Евгений Клюев - Музыка на Титанике (сборник)

«Ни за беседой, ни за скудною трапйзой…»

Ни за беседой, ни за скудною трапйзой,ни по дороге в одинокую кроватьрумяный критик мой, насмешник толстопузый,всё не является – меня критиковать.Раскисли кисти, и давно не мыты кости,и дремлют бури, и в столе растёт бурьян,и ряска тонкая дрожит в бокале асти,и страсть состарилась, и опыт сильно пьян,и рифмы кончились, и ритм даёт усадку…но порох есть ещё, ещё не вышел срок!Спросите хоть кого: хоть Бога, хоть соседку —она ко мне порой внимательней, чем Бог,и только кажется надутой и жеманной,но дело знает и живёт отнюдь не зря,и чует, как – всё шаловливей, всё румяней,всё толстопузей – надо мной встаёт заря.

«Здесь ещё никогда не бывало такого обильного снега…»

Здесь ещё никогда не бывало такого обильного снега.А он падает, падает, падает – и удивляет,и уже в государстве ни соли, ни дров, ни угля нет —только снег и Санкт-Йоргена шпиль, как вершина ковчега.

И уже в государстве ни праздников нету – ни будней,ни богатых – ни бедных, ни новых законов – ни прежних,ни больных – ни здоровых, ни здравых суждений – ни бредней,ничего уже нет, никого: ни датчан, ни приезжих.

Только снег и Санкт-Йоргена шпиль… – и чего мы ругались,сутились, ершились, пытались понять все понятья!Правда, кто же мог знать, что погоды уже надвигалисьи что снег и Санкт-Йоргена шпиль только и сохранятся?

Помолись, святой Йорген, за нас наверху, объясни тамкому следует: жили ужасно, но зла не хотели —и однажды бы всё удалось и пошло как по нотам,если б только не эти метели…

Отзыв на стихи

А вот здесь – совершенно прекрасно, прекрасно и точно!Жизнь отдал бы за то и за это, но… нет, не отдам,а пойду по следам: как они там бегут быстротечнопо просёлочным всяким дорогам и по городам,как они там бегут быстротечно – и нет им порядка,нет ума им и нет ничего им, ни здесь, ни вокруг —разве только тетрадка в линейку… да тёмного предка,полоумного предка оглядка на что бы – на звук.

Жизнь отдал бы, вторую отдал бы… да только не стану —а пойду погляжу, как у них там, у предков, дела:где писали ещё по линейкам, по нотному стану,нотный стан расшибая о гусли и колоколаи теряя бессмертную душу и смертное телона пути в никуда – за капризной музыкой летя,и дитя перезрелое старческим голосом пелои потом навсегда умирало, и было дитя.

Жизнь отдал бы – вторую и третью… и сколько их есть там,в этой новой игре, где как часто костьми ни ложись,а возникнет окошко – с таким долгожданным известьем,что даётся тебе, бедолага, ещё одна жизнь!Значит, что же… гуляй, а как выспишься после попойки —будешь снова умён, и счастлив, и судьбы фаворит.Всё прекрасно – жаль только, что музыки нет ни копейки,в остальном же – прекрасно, божественно, что говорить!

Уроки русского стихотворства

Ты послушай, что скажу, а скажу я:есть такие воронки речевые,это ритма предначального воронки,куда предков всех подряд затянуло —в эти самые, значит, воронки,в силлабические, значит, пучины…попадёшь туда – и будешь кружитьсядень за днём вместе с мёртвой водою,никогда уж на поверхность не выйдешь,а закружишься, закрутишься насмерть,ни отца, ни мать позвать не успеешь,ни святую Богородицу вспомнить —только будешь суетиться словами —полоумными… сначала по краю,а потом всё по стенке, по стенке —нескончаемой стенке воронки,задыхаясь торопливым дыханьем,самого себя стремясь обогнати,только нет в силлабической пучинепобедителей и нет побеждённых,ни венца нету там, ни веночка,но одно лишь сплошное зиянье —как в классическом «и у Иоанна»:пропадание всяческой опоры,драгоценной земли исчезновеньеда захлёстыванье шёлковой петли…вот и я уже, видишь, закружился,вот и я уж больше не различаюни ударных слогов, ни безударных,ни бездарных и ни даровитых,вот и я уж скольжу в неизвестность,в подневольность подводного царства —ублажаемый пением дальним,заунывным русалочьим пеоном,провожаемый светлым Антиохом,провожаемый тёмным Симеоном.

«Я давно ничего не пишу – разве только стихи…»

Я давно ничего не пишу – разве только стихи,да и то очень редко, просто до крайности редко:лишь когда не хватает, скажем, другой чепухи —пока чай не остыл и пока горит сигаретка.

Много их и не надо – в год хватит трёх-четырёх,чтоб кому-нибудь дать убедиться: контора пишети на свете хватает пока дураков и дурёх,в своё время не павших – на коих эпоха пашет.

Слава Богу, контора пишет… куда сдаётто, что пишет, – теперь вообще ничего не значит:все слова всё равно разлетятся, у каждого свой полёти для каждого что-то своё впереди маячит.

