Людмила Мартьянова - Сонет Серебряного века. Сборник стихов. В 2 томах. Том 1
III
Но вот, нежданно я окруженаОраторов толпой красноречивой;Кому гвоздика пышная нужна,Кому корзинка с жгучею крапивой(Невзрачное растенье, но оноОдобрено бессмертной АфродитойИ почему-то ей посвящено),Кому венок из роз, плющом увитый,Иль алый мак, простой цветок полей,Желанный тем, что нам дает забвенье,—Через него в блаженном сновиденьеПокинутым отраду шлет Морфей;Его потом я оценила тоже,Тогда ж – фиалки были мне дороже.
IV
И на груди лиловенький букетЯ спрятала рукою торопливой,Сказав: «В лесу фиалок больше нет!»Ораторов толпе красноречивой.Ах, есть меж ними юноша один,Зеленый лавр чело его венчает,Он говорит – и молкнет шум Афин,И с трепетом народ ему внимает!Никто, как он, на левое плечоТак царственно не может плащ закинутьИль взглядом гордым вкруг себя окинуть,Когда, с врагами споря горячо,Он вступится за честь родного края,И речь его гремит, не умолкая.
V
Но не со мной он грозен и суров,Мне ласк его знакома страсть живая...Я встретилась с соперником богов,Душистые фиалки продавая.И предложила я ему цветы,Пролепетав приветствие простое,Он принял их. – Сбылись мои мечтыВ тот светлый миг, в то утро золотое!..С тех пор всегда лиловенький букетСкрываю я на дне своей корзиныИ жду его у мраморной Афины,Твердя другим: «фиалок больше нет!»,Сама фиалкой сделаться желая,Чтобы ему отдать себя могла я!..
VI
Куда спешишь, волнуяся, народ?Что там за гул, за крики исступленья?Кто там с челом увенчанным идет,Как славный вождь, окончивший сраженье?..То он, то он, его я узнаю!Но кто она, красавица чужая?Зачем ей руку подал он свою,Ее с восторгом счастия встречая?Красив ее обдуманный наряд,Как бабочка весной – она одета...Но кто ж она? – «Гетера из Милета»,Мне из толпы с насмешкой говорят.Гетера? – да! Но как бледны и жалкиПред этой розой скромные фиалки!
VII
Перикл, Перикл! меня не видишь ты?Не подаришь улыбкою привета?О, пусть дождем летят к тебе цветы,К твоим ногам не брошу я букета!Нет, я горда, я не желаю бытьСоперницей с продажною гетерой,Забытая – сумею позабытьСвою любовь с поруганною верой.Косматый фавн давно в меня влюблен,И от меня он жаждет поцелуя;К нему на луг сегодня убегу я,Хоть, правда, он неловок и смешон,Как будто – хром, как будто – кос немного,Зато женой я буду полубога.
VIII
И вот из мести милому врагу,Цветами фавну рожки обвила я,Застав его уснувшим на лугу,И разбудила... Очи протирая,Проснулся фавн; – к смеющимся устам,Как флейту, он прижал тростник прибрежный,И зазвучал по рощам и лугамПевучий звук, ласкающий и нежный.На этот зов откликнулся народКудрявых фавнов, хитрый и задорный,Пришел сатир, покрытый шерстью черной,Сбежалися нагие нимфы вод,И закружился в пляске хороводнойВесь этот мир беспечный и свободный...
IX
И я... я тоже счастлива была!Забыв измены легкую невзгоду,Я виноградом кудри убралаИ к резвому примкнула хороводу.Забыто все: Перикл....любовь... тоска...И торжество Аспазии презренной...Казалось, жизнь светла и широкаПод эти звуки песни вдохновенной!..Любовь, как солнце, тем так хороша,Что красит все для любящего взора,Веселье грусть в душе сменяет скоро,Затем, что к свету просится душа,Что ею лишь мы счастливы и рады...Для жизни жить – таков закон Эллады.
1892
Александр Лукьянов
* * *Бледного месяца матовый свет...В тихом раздумьи иду я по саду.О, как отраден весенний приветСкорбному сердцу и грустному взгляду!
Много принес испытаний и бедДень схороненный... И вот мне в награду —Месяц... затишье... сирени расцвет...Влажная ночь разливает прохладу.
Царство природы... Как старец седой,Тополь серебряный веткою гибкойПуть заграждает, склонясь над тропой.
Прошлое было печальной ошибкой...Хочется верить, что с этой веснойЖизнь озарится весенней улыбкой!
Ласточка
Ласточка бьется над кровлей моей,Звонко щебечет и манит меняВ даль голубую – к простору полей,К яркому солнцу горячего дня,
К роще зеленой, где в блеске лучей,Точно струя золотого огня,Льется в кругу незабудок ручей,Нежно, как струны гитары, звеня.
