц блистала,Как дождевая капля на цветке.«И уезжайте, пусть я, пусть такая,Кокетка, нехорошая и злая,

XLIX

Одна останусь... что ж, и все равно,И пусть одна, – мне никого не надо;Я – лгунья, гадкая – и очень рада!»И слезы, накипевшие давно,Дрожали в голосе; потрясеноВсе существо обидой нестерпимой...А он... он встал, глухой, неумолимый.

L

«Прощайте». И мертва и холодна,Непобедимой гордости полна,С презрительной улыбкой – как ни больно —Хотела руку протянуть она...«И вам меня не жaлко?» – вдруг невольноУ Веры вырвалось… и он упалПред ней и молча, горько зарыдал.

LI