Даниил Андреев - Стихотворения и поэмы

8—22 декабря 1950

г. Владимир

Темное видение

Гипер-пэон

О триумфах, иллюминациях, гекатомбах,Об овациях всенародному палачу,О погибших                     и погибающих                                             в катакомбахНержавеющий                          и незыблемый                                                    стих ищу.

Не подскажут мне закатившиеся эпохиЗлу всемирному соответствующий размер,Не помогут —                          во всеохватывающем                                                                   вздохеРитмом выразить,                                 величайшую                                                       из химер.

Ее поступью оглушенному, что мне томныйТенор ямба с его усадебною тоской?Я работаю,                   чтоб улавливали                                                  потомкиШаг огромнее                          и могущественнее,                                                            чем людской.

Чтобы в грузных, нечеловеческих интервалахБыла тяжесть, как во внутренностях Земли,Ход чудовищ,                         необъяснимых                                                   и небывалых,Из-под магмы                          приподнимающихся                                                              вдали.

За расчерченною, исследованною сферой,За последнею спондеической крутизной,Сверх-тяжелые,                          транс-урановые                                                        размеры

В мраке медленно                                 поднимаются                                                        предо мной.

Опрокидывающий правила, как плутоний,Зримый будущим поколеньям, как пантеон.Встань же, грубый,                                  неотшлифованный,                                                          многотонный,Ступенями                   нагромождаемый                                                   сверх-пэон!

Не расплавятся твои сумрачные устои,Не прольются перед кумирами, как елей!Наши судороги                          под расплющивающей                                                                    пятою,Наши пытки                      и наши казни                                                запечатлей!

И свидетельство                            о склонившемся                                                          к нашим мукам

Уицраоре, угашающем все огни,Ты преемникам —                                  нашим детям —                            и нашим внукам —Как чугунная                         усыпальница,                                                  сохрани.

1951

О тех, кто обманывал доверие народа (триптих)

1

Грудь колесом, в литой броне медалей.Ты защищал? ты строил? – Погляди ж:Вон – здание на стыке магистралей,Как стегозавр среди овечек – крыш.

Фасад давящ. Но нежным цветом кремаГладь грузных стен для глаз услащена,Чтоб этажи сияли как поэма,Чтоб мнились шутки за стеклом окна.

Тут Безопасность тверже всех законов,И циферблат над уличной толпойОтсчитывает здесь для миллионовБлаженной жизни график круговой.

И тихо мчится ток многоплеменный,Дух затаив, – взор книзу, – не стуча, —Вдоль площади, парадно заклейменнойПрозваньем страшным: в память палача.

1950(?)

2

             Нет:Втиснуть нельзя этот стон, этот крик                                                             В ямб:             НадЛицами спящих – негаснущий лик                                                             Ламп,             ДрожьСонных видений, когда круговой                                                             Бред             Пьешь,Пьешь, задыхаясь, как жгучий настой                                                             Бед.

             Верь:Лязгнут запоры… Сквозь рваный поток                                                             Снов

             ДверьНастежь – «Фамилия?» – краткий швырок                                                             Слов, —             СверкГрозной реальности сквозь бредово́й                                                             Мрак,             ВверхС шагом ведомых совпавший сухой                                                             Шаг,             СтискРук безоружных чужой груботой                                                             Рук,             ВизгПетель – и – чинный, парадный, другой                                                             Круг.

             ЗдесьПышные лестницы; каждый их марш                                                             Прям;             ЗдесьВдоль коридоров – шелка секретарш —                                                             Дам;             ЗдесьБуком и тисом украшен хитро                                                             Лифт…             ЗдесьСмолк бы Щедрин, уронил бы перо                                                             Свифт.

             ДымПряно-табачный… улыбочки… стол…                                                             Труд…             ДыбСумрачной древности ты б не нашел                                                             Тут:             Тишь…Нет притаившихся в холоде ям                                                             Крыс…             ЛишьКрасные капли по всем ступеням                                                             Вниз.

             Гроб?Печь? лазарет?.. – Миг – и начисто стерт                                                             След,             ЧтобГладкий паркет заливал роковой                                                             Свет.

3

Ты осужден. Конец. Национальный рокТебя недаром гнал в повапленный острог.Сгниешь, как падаль, тут. Ни взор, ни крик,           ни стонНе проползут, змеясь, на волю сквозь бетон.Но тем, кто говорит, что ты лишь раб – не верь:В самом себе найди спасительную дверь!Сквозь круг безмолвия, как сквозь глухой редутНа берег ветреный ступени приведут.Там волны вольные, – отчаль же! правь! спеши!И кто найдет тебя в морях твоей души?

1935—1950

У гробницы

Ночь. – Саркофаг. – Величье. – Холод.      Огромно лицо крепостных часов:      Высоко в созвездьях, черные с золотом,      Они недоступней      судных весов.

Средь чуткой ночи взвыла метелица,      Бездомна,      юродива      и строга.

На звучные плиты гранита стелются      Снега,      снега,      снега.

Полярные пурги плачут и просятся      Пропеть надгробный псалом,      И слышно: Карна проносится      Над спящим      вечным      сном.

Он спит в хрустале, окруженный пламенем,      Пурпурным, – без перемен, —      Холодным, неумоляемым —      Вдоль всех      четырех      стен.

Бьет срок в цитадели сумрачной:      Чуть слышится звон часов,      Но каждый удар – для умершего —      Замок.      Запор.      Засов.

Что видят очи бесплотные?      Что слышит скованный дух?      Свершилось      бесповоротное:      Он слеп.      Нем.      Глух.

А сбоку, на цыпочках, близятся,      Подкрадываются, ползут,      С белогвардейских виселиц      Идут.      Ждут.      Льнут.

Грядут с новостроек времени,      С цехов, лагерей, казарм —      Живые обрывки темени,      Извивы      народных      карм.

– Нам всем, безымянным, растраченным,      Дай ключик! дай письмецо! —      …Но немы, воском охваченные,      Уста.      Черты.      Лицо.

Лишь орден тихо шевелится —      Безрадостнейшая из наград,      Да реквием снежный стелется      На мраморный      зиккурат.

Монумент