Дмитрий Мережковский - Полное собрание стихотворений
LXXVIII
Локомотив – хорош... Но сундучкиКапризных дам, кондуктора, билеты, —Какая пытка!.. Копоть да свистки,На станциях – холодные котлеты,Рыдают дети и визжат болонки,И на голову валятся картонки...
LXXIX
Зато герой наш сердцем отдохнул,Когда из душного вагона вышел,Еще на даль морскую не взглянулИ лишь, смутясь, издалека услышал,Какой-то грозный, непонятный гул,И вдруг подумал: «Море!» – и, сверкая,Пред ним открылась бездна голубая...
LХХХ
Вот – пароход. Забелин – на корме,Где пахнут дегтем влажные канаты.Теснились думы чудные в уме,Следил он, смутной радостью объятый,Как выступали звезды в синей тьмеИ как с чертой великой горизонтаСливалась даль темнеющего Понта.
LXXXI
Он видит раз: над морем в небесахПовисло ожерелье из алмаза.Оно мерцало в утренних лучах,И сердце сжал какой-то чудный страх:То были вечные снега Кавказа.Они внимали шуму волн морских, —И холодом повеяло от них...
LXXXII
Привет мой вам, кавказские вершины!Как облака, – чуть тронуты зарей, —Вы блещете воздушной белизной...У ваших ног зеленые пучиныПоют вам гимн... И думал наш герой:«Там, в Петербурге, – снег, туман, ненастье,А здесь... О, Боже мой, какое счастье!
LXXXIII
И как я смел роптать!...» Душой смирясь,Перед лицом природы необъятной,Он чувствовал свою живую связьС какой-то силой вечной, непонятной,И в глубь небес глядел, без слов молясь,Как будто чем-то пристыжен, безгласен;Он думал: «Господи, как мир прекрасен!..»
LХХХIV
Но здесь на время я оставлю нитьМоей унылой, будничной поэмы.Нас, верно, будут критики бранитьЗа смелость рифм, за тон, за выбор темы,Пожалуй, и Буренин уязвитьЗахочет эпиграммой; но, конечно,На рецензентов я смотрю беспечно.
LХХХV
Редакторы журналов – вот беда:Какой почтенный вид, – и ни следа,Ни проблеска свободной мысли, чувства!..Число подписчиков – важней искусства.Да сохранит нас Феб от их суда:Твой карандаш, о цензор, мне милее,Чем важного редактора затеи!
LXXXVI
………………………………..
LХХХVII
О, только бы читательницам милым(Для нас важней всего их приговор)Не показался мой рассказ унылым.Любезных дам неблагосклонный взорПроизведенье губит. До сих порВ романе нет того, чем милы книги, —Какой-нибудь таинственной интриги,
LXXXVIII
В чем каюсь от души... Зато в главуВторую поместить решил я сценыЛюбви, свиданий, ревности, измены, —И вдруг всю эту пеструю канвуНежданною развязкой оборвуНа самом интересном месте: сладкиДля наших дам любовные загадки.
LXXXIX
А, впрочем, может быть и то: умнейЯ сделаюсь с годами. Скуки радиМарать стихи в заброшенной тетради —Зaнятие, достойное детей...Забуду я о повести моейДля дел серьезных, – и потонет в ЛетеЗабелин мой, как, впрочем, всё на свете.
Глава вторая
I
Как подымает с отмели волнаДремавший челн, так легкий ямб уноситМои мечты, и, вновь пробуждена,Гармонии душа моя полна,И сердце рифм и нежной грусти просит.Ну, что же, с Богом! Вольную ладьюПредав волнам, я счастлив и пою.
II
Пою опять... О, слезы вдохновенья,Кто вами плакал, кто хоть раз вкусилОт муки творческой, тому нет силМолчать, и нет возврата и спасенья:Он сердце музе строгой посвятил.Что слава, радости, любовь земная?Он был подобен Богу, созидая!
III
Но я вернусь к Забелину. ИсчезБатумский берег; запах нефти, лес,Под солнцем в лужах буйволы, дремотойОбъятые, туманный свод небес,Стоячая вода, тростник, болото,Имеретины в серых башлыкахИ зелень кукурузы на полях.
IV
Сурам. Долины, сосны, водопады;В лицо пахнула свежая струя,Меж гор цветущих – снежные громады,И сладостен, как трели соловья,В тени жасминов звонкий шум ручья.А там, на скалах, в думы вековыеПогружены развалины седые.
