Александр Блок - Лирика
Сентябрь 1911
«Земное сердце стынет вновь…»
Земное сердце стынет вновь,Но стужу я встречаю грудью.Храню я к людям на безлюдьиНеразделенную любовь.
Но за любовью – преет гнев,Растет презренье и желаньеЧитать в глазах мужей и девПечать забвенья иль избранья.
Пускай зовут: Забудь, поэт!Вернись в красивые уюты!Нет! Лучше сгинуть в стуже лютой!Уюта – нет. Покоя – нет.
1911 – 6 февраля 1914
«В огне и холоде тревог…»
В огне и холоде тревог —Так жизнь пройдет. Запомним оба,Что встретиться судил нам БогВ час искупительный – у гроба.
Я верю: новый век взойдетСредь всех несчастных поколений.Недаром славит каждый родСмертельно оскорбленный гений.
И все, как он, оскорбленыВ своих сердцах, в своих певучих.И всем – священный меч войныСверкает в неизбежных тучах.
Пусть день далек – у нас все те жЗаветы юношам и девам:Презенье созревает гневом.А зрелость гнева – есть мятеж.
Разыгрывайте жизнь, как фант.Сердца поэтов чутко внемлют,В их беспокойстве – воли дремлют;Так точно – черный бриллиант
Спит сном неведомым и странным,В очарованьи бездыханном,Среди глубоких недр, – покаВ горах не запоет кирка.
1910 – 6 февраля 1914
Итальянские стихи
(1909)
Sic finit occulte sic multos decipit aetasSic venit ad finem quidquid in orbe manetHeu heu praeteritum non est revocabile tempusHeu propius tacito mors venit ipsa pede[63].
Надпись под часами в церкви Santa Maria Novella (Флоренция)Равенна[64]
Все, что минутно, все, что бренно,Похоронила ты в веках.Ты, как младенец, спишь, Равенна,У сонной вечности в руках.
Рабы сквозь римские воротаУже не ввозят мозаик.И догорает позолотаВ стенах прохладных базилик.
От медленных лобзаний влагиНежнее грубый свод гробниц,Где зеленеют саркофагиСвятых монахов и цариц.
Безмолвны гробовые залы,Тенист и хладен их порог,Чтоб черный взор блаженной Галлы[65],Проснувшись, камня не прожег.
Военной брани и обидыЗабыт и стерт кровавый след,Чтобы воскресший глас ПлакидыНе пел страстей протекших лет.
Далеко отступило море,И розы оцепили вал,Чтоб спящий в гробе ТеодорихО буре жизни не мечтал.
А виноградные пустыни,Дома и люди – все гроба.Лишь медь торжественной латыниПоет на плитах, как труба.
Лишь в пристальном и тихом взореРавеннских девушек, порой,Печаль о невозвратном мореПроходит робкой чередой.
Лишь по ночам, склонясь к долинам,Ведя векам грядущим счет,Тень Данта с профилем орлинымО Новой Жизни[66] мне поет.
Май – июнь 1909
Из цикла «Венеция»
1. «С ней уходил я в море…»
С ней уходил я в море,С ней покидал я берег,С нею я был далеко,С нею забыл я близких…
О, красный парусВ зеленой дали!Черный стеклярусНа темной шали!
Идет от сумрачной обедни,Нет в сердце крови…Христос, уставший крест нести…
Адриатической любови —Моей последней —Прости, прости!
9 мая 1909
2. «Холодный ветер от лагуны…»
Евг. Иванову
Холодный ветер от лагуны.Гондол безмолвные гроба.Я в эту ночь – больной и юный —Простерт у львиного столба[67].
На башне, с песнию чугунной,Гиганты[68] бьют полночный час.Марк[69] утопил в лагуне луннойУзорный свой иконостас.
В тени дворцовой галереи,Чуть озаренная луной,Таясь, проходит Саломея[70]С моей кровавой головой.
Все спит – дворцы, каналы, люди,Лишь призрака скользящий шаг,Лишь голова на черном блюдеГлядит с тоской в окрестный мрак.
Август 1909
Флоренция[71]
1. «Умри, Флоренция, Иуда…»
Умри, Флоренция, Иуда,Исчезни в сумрак вековой!Я в час любви тебя забуду,В час смерти буду не с тобой!
О, Bella[72], смейся над собою,Уж не прекрасна больше ты!Гнилой морщиной гробовоюИскажены твои черты!
Хрипят твои автомобили,Твои уродливы дома,Всеевропейской желтой пылиТы предала себя сама!
Звенят в пыли велосипедыТам, где святой монах[73] сожжен,Где Леонардо сумрак ведал,Беато[74] снился синий сон!
Ты пышных Мéдичей[75] тревожишь,Ты топчешь лилии[76] свои,Но воскресить себя не можешьВ пыли торговой толчеи!
