Владимир Черноземцев - «Мартен»

Когда я впервые познакомился с историей и подводными камнями единого наряда — удивился, что само воспоминание о нем еще не забыто. А когда лет шесть назад познакомился еще ближе, удивился куда больше: оказывается, метод не только не забыт, но живет и бередит души людей, не дает им спокойно забыть о шаге назад, об отступлении.

Мне кажется глубоко символичным, что вызов всем недоброжелателям единого наряда был брошен сталеварами электропечи имени газеты «Правда» второго электросталеплавильного цеха (этого почетного имени печь была удостоена за особые трудовые заслуги в год 50-летия главной газеты нашей страны). С 1962 года начали работать по единому наряду сталевары-коммунисты Михаил Александрович Петраков, Михаил Федотович Гуляев и Николай Иванович Андрианов (четвертого сталевара назвать трудно — их было несколько, они сменяли друг друга по разным причинам). Эти трое — ветераны завода, своего второго электросталеплавильного и своей десятой электропечи имени «Правды», которую иногда еще называют звездной печью, имея для этого веские основания. Дело в том, что все три сталевара за выдающиеся трудовые заслуги награждены высокими наградами Родины: Н. И. Андрианов — орденом Октябрьской Революции, М. Ф. Гуляев — орденом Ленина, а М. А. Петракову присвоено звание Героя Социалистического Труда.

На десятой печи единый наряд действует без всяких перерывов и сбоев уже четырнадцать лет. Впрочем, сбои, может, и были, ведь живые же люди, а жизнь такая сложная. Но до серьезного разлада не доходили ни разу. Даже самый стойкий, Петраков, по словам секретаря парторганизации цеха Б. Е. Тихонова, иной раз не выдерживал и заходил «отвести душу». Так уж получалось, что у него очень часто, даже систематически были выше показатели. Но разговор шел не о ликвидации единого наряда, а о ликвидации причин, ведущих к отставанию напарников.

Совесть, дружба, — партийная и просто человеческая — вот что всегда побеждало в этом коллективе.

А ведь можно было, как говорится, «козырнуть» заявлением: дескать, не желаю. Смогли бы мы все понять Петракова и нашли бы вполне человеческое объяснение его отказу, захоти он этого. Мы бы сказали или подумали:

— Мастер он, каких поискать. Труженик. Любой скажет, что таких мало. Стали выплавляет больше всех, без брака — почему бы человеку о себе не позаботиться: о деньгах трудовых, о славе, завоеванной честно, в жаркой схватке с металлом.

Слава… Она тоже стала пробным камнем в этой истории о едином наряде. Были, да и есть такие, среди сталеваров, кто о ней, о своей славе, прежде всего подумал: «Сейчас на каждом собрании, в каждой статье пишут, что я выплавил и победил, а что станут писать? Делить трудом завоеванное с кем-то? Нет, этому не бывать».

У объяснения есть и «научный» двойник, который придавал борьбе против единого наряда официальность.

— Единый наряд гробит соцсоревнование, глушит инициативу, пахнет уравниловкой. Человек будет на других надеяться, вместо того, чтоб по-настоящему соревноваться…

— Михаил Александрович, что вы думаете по поводу такого объяснения? — спрашиваю недавно у Петракова.

— Чепуха это, а не объяснение. Соревнование — это не просто бег сломя голову, а эстафета, у которой палочка — наше общее дело. Надо помогать друг другу, чтоб у всех было хорошо. Конечно, всегда будет у кого-то побольше, но уж план при едином наряде для всех сталеваров куда легче обеспечить, потому что друг другу на помощь приходим, учим. Сколько мы поработали, но чтоб печь хотя бы раз план не выполнила — такого не было. Конечно, если мелочиться, копейки считать, можно перессориться и забыть о главном. Мы никогда не мелочились, и уверен, что в конечном счете никто не просчитался: сегодня одному помогли, завтра другому, третьему. И еще мы выиграли на том, что всегда в глаза открыто один другому смотрим, что здороваемся друг с другом, в гости ходим один к другому. А баллы — это вредная примесь в отношениях. Некоторые перессорятся, при встрече не то что поздороваться, головы отворачивают друг от друга, а ведь сменщики… При таких отношениях и в работе жди, что кто-нибудь «свинью подсунет». Разве не случается такое? Бывает, я точно могу сказать. Вот почему мы все — за единый наряд и за дружбу.

Все — это четыре сталевара с десятой имени «Правды». Четыре таких разных, и таких одинаковых человека. Два Михаила — Петраков и Гуляев — знают друг друга столько, сколько помнят себя, с далекой босоногой деревенской поры, когда оба были просто Мишками. На Урал приехали из Орловской области по набору в военном сорок втором. Вместе окончили в Златоусте «ремеслуху» (ныне ГПТУ-28, сейчас там в музее училища висят на почетном месте их портреты), вместе пришли на завод и вместе, случается же такое, почти всю свою жизнь варят сталь на одной печи. С ними почти все время шел рука об руку Николай Иванович Андрианов — веселый, энергичный, немного резковатый в словах и движениях. Что касается четвертого…

В тот момент, когда я узнал эту бригаду, четвертым был бывший подручный Петракова Виктор Пересторонин. Все трое мастеров были его наставниками. Никто ни разу не упрекнул, если Виктор отставал. Напротив. Они боролись за него, как за сталевара, хотя не всегда эта борьба заканчивалась их победой.

