Владислав Холшевников - Мысль, вооруженная рифмами

Повесть

(Отрывок)

Взгляните на меня: я сед;Но не от хилости и лет;Не страх незапный в ночь однуДо срока дал мне седину.Я сгорблен, лоб наморщен мой;Но не труды, не хлад, не зной —Тюрьма разрушила меня.Лишенный сладостного дня,Дыша без воздуха, в цепях,Я медленно дряхлел и чах,И жизнь казалась без конца.Удел несчастного отца:За веру смерть и, стыд цепей —Уделом стал и сыновей.Нас было шесть — пяти уж нет.Отец, страдалец с юных лет,Погибший старцем на костре,Два брата, падшие во пре,Отдав на жертву честь и кровь,Спасли души своей любовь.Три заживо схороненыНа дне тюремной глубины —И двух сожрала глубина;Лишь я, развалина одна,Себе на горе уцелел,Чтоб их оплакивать удел.

На лоне вод стоит Шильон;Там в подземелье семь колоннПокрыты влажным мохом лет.На них печальный брезжит свет,Луч, ненароком с вышиныУпавший в трещину стеныИ заронившийся во мглу.И на сыром тюрьмы полуОн светит тускло-одинок,Как над болотом огонёк,Во мраке веющий ночном.Колонна каждая с кольцом;И цепи в кольцах тех висят;И тех цепей железо — яд;Мне в члены вгрызлося оно;Не будет ввек истребленоКлеймо, надавленное им.И день тяжел глазам моим,Отвыкнувшим с толь давних лет.Глядеть на радующий свет;И к воле я душой остылС тех пор, как брат последний былУбит неволей предо мной,И рядом с мертвым я, живой,Терзался на полу тюрьмы.

1822

26. Ночной смотр

В двенадцать часов по ночамИз гроба встает барабанщик;И ходит он взад и вперед,И бьет он проворно тревогу.И в темных гробах барабанМогучую будит пехоту:Встают молодцы егеря,Встают старики гренадеры,Встают из-под русских снегов,С роскошных полей италийских,Встают с африканских степей,С горючих песков Палестины.

В двенадцать часов по ночамВыходит трубач из могилы;И скачет он взад и вперед,И громко трубит он тревогу.И в темных могилах трубаМогучую конницу будит:Седые гусары встают,Встают усачи кирасиры;И с севера, с юга летят,С востока и с запада мчатсяНа легких воздушных коняхОдин за другим эскадроны.

В двенадцать часов по ночамИз гроба встает полководец;На нем сверх мундира сюртук;Он с маленькой шляпой и шпагой;На старом коне боевомОн медленно едет по фрунту;И маршалы едут за ним,И едут за ним адъютанты;И армия честь отдает.Становится он перед нею;И с музыкой мимо егоПроходят полки за полками.

И всех генералов своихПотом он в кружок собирает,И ближнему на ухо самОн шепчет пароль свой и лозунг;И армии всей отдаютОни тот пароль и тот лозунг:И Франция — тот их пароль,Тот лозунг — Святая Елена.Так к старым солдатам своимНа смотр генеральный из гробаВ двенадцать часов по ночамВстает император усопший.

1836

27. <А. С. Пушкин>

Он лежал без движенья, как будто по тяжкой работеРуки свои опустив. Голову тихо склоня,Долго стоял я над ним, один, смотря со вниманьемМертвому прямо в глаза; были закрыты глаза.Было лицо его мне так знакомо, и было заметно,Что выражалось на нем, — в жизни такогоМы не видали на этом лице. Не горел вдохновеньяПламень на нем; не сиял острый ум;Нет! Но какою-то мыслью, глубокой, высокою                                                          мысльюБыло объято оно: мнилося мне, что емуВ этот миг предстояло как будто какое виденье,Что-то сбывалось над ним, и спросить мне хотелось:                                                            что видишь?