Гнусавой мессы стон протяжныйИ трупный запах роз в церквах —Весь груз тоски многоэтажный —Сгинь в очистительных веках!
Май – июнь 1909
2. «Флоренция, ты ирис нежный…»
Флоренция, ты ирис нежный;По ком томился я один
Любовью длинной, безнадежной,Весь день в пыли твоих Кашин[77]?
О, сладко вспомнить безнадежность:Мечтать и жить в твоей глуши;Уйти в твой древний зной и в нежностьСвоей стареющей души…
Но суждено нам разлучиться,И через дальние краяТвой дымный ирис будет сниться,Как юность ранняя моя.
Июнь 1909
3. «Страстью длинной, безмятежной…»
Страстью длинной, безмятежнойЗанялась душа моя,Ирис дымный, ирис нежный,Благовония струя,Переплыть велит все рекиНа воздушных парусах,Утонуть велит навекиВ тех вечерних небесах,И когда предамся зною,Голубой вечерний знойВ голубое голубоюУнесет меня волной…
Июнь 1909
4. «Жгут раскаленные камни…»
Жгут раскаленные камниМой лихорадочный взгляд.Дымные ирисы в пламени,Словно сейчас улетят.О, безысходность печали,Знаю тебя наизусть!В черное небо ИталииЧерной душою гляжусь.
Июнь 1909
5. «Окна ложные на небе черном…»
Окна ложные нá небе черном,И прожектор на древнем дворце.Вот проходит она – вся в узорномИ с улыбкой на смуглом лице.
А вино уж мутит мои взорыИ по жилам огнем разлилось…Что мне спеть в этот вечер, синьора?Что мне спеть, чтоб вам сладко спалось?
Июнь 1909
6. «Под зноем флорентийской лени…»
Под зноем флорентийской лениЕще беднее чувством ты:Молчат церковные ступени,Цветут нерадостно цветы.
Так береги остаток чувства,Храни хоть творческую ложь:Лишь в легком челноке искусстваОт скуки мира уплывешь.
17 мая 1909
7. «Голубоватым дымом…»
Голубоватым дымомВечерний зной возносится,Долин тосканских царь…
Он мимо, мимо, мимоЛетучей мышью броситсяПод уличный фонарь…
И вот уже в долинахНесметный сонм огней.И вот уже в витринахОтветный блеск камней,И город скрыли горыВ свой сумрак голубой,И тешатся синьорыКанцоной площадной.Дымится пыльный ирис,И легкой пеной пенитсяБокал Христовых Слез…
Пляши и пой на пире,Флоренция, изменница,В венке спаленных роз!..
Сведи с ума канцонойО преданной любви,И сделай ночь бессонной,И струны оборви,И бей в свой бубен гулкий,Рыдания тая!В пустынном переулкеСкорбит душа твоя…
Август 1909
«Искусство – ноша на плечах…»
Искусство – ноша на плечах,Зато как мы, поэты, ценимЖизнь в мимолетных мелочах!Как сладостно предаться лени,Почувствовать, как в жилах кровьПереливается певуче,Бросающую в жар любовьПоймать за тучкою летучейИ грезить, будто жизнь самаВстает во всем шампанском блескеВ мурлыкающем нежно трескеМигающего cinéma![78]А через год – в чужой стране:Усталость, город неизвестный,Толпа, – и вновь на полотнеЧерты француженки прелестной!..
Июнь 1909
Foligno
Благовещение
С детских лет – видения и грезы,Умбрии ласкающая мгла.На оградах вспыхивают розы,Тонкие поют колокола.
Слишком резвы милые подруги,Слишком дерзок их открытый взор.Лишь она одна в предвечном кругеТкет и ткет свой шелковый узор.
Робкие томят ее надежды,Грезятся несбыточные сны.И внезапно – красные одеждыДрогнули на золоте стены.
Всем лицом склонилась над шелками,Но везде – сквозь золото ресниц —Вихрь ли с многоцветными крыламиИли ангел, распростертый ниц…
Темноликий ангел с дерзкой ветвьюМолвит: «Здравствуй! Ты полна красы!»И она дрожит пред страстной вестью,С плеч упали тяжких две косы…
Он поет и шепчет – ближе, ближе,Уж над ней – шумящих крыл шатер…И она без сил склоняет нижеПотемневший, помутневший взор…
Трепеща, не верит: «Я ли, я ли?»И рукою закрывает грудь…Но чернеют пламенные дали —Не уйти, не встать и не вздохнуть…
И тогда – незнаемою больюОзарился светлый круг лица…А над ними – символ своеволья —Перуджийский гриф[79] когтит тельца.
Лишь художник, занавесью скрытый, —Он провидит страстной муки крестИ твердит: «Profani, procul ite,Hic amoris locus sacer est»[80].
Май – июнь 1909
