Евгений Клюев - Музыка на Титанике (сборник)
«Тут нету ничего такого…»
Тут нету ничего такого —такого… чтоб остановиться,плениться ролью очевидцаи замереть на месте открасот каких-нибудь, высоткаких-нибудь…бывай, синица,тут нету ничего такого —скорее уж, наоборот:и свет как свет, и свод как свод,и род как род, и сброд как сброд,и ожерелья, и оковы,и нету ничего такого,хоть днём и ночью хороводкружится, плачет взад-вперёдбессмысленно и бестолково —и крепко заведён завод,и нету ничего такого,и повторится слово в словоза годом год…бывай, синица,зарница, бражница, блудница,и пусть тебе не снится тот —тот я как я, тот книжный крот, —кто сам не спит, а только снится.
«Слушай сейчас, мне потом уже так не сказать…»
Слушай сейчас, мне потом уже так не сказать:благоприятно не всякое время, не всякое место.Честный товар понимает, что честный эрзацтоже проникнет однажды в святое семейство —ибо в конце-то концов, ах, в конце-то концоввсё завершится каким-нибудь смехом паяца!Будущность шлет нам пластмассовых – роту – бойцов,всякое быть уступает дорогу казаться.
Слушай сейчас, мне потом уже так не сказать —тут, понимаешь ли, вышла такая минута:кисть пересохла, сломалось перо, затупился резец…и навестившая нас престарелая смутаходит по дому, суётся в шкафы и листает архив,ищет чего-то, чего уже нет и в помине:запах духов, заготовки рисунков, намётки стихов,список соратников, прерванный на половине…
Слушай сейчас, мне потом уже так не сказать,не объяснить, почему оно не исчезает —что непременно должно навсегда исчезать,если поблизости нету хороших хозяев.Видимо, дорог кому-нибудь весь этот хлам,весь этот ужас, застывший пластмассовой лавой.Видимо, жизнь получается крепче, чем намкажется… – и неразборчивей, неприхотливей.
«Из крайности в крайность…»
Из крайности в крайность (минуя чистилище —училище тех, кто поймёт и раскается,и старый подол не совсем замочил ещё,и скоро отмоется, мокрая курица) —бросаться… живя с тем, что есть и останется,и в позднюю мудрость не красить дурашливость,и, не разбирая, где дом – где гостиница,стараться себе ничего не выпрашивать,и не прихорашивать старенькой грешности,и не привораживать глупенькой святости,но – в общем-то, честно – свой маленький крест нестии – в общем-то, честно – свой маленький сад блюсти.А хочешь блеснуть золотой серединою —так это не здесь (здесь то жарко, то холодно!):любовь позади и любовь впереди неё…не грязь – значит, золото, всё-то здесь золото,всё жизнь – от пустого до полного невода,из рога отсутствия – в рог изобилия.И здесь никогда не тревожат без поводани Бога, ни чёрта.Ни даже Вергилия.
«Я не то чтоб не уважаю общие мерки…»
Я не то чтоб не уважаю общие мерки,но глухому совсем не служу – ни одну – обедню,у меня есть сад размером с почтовую марку,у меня есть дом величиной с голубятню.
Я б о них рассказал, да короткие были б рассказы,а с короткими мне отсюда как-то неловко…Но зато мне завидуют все окрестные бабочки и стрекозы,и коровка одна – между прочим, божья коровка:
ибо негде им всем приклонить головы их буйной(правда, я всегда говорю: прилетайте и приклоняйте,и они прилетают, конечно, – полной обоймой…или чем они все там летают, я без понятья).
Я считаю, что мне повезло – при моей-то лени,при моей-то привычке не ждать ничего особоя считаю, что мне повезло на распределеньии садов, и домов, и за всё – большое спасибо!
За труды, за плоды, за находку и за помарку,за движенье от первого слога к последнему слогу…Я наклею на голубятню почтовую маркуи пошлю по адресу: Синее Небо. Господу Богу.
Прилетели скворцы
1Отец прибивает скворешню,на самое небо скворешню —отец совершенно безгрешный,раз так высоко поднялся:и там у него небеса,там стук молоточка, веселье,и ждут все скворцы новоселья,наведываясь на леса.
Он так и стоит, как стоял,друг всем атмосферным слоям,в глазах у меня: повторяя —теперь уже прямо из рая, —что в небо нельзя сыновьям,в особенности – соловьям,тем паче – погода сырая…
А Бог наблюдает за стройкой,за лестничкой нашей нестойкойс опасно изогнутой рейкойи тихо ворчит, как всегда,крылом выпрямляя изгибчик:«Василий Михалыч, голубчик,давай молоточек сюда!»
