Давид Бурлюк - Стихотворения
Катафалкотанц
Подумать страшно, што пучинуНисходит все, што зримое вокруг,По — днесь безвестному починуНа бессловесный смерти струг.Равнялся высоким чиномПростейшим нищим старикомМогил измерены аршином,Под земляной раскисший ком.И сколько было ярких песен,Любовных сожигавших чувств,Горячих лет, безмерных весен,Помпезно радостных искусств,И сколько было гордых знаний,И точно выспренных умов,Высоких скал, роскошных зданий,Все, все ушло под гнет холмов.Все стало незаметным прахом,Зловонную сочася гниль,Заране вычисленным, крахомРуководящих жизнесил!..
«Мы должны б помещаться роскошном палаццо…»
…l'artiste est… hante par la nostalgie d'un autre sincle.
Haysmans[23]Где друзья? — разбежались на брег океана
Где подруги? — ушли очарованный лес.
Мы должны б помещаться роскошном палаццоАпельсиновых рощ золотых Гесперид.Гармоничным стихом, наготой упиваться,Но не гулом труда, не полетом акрид.И должны бы ходить облаченные злато,Самоцветы камней наложивши персты,Вдохновенно, изысканно и (немного) крылато —Соглядатаи горних долин высоты.Глубочайшие мысли, напевы и струныНам несли б сокровенно-упорный прилив;Нам созвездья сияют светила и луны…Каждый час упоеньем своим молчалив.А питаться должны мы девическим мясом,Этих легких созданий рассветных лучейВедь для нас создана невесомая раса.Со земли, ведь для нас, увлекли палачей…Ароматов царицы — цветочные сокиНам — снесли, (изощренно кухонный секрет)!Нам — склоняются копья колосьев высоких,И паучья наука воздушных тенет,И для нас — эта пьяная тайная ЛетаВин древнейших, — (пред ними помои — Нектар!)Нам — улыбок, приветов — бессменное лето,Поцелуи, объятья — влюбленности дар.
Редюит срамников
Заброшенной старой часовне,(Благочестия лун лишаи),Где пристрастнее, лучше, готовнейГолубые цветы тишины,
Под покровом нелепицы темной, Из ножон вынимая ножи, Собралися зарницей погромной Обсудить грабежей дележи.
Золотая церковная утварьИ со трона навес парчевой,Гнев-слепец окунув эту тварь,
Злобоссорой обострили спор, Где сошлись говорить меж собой Взгляд-предатель, кинжал и топор.
Аршин гробовщика
На глаз работать не годится!..Сколотишь гроб, мертвец нейдет:Топорщит лоб иль ягодица,Под крышкой пучится живот…
Другое дело сантиметромОбмеришь всесторонне труп:Готовно влез каюту фертом —Червекомпактнорьяный суп.
На глаз работать не годиться!.. И трезвый, пьяный гробовщик Не ковыряет палкой спицы
Похабноспешной колесницы, Что исступленно верещит Подоплеухою денницы.
Обращенные землю
На косогоре — неудобномДля пахоты, работ, жилья,Лежит общении загробномПерсон различная семья.
Над каждой — холмик невысокий И шаткий перегнивший крест, Овитый высохшей осокой, (могильных угрызений перст)?
Иль сплошь… лишившись поперечин, Торчит уныло черный кол — Так погибающее судно
Пустую мачту кажет нудно Над зыбью влаги скоротечной, Биющей вечности аттол.
Блок колб
На пустынноулицу осениСиний и красный пузыриПротянули свои мечи;Осенили ветхие домикиГоребегущие лохмы туч;Одну неделю, 2 недели, триПо невылазной грязи скачи!..
Шлепает далеко эхо… Вытекает, слюнится, сочится…
«Вы помните „аптеку“ Чехова»?Банок, стклянок вереница;Фигура, лица еврей аптекаря,Наливающего oleum ricini…Отраженная стекле харя;Диавол таращится синий.
За перегородкой аптекарша, Сухощава: сплошная кость — Смерть — безживотая лекарша, Палец — ржавый гвоздь. Занимается готовит лекарства, Что не знает аптекарь, она знаток. Аптека грязеосеннего царства Беженцелиловопоток.
Перед аптекою гробикиНаструганы, сколочены кое-как.Детские гладкие лобики —Жизни безаппелляционный брак!..
Скрежет флюгарки
Попариться кровавой бане,Где время банщиком «нетребуя на чай»Намылит шею, даст холодный душИ саване пристроит на диване.Где на мозоль сочится малочайРазрезанных грудей простоволосых женщин,Где столько небо отлетело душСтудентов, босяков, наивных деревенщин.
При электричестве (!) халате парикмахер,Стараясь лезвием зазубренной косы —Затылки, шеи и усы,Бесчисленно является виной,Что голова прощается спиной,Кровавая простыней потодымящий лагерь.
Из книги «Бурлюк пожимает руку Вульворт Бильдингу» (1924)*
Первое стихотворение
Ты богиня средь храма прекрасная,Пред Тобою склоняются ниц.Я же нищий — толпа безучастнаяне заметит Меня с колесниц.
Ты — богиня, и в пурпур, и в золотоОблачен твой таинственный стан,Из гранита изваянный молотом,Там, где синий курит фимиам.
Я же нищий — у входа отрепьями.Чуть прикрыв обнаженную грудь,Овеваемый мрачными ветрами,Я пойду в свой неведомый путь.
1897 г.
Спорщики
Птица, камень и стрелаХвастать спорили полетом.Жажда блеска их звала,Триумфаторам — охота!
Птице надо синеву! Разметалася крылами, Облаков кроша плеву, Солнца яр где горнопламень.
Камню — надобен обрыв,Чтобы ринуть смело в безднуТемноты гудящий срывВдалеке от стаи звездной…
Но стрела звенела: лень Мне лететь без гибкой ивы, Без татарския тетивы Сердце молодца — мишень.
Раздолье время
Слово,ОловоИКаменьРастопитьСпособенПламеньСердца,СолнцаИГорна,Что затеплилаВесна,Что раскрыла все цветы,Что согрела высоты.
Весна («Солнце бросило стрелу…»)
Солнце бросило стрелуИ попало сердце девы —Побежала по селуНа вчерашние посевы. Слышишь, слышишь звонкий клекот, Говор вод, отзвон мечей, Тот, что сердцу недалек от Тайноласковых ночей.Девы пленные власы —Струи слез — от страсти плачут…И сияние красы,Поцелуи «наудачу»!.. Солнце бросило стрелу, Закаленную другую, Зацепившую золу, Башни голову седую.И очнулся старый схимникОт лазоревого снаОт угроз суровозимних.Когда в саване сосна. Он тогда от аналоя, Отошедши, пыльных книг, На минутку, сердце злое От косматых игл остриг.Поднял он стрелу ликуяИ воскликнул: — сердце щит!Буду жить в весенних струяхПтаха где любви пищит! Дева, Старец на опушке Повстречались и сошлись,Жизнь им ставшая игрушкойИ лазоревая высь!
Фиал небес