Как я любил эту чудную даль!Но мне покоя и там не найти...Вот когда детства беспечного жаль!
Все, что я видел на грустном пути,Мне не забыть, не рассеять печаль...Ласточка, ласточка, дальше лети!
* * *Забыв тревоги дня, как счастлив я пороюОт города вдали! Безмолвны небеса,Заря вечерняя бледнеет за горою,И падает с ветвей жемчужная роса.
Подходит тихо ночь, все ярче надо мноюДалекая звезда, ночных небес краса,И, в грезы погружен, объятый тишиною,Я чутко слушаю природы голоса...
Иду. Вокруг цветы. В тени густого садаЛетают весело ночные мотыльки...Но вот в мое лицо повеяла прохлада,
Раскинулись поля, донесся плеск реки...О ночь прекрасная! О чудная наградаЗа долгий день труда, волненья и тоски!
* * *Я далеко от шума городского,Вокруг меня лежит глубокий снег;Но кони быстро мчатся на ночлег,И я боюсь: тоска вернется снова!
Какая ночь... Нет сумрака ночного...Ямщик, сдержи коней летучий бег,—Хотел бы я не видеть целый векУгрюмых стен покинутого крова!
Прочь от него, от шума и людей!Люблю простор и тишину полей,Мерцанье звезд на дальнем небосклоне...
Простив судьбе, не помню грустных дней,Мечты летят за счастием в погоне,Я вижу сон... О, тише, тише, кони!
Памяти сестры
(Ек. Лукьяновой)
Ты все надеялась... С болезнью роковойБыла бессильная, тяжелая борьба.Так осенью цветок глядит в туман с мольбой,Но светлых нет лучей – напрасная мольба!
Недуг тебя душил безжалостной рукой,Хваталась ты за грудь и, как дитя, слаба,Смотрела на меня с мучительной тоской,Твой взгляд мне говорил: «Что делать...знать, судьба!»
Я утешал тебя, заплакать сам готов:«Родная, не грусти... Недалеко весна,Окрепнет грудь твоя от воздуха лесов,
С весенним ясным днем и будешь ты ясна».Бодрее ты была от этих жалких слов,А я со страхом ждал, когда придет весна...
На финском берегу
I
Серое небо и серое море...Волны угрюмо шумят,Чайки, белея на сером просторе,С криком печальным летят.
Старые сосны в тяжелом убореВ мутные волны глядят,Точно какое-то скрытое гореВысказать морю хотят.
Грозно промчалась здесь буря седая,След ее берег хранит:Мертвые сосны, в песке утопая,
Мрачно гниют, и стоитКамнем могильным гранит—Символ печального, серого края!
Две эпохи
II
Когда погаснет блеск рассвета золотого,Живительная мысль в бессилии замрет,Дух человеческий тогда мельчает сноваИ гибнет в суете томительных забот.
Тогда животный страх толпу ведет сурово,Отчаянье, порок в ее сердцах растет,И с ужасом глухим, полна бессилья злого,Без цели и пути она во тьме бредет.
Тогда стареет мир, печально измененный,И горечь он несет толпе порабощенной;Нет света на земле, нет силы и чудес...
Жизнь веет холодом застывшего движенья,И смерть стоит в толпе, как страшный призрак тленья,Как неизбежное возмездие небес!
Валерий Брюсов
На полустанке
Гремя, прошел экспресс. У светлых оконМелькнули шарфы, пледы, пижама;Там – резкий блеск пенсне, там – черный локон,Там – нежный женский лик, мечта сама!
Лишь дым – за поездом; в снега увлек онОгни и образы; вкруг – снова тьма...Блестя в морозной мгле, уже далек он,А здесь – безлюдье, холод, ночь – нема.
Лишь тень одна стоит на полустанкеПод фонарем; вперен, должно быть, взглядВо тьму, но грусть – в безжизненной осанке!
Жить? Для чего? – Встречать товарных ряд,Читать роман, где действует Агнесса,Да снова ждать живых огней экспресса!
16 ноября 1917
Наряд весны
За годом год, ряды тысячелетий, —Нет! неисчетных миллионов лет,Май, воскрешая луговины эти,Их убирает в травянистый цвет.
Пытливцы видят на иной планете,Что шар земной в зеленый блеск одет;Быть может, в гимне там поет поэт:«Как жизнь чудесна в изумрудном свете!»
Лишь наш привычный взор, угрюм и туп,Обходит равнодушно зелень купИ свежесть нив под возрожденной новью;
Наряд весны, мы свыклись в мире с ним;И изумруд весенних трав багрим,Во имя призрака, горячей кровью!
1918