V
Сергей на тройке мчится; вот Боржом;Как с братом брат, обнялся с Югом нежнымЗдесь наш родимый Север, и в одномОни слились лобзанье безмятежном.Улыбка Юга – в небе голубом,А милый Север – в воздухе смолистом,В бору сосновом, темном и душистом.
VI
Кура гудит, бушует, и волнамПротяжно вторит эхо по лесам,И жадно грудь впивает воздух горный,И стелется роскошно по холмамСосна да ель, как будто бархат черный,Как будто мех пушистый, и на немЛишь стройный тополь блещет серебром.
VII
О, если вы из городов бежали,Чтоб отдохнуть от жизни и людей, —Туда, под тень дубрав, туда скорей!..Там шум лесной баюкает печали,Там можно спать под пологом ветвей,На свежем мху, на шелковой постели,Как только спят в родимой колыбели.
VIII
Сергей в Боржоме комнатку нашел,И зажил он, спокойный и счастливый,Совсем один; приносит чай и полЕму метет старик-грузин плешивый;Он любит с ним беседовать; на стол,Меж тем как он, открыв окно, читает,Акация порой цветы роняет.
IX
Он утром пил две чашки молокаИ с грубой палкой местного изделья,Здоровый, бодрый, уходил в ущелье.Листок, былинка, горная река,Молчанье скал и шорох ветеркаО смысле жизни говорили проще,Чем все его философы; и в роще
Х
Бродя весь день, он не был одинок:Как будто друг забытый и старинный,Что ближе всех друзей, в глуши пустыннойС ним вел беседу, полевой цветокОн целовал; хотел – и всё не мог,Когда глядел на небо голубое,Припомнить то-то милое, родное.
XI
Как рад Забелин, что охоты нетЧитать весь хлам журналов и газет!Он заходил в курзал патриархальный,Чтоб освежиться ванной минеральной,А в три часа садился за обед,И весело струею кахетинскойОн запивал шашлык да сыр грузинский.
XII
По праздникам устраивался балВ курзале. Гул Боржомки заглушая,Оркестр военной музыки играл;За парой пара, вихрем пролетая,Кружится в легком вальсе; блещет зал;И после света кажется темнееГлубокий мрак каштановой аллеи.
ХIII
А на веранде воздух так душист;Там на скамейке барышне читаетСвои стихи влюбленный гимназист,И местный Дон-Жуан – телеграфист —С княжной восточной под руку гуляет;И важно оправляет свой мундирДля польки батальонный командир.
XIV
Однажды на таком балу, случайно,Сергей увидел девушку. ОнаБыла блондинка, высока, стройна...Предчувствием, почти боязнью тайнойВ нем сердце сжалось; грации полна,Прошла она легко, не бросив взгляда;На освещенных листьях винограда
XV
В саду склоненный профиль чуть белел.Герой наш отвернулся и хотелУйти, – была попытка бесполезна;Старался не глядеть – и все глядел;И как порой страшит и манить бездна,Не взор, не прелесть юного чела, —К ней сила непонятная влекла.
XVI
В чем женщины таится обаянье,Того вовек не выразят слова,Как музыки, как роз благоуханья.Здесь гордый ум теряет все права:И жалок тот, и в том душа мертва,Кто не сознал пред женщиной любимой,Как многое в любви непостижимо.
ХVII
О, вот один из вечных алтарей,Чей фимиам для нас, как прежде, сладок!Что груды книг, – вся мудрость наших дней, —Любовь, любовь, пред тайною твоей,Пред этой величайшей из загадок!Пусть рушатся миры, – он не исчез,Последний бог, последний луч небес!
ХVIII
Поэзия любви первоначальной,Улыбка первая и первый взгляд,Вы отлетаете, как вздох печальныйДалеких струн, как легкий аромат,И уж ничем вас не вернут назад:Так вечером бывает час безмолвный,Когда земля и небо, тайны полны,
XIX
Чего-то ждут, и вдруг звезда вдали,Там где-то, в синей бездне, так глубоко,Что взоры к ней едва достичь могли,Затеплится... И, чуждая земли,Она дрожит слезинкой одинокой;Тебя все звезды ночи никогдаНам не заменят, первая звезда!
ХХ
Но наш герой наивно верит властиРассудка; он ни разу не любил;С душою девственной и полной сил,Считал себя он неспособным к страсти.Не зная женщин, он о них судилС холодностью и с видом утомленным;Ему смешно: как можно быть влюбленным?
XXI