2Опять все скворцы прилетели ко мне,опять я к прилёту скворцов не готов,опять я не знаю, что им говорить.Сказать, что отец мой теперь на Луне,где, в общем, достаточно лунных скворцови, стало быть, много чего мастерить?
Но как-то, похоже, скворцы не хотятсовсем ничего от меня и не ждут —они прилетели сюда за другим.Они посидят и опять улетят —они и пробудут здесь пару минут,они и слетелись на память, на дым.
Они навещают любезный приют —нахохлившиеся, сидят в тишинеот крыши заржавленной невдалеке.Они никогда ничего не поют,а если поют, то другому, не мне:невидимому… с молоточком в руке.
Фейерверк
Спите, лягушка, мышка, курочка ряба,внучка и жучка, спите, дедка и бабка —все эти пушки просто забава, спи, моя рыбка,просто большие деньги пущены в небо,просто гуляет по свету горе не горе,кара не кара – с пышным букетом, с жаркою плетью…а ведь купить хотели то и другое:пусть и не хлеба – пусть и хотя бы бальное платье!Бальное платье, бальные туфли, плащ звездочёта:сколько нарядов стало бы сразу, сколько игрушек…всяких зверушек, плюшевых мишек – просто до чёрта,а накупили грома и молний, танков и пушек.
Так и бывает, милые дети, так и ведётся:дядям и тётям хочется смерти, хочется крови —вот и воюют, вот и стреляют дяди и тёти,спи, моя рыбка, это всего лишь лишние кроны.Вон полетела в чёрное небо новая кукла:ручка отдельно, ножка отдельно, пара кудряшек…спи, моя рыбка, кукле не больно, кукла привыкла,спи, моя рыбка, мы обойдёмся и без игрушек —мы ведь одеты, мы ведь обуты, не голодаем…жалко, Всевышний нй дал нам сердца, нй дал умишка:видишь, как пляшут, весело пляшут в небе задаромновая кукла, новая книжка, плюшевый мишка!
«Вот так проходят наши дни: иди и не смотри…»
Вот так проходят наши дни: иди и не смотри,закрой глаза – и так иди, иди и не смотри.А Он… Он говорил не так, да видимо, Его заветуже отстал, отстал в пути на пару тысяч лет.На пару, значит, тысяч лет состарился пилат,и износился циферблат и механизм внутри,и облупился прежний лак, и истрепался хилый флаг,и свежей кровью век набряк, иди и не смотри.И даже самых грузных лат давно растаял след,и даже самых страшных дат не помнят звонари,и, если миром правит рок – теперь это тяжёлый рок,как записной остряк изрёк… иди и не смотри.Уже устал разить булат и греть устал бушлат,уже никто не виноват, ни слуги, ни цари,ни в том, что всё коварней враг, ни в том, что всё густеет мрак,что на печи сидит дурак, – иди и не смотри.Не тот сармат, не тот формат… и так богат магнат,что он теперь начальник над капризами зари,что он определяет впрок режим светил, и цвет, и сроки полагает, что он бог, – иди и не смотри.Есть у тебя твой малый сад, как люди говорят, —лелей и не смотри назад, всё врут календари,и не смотри вперёд, сурок: там на тебя взведён курок,иди – беднейшей из дорог – и не смотри, смотри.
День рождения инфанты
У короля было только двенадцать приборов,лишь потому злую фею и не пригласили —взяв наплевав и на весь её взбалмошный норов,и на тот факт, что злодейка пока ещё в силе,взяв наплевав на любых иностранных спецкорови фотокоров со вспышкой (тем паче – без вспышки) —пусть, дескать, так и запишут в подручные книжки:у короля было только двенадцать приборов!
А в королевстве и так-то всё было ни к чёрту:разные мистики разную чушь предрекали —истово на голубином гадаючи калеи потроша кружевную лебяжью печёнку…И выходило, что дальше всё будет ужасно:жизнь остановится и сокрушится рассудок.И выходило, что тут уже не удержатьсяи что пора бы нам всем потихоньку отсюда.
И королева стонала: погибнем, погибнем, —требуя нашатыря, валерьяны, шалфею,страстно молилась окрестным богам и богинями умоляла в слезах пригласить злую фею!..Но возмущался король: «Ни за что, дорогая,праздник так праздник – и нечего, стало быть, всяким!..» —по королевским покоям спокойно шагаяи никаким не внимая ни слухам, ни знакам.
В мире важнее всего этикетная ветошь —что там нашествие готов каких-нибудь, буров!У короля было только двенадцать приборов —это судьба… и уже ничего не попишешь.
«Мелко, мелко волнорезу…»