Ничего уже не соберёшь, ничего не сличишь,и все птицы забыли давно, что такое стая:ты одна, моя ласточка, ты одинок, мой чиж —заглянув на минутку и тотчас же улетая.

Аттриция

Патриции Мортенсен

Путь в этот конец берёт долгое время,ибо этот конец лежит далеко.Люди приплывают сюда на паромеи позабывают своё молоко.Они позабывают фамилию нянии стихотворение Бородинои, распуская печальные нюни,смотрят в окно:где листья у дерева прозрачны и ветхи,и они скребутся в стекло и говорят,что вот перед вами Дерево Бодхи —но это заметно не каждому подряд.И всё равно не приходит озаренье,а наоборот, приходит разореньеи разочарованье в дорогих облаках,в дорогих друзьях, в славословьях, в подарках,да и кроны датские, видишь ли, в дырках…не так ли, Патриция, – или как?

Медленно происходящие измененьяпроще простого принимать за постоянство:от новолунья до полнолуньякак и на чём добираться – неясно.Но ходит, говорят, один челнок такой утлый,утлый челнок один такой, говорят —то есть, говорят, один челнок такой светлыйходит раз за разом назад-наперёд.Ходит раз за разом, раз за разум заходит —правда, очень редко, а почти никогда,и если, для примера, на дворе непогодит,то трудно увидеть его утлого следб.Не поймать челнока – словно рыбку без труда,на него народу целая чехарда,но когда ты на нём поплывёшь, то заметишь,как у норны мелькают руны в руках.А впрочем, и руны – всего-навсего ветошь,не так ли, Патриция, – или как?

Так получают взвеси: когда два вещества —как правило, жидкости, но и тоже слова —смешивают, а они не вступают в связь,они остаются чужими, и это – взвесь.К чужим надо быть, конечно, более строже.Но в сердце есть колокольчик: он есть на стражеи он также есть постовой, либо часовой —он звонит и кричит, когда кто не свой,и стреляет в морозный воздух, в морозный воздух…Ан всё больше гостей – незваных гостей, поздних:поздних склонений, спряжений, устойчивых выражений…А часового голос всё напряжённей,а часовой всё стреляет в морозный воздух —так оно и бывает при всяческих метаморфозах,так оно и бывает при всяческих переездах,что часовой всё стреляет в морозный воздух,и никто не боится его атак…не так ли, Патриция, – или как?

Мы теперь не давай говорить обо всём трудном,не давай говорить о котором у нас нету слов —мы давайте теперь начинаем лететь рядом,как, например, одна птица и один птицелов.Они говорят простыми звуками, а не словами, —щёлканьями, переливами и коротким свистком,они всегда летели рядом и рисовалиих зелёным и своим лесным языком.Так, как они были, и мы теперь будем,а у меня со мною есть крепкая сеть —я пойму тебя в эту сеть и не дам людям,чтобы ты им не стала петь или также свистеть.А поэтому, что мы теперь понимаем друг друга,нам не надо и ни к чему никаких дебат,мы узнбем друг друга, как мы знаем и Бога —просто по Его имени и наугад.Я пойму тебя и дам весёлого корма,и ты мне ответишь, смеясь, например, трик-трак.Если что-то и исчезает, то только форма,не так ли Патриция, – или как?

Хорошо направить обращение ко врачу:сплю неважно, о врач, и вся жизнь разбита —или можно зажечь какую-либо свечудля неустойчивого на ветру оборота,или выбрать слова поменьшего габарита…но это я так шучу.Я вчера повстречал народного Истопника:русский, целое время проживший здесь.«Ты не имеешь хорошего русского языка», —так говорил Истопник… как оно и есть.А один мой знакомый, умелый игрок на трубе,который всегда дискутирует все выраженья,сказал обо мне: «Ты корабль без снаряженья» —и чуть не заплакал – наверное, о себе.Но так тяжело это всё не любой берёт —а тот, кто правее всех, это Хампти-Дампти:он сидит на стене, он усидчивый оборот,вот когда упадёт со стены, вот тогда и рыдайте.Или можно, как говорят, отдаться стихиивместо чтоб отдыхать на маленьких островках.Но у нас дела хорошо и глаза сухие…не так ли, Патриция, – или как?

Говорит ему рыбка: что тебе надобно, старче?Под конец концов останется только это:только золото есть одно, что не знает порчи,дорогая рыбка, рыбка золотого цвета…золотой петушок на его золотом шпиле,золотое пряслице – как это я объясняю?Объясняю: и мы там были, мёд-пиво пилии любили няню Арину, мёртвую няню.Мёртвая няня на золотом паромедалеко-далеко отплыла от нашего бережкаи увезла с нею всю историю, кромезолотой рыбки, пряслица и петушка…Что со мной? Да аттриция, ухудшение языка,стиранье из памяти прежних навыков и умений,собиранье каменьев – или, как их… камений,угашение на ветру огонька.Только дело, понятное дело, не в огоньках,уже трудно знать, как это есть по-русски:размывание фона и осыпновение краски…Не так ли, Патриция, – или как?

Сведенборг