Игорь Северянин - Том 4. Классические розы
1924 г.
Австралия (по Жюль-Верну)
За рекой высыхает рекаАвстралийского материка,Что края из пучины воздвиг,А затем серединой возник…Там деревья меняют кору,А не листья, а листья ребруСвоему, скрыв поверхность к стволу,Приказали, остря, как пилу,Резать яростный солнечный луч…Там дожди, упадая из туч,Камень вдруг превращают в песок…Стебель трав там нежданно высок,И деревья есть ниже травы…Представляете ли себе вы,Что баран со свиной головой,Что лисицы летят над листвой,На неравных ногах кенгуруСкачут, крысы вьют гнезда?… Я тру,Протираю глаза, точно сон,Отгоняю, мечтой ослеплен.Вижу дальше я в грезах своихПтиц цветистых и звонких, как стих,Принимающих в гнездах других, —Прикрыливших к ним в гости друзей, —Птиц свистящих — подобье бичей,Птиц волшебных цветов и красы,Тихо тикающих, как часы,Птиц, чья песнь точно бой часовой,Птиц, торчащих напев грустный свой…На восходе смеются одни,А другие в закатной тениПлачут жалобно песней своей…Вижу в черных тонах лебедей…Ты законы природы смела,Океания! как ты смела!Изо всех из других только ты —Непоследовательней мечты…Прав ученый-ботаник Гримар:Океания — чара из чар!На законы природы, на светГениальней пародии нет!Демонический вызов мирам!Там пассат дует вдоль берегов,Оттого там сырых нет ветров,И азота нет в воздухе там:Кислородом насыщен он весь…И болезней, которыми здесьМы страдаем, в Австралии нет.Климат мягкий спасает от бед,Жесткость нравов смягчая… И вотЯ пою австралийский народ,Кто не знает, что значит война…— О, престранная в мире страна!..
1924 г.
Дорожные импровизации
1Над Балтикой зеленоводнойЗавила пена серпантин:О, это «Regen» быстроходныйОпять влечет меня в Штеттин!
Я в море вслушиваюсь чутко,Безвестности грядущей рад…А рядом, точно незабудкаЛазоревый ласкает взгляд.
Знакомец старый — Висби — вправо.Два года были или нет?И вот капризно шлет мне СлаваФатаморгановый привет.
Неизмеримый взор подругинВ глаза впивается тепло,И басом уверяет «Regen»,Что впереди у нас светло!
Пароход «Regen»
14 авг. 1924 г.
2Подобна улица долине.В корзине каждой, как в гнезде,Повсюду персики в Берлине,В Берлине персики везде!
Витрины все и перекресткиВ вишнево-палевых тонах.Берлин и персик! вы ль не тезки,Ты, нувориш, и ты, монах?…
Асфальтом зелень опечалив,Берлин сигарами пропах…А бархат персиковый палев,И персики у всех в устах!
И чувства более высоки,И даже дым, сигарный дым,Тех фруктов впитывая соки,Проникся чем-то молодым!
Я мог бы сделать много версий,Но ограничусь лишь одной:Благоухает волей персикНад всей неволей площадной!
Берлин
23 авг. 1924 г.
3Еще каких-нибудь пять станций,И, спрятав паспорт, как девиз,Въезжаем в вольный город Данциг,Где нет ни армии, ни виз!
Оттуда, меньше получаса,Где палевеет зыбкий пляж,Курорта тонкая гримаса —Костюмированный голяш…
Сквозь пыльных листьев блеклый шепотВульгарничает казино —То не твое ли сердце, Цоппот,Копьем наживы пронзено?
И топчет милые аллейкиТвои международный пшют.Звучат дождинки, как жалейки,И мокрый франт смешон, как шут…
Цоппот
5 сент. 1924 г.
4Пойдем на улицу Шопена, —О ней я грезил по годам…Заметь: повеяла вервэнаОт мимо проходящих дам…
Мы в романтическом романе?Растет иль кажется нам куст?…И наяву ль проходит паниС презрительным рисунком уст?…
Благоговейною походкойС тобой идем, как не идем…Мелодий дымка стала четкой,И сквозь нее мы видим дом,
Где вспыхнут буквы золотыеНа белом мраморе: «Здесь жил,Кто ноты золотом литыеВ сейф славы Польши положил».
Обман мечты! здесь нет Шопена,Как нет его квартиры стен,В которых, — там, у гобелена, —Почудился бы нам Шопен!..