1837

28. Рустем и Зораб

Персидская повесть, заимствованная из царственной книги Ирана (Шах-Наме)

(Отрывок)

Из книги царственной ИранаЯ повесть выпишу для васО подвигах Рустема и Зораба.

Заря едва на небе занялася,Когда Рустем, Ирана богатырь,Проснулся. Встав с постели, он сказал:— Мы на царя АфразиабаОпять идем войною;Мои сабульские дружиныГотовы; завтра поведуИх в Истахар, где силы все ИранаШах Кейкавус для грозного набегаСоединил. Но чем же я сегодняСебя займу? Моя рука, мой меч,Могучий конь мой ГромБез дела; мне ж безделье нестерпимо. —И на охоту собралсяРустем; себя стянул широким кушаком,Колчан с стрелами калены́миЗакинул за спину, взял лук огромный,Кинжал засунул за кушакИ Грома, сильного коня,Из стойла вывел. Конь, наскучивПокоем, бешено от радости заржал;Рустем сел на коня и, не простившись домаНи с кем, ни с матерью, ни с братом,Поехал в путь, оборотивГлаза, как лев, почуявший добычу,В ту сторону, где за горамиЛежал Туран…

1847

Н. И. Гнедич (1784–1833)

29. Ласточка

     Ласточка, ласточка, как я люблю твои вешние песни!Милый твой вид я люблю, как весна и живой и веселый!Пой, весны провозвестница, пой и кружись надо мною;Может быть, сладкие песни и мне напоешь ты на душу.

     Птица, любезная людям! ты любишь сама человека;Ты лишь одна из пернатых свободных гостишь в его доме;Днями чистейшей любви под его наслаждаешься кровлей;Дружбе его и свой маленький дом и семейство вверяешь,И, зимы лишь бежа, оставляешь дом человека.С первым паденьем листов улетаешь ты, милая гостья!Но куда? за какие моря, за какие пределыСтранствуешь ты, чтоб искать обновления жизни                                                                 прекрасной,Песней искать и любви, без которых жить ты не можешь?Кто по пустыням воздушным, досель не отгаданный нами,Путь для тебя указует, чтоб снова пред нами являться?С первым дыханьем весны ты являешься снова, как с неба,Песнями нас привечать с воскресеньем бессмертной                                                                 природы.Хату и пышный чертог избираешь ты, вольная птица,Домом себе; но ни хаты жилец, ни чертога владыкаДерзкой рукою не может гнезда твоего прикоснуться,Если он счастия дома с тобой потерять не страшится.Счастье приносишь ты в дом, где приют нетревожный                                                                 находишь,Божия птица,[10] как набожный пахарь тебя называет:Он как священную птицу тебя почитает и любит(Так песнопевцев народы в века благочестия чтили).Кто ж, нечестивый, посмеет гнезда твоего прикоснуться —Дом ты его покидаешь, как бы говоря человеку:«Будь покровителем мне, но свободы моей не касайся!»Птица любови и мира, всех птиц ненавидишь ты хищных.Первая, криком тревожным — домашним ты птицам                                                                 смиреннымВесть подаешь о налете погибельном коршуна злого,Криком встречаешь его и до облак преследуешь криком,Часто крылатого хищника умысл кровавый ничтожа.

     Чистая птица, на прахе земном ты ног не покоишь,Разве на миг, чтоб пищу восхитить, садишься на землю.Целую жизнь, и поя и гуляя, ты плаваешь в небе,Так же легко и свободно, как мощный дельфин в океане.Часто с высот поднебесных ты смотришь на бедную землю;Горы, леса, города и все гордые здания смертныхКажутся взорам твоим не выше долин и потоков, —Так для взоров поэта земля и всё, что земное,В шар единый сливается, свыше лучом озаренный.

     Пой, легкокрылая ласточка, пой и кружись надо мною!Может быть, песнь, не последнюю ты мне на душу напела.

<?>

30. Амбра