Года три назад, прослышав, что Виктора переводят на другую печь, я заглянул в пультовое помещение десятой. Щит с приборами, которые от взбалмошной пляски стрелок кажутся взбесившимися, — перед глазами, щит — справа, такой же — слева, стеклянные ящики с выстукивающими беспорядочную дробь реле — за спиной. И оглушающий шум — вокруг. Сталевару здесь всегда некогда, и он всегда не рад посетителям: отвлекают.

— Виктор, это правда, что ты уходишь с десятой? — кричу что есть сил.

— Говорят, правда.

— Кто говорит?

— Начальник смены, например. Начальник цеха. Посоветовали заявление написать.

— Ну и что?

— Написал, что хочу в подручные…

— Ты это серьезно?

— Серьезней некуда. Только и намеков, что не справляюсь, план проваливаю. Говорят, сталь такая дорогая, рисковать на можем: вдруг брак выйдет!

— У тебя большой брак?

— Не больше, чем у других. Так, на всякий случай страхуются, потому что опыта мало, а марку варим одну из самых сложных.

— А что ваши сталевары? Они тоже так считают?

— Нет. Они меня поддерживают, говорят, что все обойдется, что никуда и не думай уходить, и никаких заявлений не пиши. Только я не могу, если руководители говорят, будто не справляюсь.

— Кто же вместо тебя?

— Пока не знаю. Слышал, Бурикова ставят…

Так Марк Николаевич Буриков оказался на десятой имени «Правды», и опять волей-неволей пришлось ему, равному среди равных и по мастерству, и по опыту, и по работоспособности, «вписываться» в единый наряд. Сказать, что вживание прошло совсем гладко, что новый член коллектива притерся так же, как трое ветеранов, пожалуй, не скажешь. Характер у Марка Николаевича не мед, но ведь и печная площадка не институт благородных девиц, да и ветеранам палец, как говорится, в рот не клади. Здесь каждый за себя способен постоять.

Душой начинания, главным застрельщиком всегда был Михаил Александрович Петраков.

В нашем городе его знают все. Стало уже традицией, что на торжественных городских собраниях, когда в драматическом театре собираются представители всех трудовых коллективов Златоуста, коммунист Петраков под звуки марша вносит Знамя города.

Темноволосый, невысокий, отнюдь не богатырского сложения, но в движениях чувствуется порывистость и сила. Молчалив, очень не любит говорить. Всякий, кто захочет поспрашивать о Петракове у сталеваров, больше всего наслышится о его трудолюбии и скромности. С этого характеристика, как правило, начинается, и этим заканчивается. Рассказывают даже курьезные истории.

О Петракове более десяти лет назад был написан очерк «Мужество».

Название показалось герою убийственно нескромным, и он ринулся скупать брошюры во всех златоустовских киосках.

Наверное, поэтому писать о Петракове трудно. Так и кажется, что, прочитав эти заметки, он обидится, а точнее, сочтет, что попал в неловкое положение…

— Зачем обо мне? У нас такая замечательная смена. Все молодые, знающие, сильные. Например, Банщиков Борис, коммунист, Тюрин Валерий, Зимин Анатолий, тоже член партии, Баратынский Валерий. Все техникумы окончили или учатся сейчас. Хорошие сталевары.

Этот разговор произошел совсем недавно на печной площадке второго электросталеплавильного.

Все здесь по-прежнему, как и десять, и пять лет назад. Те же печи, краны, те же бешеные стрелки в пультовом. Правда, теперь они представляются мне совсем по-другому. Сегодня я почему-то усиленно хочу не просто запечатлеть в уме их пляску, а уловить напряжение, глубинный смысл всего, что кроется за ними. Мне кажется, что, не поняв этого, что-то оставишь не открытым в характере сталеварской работы, в характере сталеваров. Я, например, заметил (и это пришло далеко не сразу), что ослепительный свет в печи бывает и холодным, каким-то насильственным, и теплым, мягким, льющимся нежными, глубинными волнами. Холодный — в начале, когда обломки и куски металла, составляющие шихту, еще не расплавились. В это время сталевар поворачивает печь, чтобы равномерно прогреть шихту. Он все это делает не так, как делала бы то же самое электронная машина, а по внутренней потребности, будто не электродам, толстенным графитовым колоннам, стало тяжко, а его собственным рукам. И он поднимает электроды. Стрелки на главном пульте безжизненно падают, а на пульте слева все три замирают на одной отметке. Это значит, что моторы поднимают руки-электроды буднично, нагруженно, равномерно. Но вот печь повернута. И снова — слева стрелки вздрогнули, поднялись вверх до середины и замерли: это электроды пошли вниз. Скоро, через секунды, как только коснутся они металла, раздастся гром и из печи брызнет холодный ослепительный свет. В этот момент все стрелки начнут ту самую чудовищную пляску под аккомпанемент раскатов рукотворного грома. Электроды-руки все время в движении: вверх — вниз, вверх — вниз. Так регулируется сила вольтовой дуги. Это невероятно трудно. Это под силу только машинам, которые — продолжение рук сталевара, его помощники. Оттого, когда он смотрит на стрелки, не слышит шума и посторонних слов. Здесь слишком высокое трудовое напряжение.