Варшава
1924 г.
5Уже Сентябрь над Новым СветомПозолотил свой синий газ,И фешенебельным каретамОтрадно мчаться всем зараз…
Дань отдаем соблазнам стольким,Что вскоре раздадим всю дань…Глаза скользят по встречным полькам,И всюду — шик, куда ни глянь!
Они проходят в черных тальмахИ гофрированных боа.Их стройность говорит о пальмахТам где-нибудь на Самоа…
Они — как персики с крюшоном:Ледок, и аромат, и сласть.И в языке их притушенномТакая сдержанная страсть…
Изысканный шедевр Guerlain'a —Вервэна — в воздухе плыветИ, как поэзия Верлэна,В сердцах растапливает лед.
Идем назад по Маршалковской,Что солнышком накалена,Заходим на часок к Липковской:Она два дня уже больна.
Мы — в расфуфыренном отэле,Где в коридорах полумгла.Снегурочка лежит в постелиИ лишь полнеет от тепла…
Лик героини ОфенбахаНам улыбается в мехах,И я на пуф сажусь с размаха,Стоящий у нее в ногах.
И увлечен рассказом близкимО пальмах, море и сельце,Любуюсь зноем австралийскимВ игрушечном ее лице…
Варшава
1924 г.
Послания
Солнечной женщине
А.Д.Б.
У Гетеборгского каналаЕсть местность «Солнечный залив»,Где зорь полярных перелив.Там женщина, что счастье знала, —Невероятное, как миф, —Утерянное вдруг, — бывала,В слезах печаль свою излив.
Там, под опекой мудрых шведов,Растет ее ребенок — сын.Он в жизни у нее одинВосторг. Она, удар изведав,От преждевременных седин,От горя и от мрачных бредовВ нем зрит забвенья альмандин…
Быв мужу солнечной женою,Будь сыну солнечная мать!Как жизнь ни стала бы ломатьТебя, пребудь сама собою:Величественной и простою.
Мечты с Надземным перевив,Не бойся бедствия сигналаУ Гетеборгского канала —В местечке «Солнечный залив»!..
1923 г.
«Паганелю»
А.Н.Ч.
Не знаю — в этой жизни, в той ли,Но мне сдается, были в ТойлеКогда-то Вы, мой рыболов.Сдается это оттого мне,Что нет для ловли мест укромнейИ нет для песен лучших слов.Мы вскоре ждем весну-вакханку.Вы, захватив свою датчанку —Невесту, приезжайте к нам,Свое исполнив обещаньеПослушать наших рек журчанье,Побегать с нами по лесам.Я вспоминаю, как в БерлинеВы тосковали о долине,О людях, о восплесках рек,О говоре священном леса —Я вспоминаю. Ах, профессор,Не из людей Вы человек!..Недаром старого ГеоргаВы друг, исполненный восторга,И Скандинавии певец.Отдайте ж Брандесу приветы —Весь жар от русского поэта —Ловца форелей и сердец!
1923 г.
Владимиру Маяковскому
Мой друг, Владимир Маяковский,В былые годы озорник,Дразнить толпу любил чертовски,Показывая ей язык.
Ходил в широкой желтой кофте,То надевал вишневый фрак.Казалось, звал: «Окатострофьте,Мещане, свой промозглый мрак!»
В громоздкообразные строки, —То в полсажени, то в вершок, —Он щедро вкладывал упрекиТому, кто звал стихи «стишок»…
Его раскатный, трибунальный,Толпу клонящий долу басГремел по всей отчизне сальной,Где поп, жандарм и свинопас.
В те годы черного режимаМы подняли в искусстве смерч.Володя! Помнишь горы КрымаИ скукой скорченную Керчь?
О вспомни, вспомни, колобродяВоспоминаний дальних мгу,В Гурзуф и Ялту, мой Володя,Поездку в снежную пургу.
В авто от берегов СалгираС закусками и коньякомИ этот кошелек банкира,Вдруг ставший нашим кошельком!
Ты помнишь нашу Валентину,Что чуть не стала лишь моей?!Благодаря тебе, я вынулИз сердца «девушку из фей»…
И, наконец, ты помнишь Сонку,Почти мою, совсем твою,Такую шалую девчонку,Такую нежную змею?…
О, если ты, Владимир, помнишьВсе эти беглые штрихи,Ты мне побольше, поогромнейШвырни ответные стихи!
24 янв. 1923 г.
