Даниил Андреев - Стихотворения и поэмы
Часть четвертая
Прорыв
В знак ГончихВползмесяц. День кончен.Бьетдесять.
Бьет в непроглядных пространствах Сибири.Бьет над страной. Надо мной. Над тобой.И голосами, как черные гири,В тюрьмах надзор возвещает: – От-бой! —В Караганде, Воркуте, Красноярске,Над Колымою, Норильском, Интой.Брякают ржавые рельсы, по-царскиВ вечность напутствуя день прожитой.
Сон разве?..Тишь…Морок… Длит праздникЛишьгород.
Вспыхнут ожерелья фонарей вдоль трассМузыкой соцветий небывалых.Манят вестибюли: у дверей — блеск касс,Радуга неоновых порталов.
Пряными духами шелестит шелк дам,Плечи – в раздувающихся пенах…
Брызжет по эстрадам перезвон всех гаммИ сальто-мортале – на аренах.
Встанет попурри, как балерина, на носок,Тельце – как у бабочки: весь груз — грамм, —Будто похохатывает маленький бесок:Дранта-рата-рита, тороплюсь к вам!
А ксилофон, бренча, Виолончель, урча, И гогоча, как черт, кларнетВоображенье мчат В неразличимый чад, Где не понять ни тьму, ни свет.
Там попурри — дзинь-дзень,И на волну всех струн
Взлетает песнь, как челн, как флаг, Что никогда наш день Еще не был столь юн, Столь осиян, столь полн, столь благ.
Звенит бокал дзынь-дзень, Узоры слов рвет джаз, Колоратур визг остр и шустр, —Забыть на миг злой день, Пить омрак чувств хоть час В огнях эстрад, и рамп, и люстр!
Но и с эстрад сквозь дзонн От радиол, сцен, рамп, В ушах бубнит все тот же миф,Все тот же скач, темп, звон, И тридцать лет мнет штамп Сердца и мозг, цель душ скривив.
Ни шепотком, ни вслух, Ни во хмелю, ни в ночь Средь тишины, с самим собой,Расторгнуть плен невмочь,
Рвануть из пут свой дух, Проклясть позор, жизнь, тьму, ложь, строй.
И только память о прежних жертвах Еще не стерта, еще свежа,Она шевелится в каждом сердце, Как угль будущего мятежа.
Но музыка баров от боли мятежной Предохраняет… эстрада бренчит… Мерно… льют вальсы… ритм плавный… и нежный…
Плавно… все пары… ток пламенный… мчит:
Жаркий! пульс танца! тмит разум! бьет в жилах,Арки зал шумных слив в радужный круг;Слаще, все слаще смех зыбкий уст милых,Радость глаз юных и сомкнутых рук…
Бьетполночь: Звон с башни.Кругполон…
Друг!Страшно!
Этих кровавых светил пятизвездьеВидишь?Эти глухие предзвучья возмездьяЧуешь?
Нет.Тихо.
Совсем тихо.
Лишь «зисы» черным эллипсоидомПод фонарем летят во тьму…Кварталы пусты. Дождь косой тамОбъемлет дух и льнет к нему.
Наутро снова долг страданий,Приказы, гомон, труд, тоска,И с каждым днем быстрей, туманнейРевущий темп маховика.
Не в цехе, не у пестрой рампы —Хоть в тишине полночных книгНайти себя у мирной лампы,Из круга вырваться на миг.
Смежив ресницы, в ритме строгом,Изгнав усталость, робость, страх,Длить битву с ЧеловекобогомВ последних – в творческих мирах!..
Космос разверз свое вечное диво.
Слава тебе, материнская Ночь!Вам, лучезарные, с белыми гривами,Кони стиха, уносящие прочь!
Внемлем! зажглась золотая Капелла!Вонмем! звенит голубой Альтаир!Узы расторгнуты. Сердце запело,Голос вливая в ликующий клир.
Слышу дыханье иного собора,Лестницу невоплощаемых братств,Брезжущую для духовного взораИ недоступную для святотатств;
Чую звучанье служений всемирных,Молнией их рассекающий свет,Где единятся в акафистах лирныхДухи народов и души планет;
Где воскуряется строго и прямоБелым столпом над морями стихийМлечное облако – дым фимиамаВ звездных кадильницах иерархи́й…
Чую звучанье нездешних содружеств,Гром колесниц, затмевающих ум, —Благоговенье, и трепет, и ужас,Радость, вторгающуюся, как самум!..
Властное днем наважденье господстваДух в созерцаньи разъял и отверг.Отче. Прости, если угль первородстваВ сердце под пеплом вседневности мерк.
Что пред Тобой письмена и законыВсех человеческих царств и громад?Только в Твое необъятное лоноДух возвратится, как сын – и как брат.
Пусть же назавтра судьба меня кинетВновь под стопу суеты, в забытье, —Богосыновства никто не отниметИ не развеет бессмертье мое!
8—22 декабря 1950
г. Владимир
Темное видение
Гипер-пэон
О триумфах, иллюминациях, гекатомбах,Об овациях всенародному палачу,О погибших и погибающих в катакомбахНержавеющий и незыблемый стих ищу.
Не подскажут мне закатившиеся эпохиЗлу всемирному соответствующий размер,Не помогут — во всеохватывающем вздохеРитмом выразить, величайшую из химер.
Ее поступью оглушенному, что мне томныйТенор ямба с его усадебною тоской?Я работаю, чтоб улавливали потомкиШаг огромнее и могущественнее, чем людской.
Чтобы в грузных, нечеловеческих интервалахБыла тяжесть, как во внутренностях Земли,Ход чудовищ, необъяснимых и небывалых,Из-под магмы приподнимающихся вдали.
За расчерченною, исследованною сферой,За последнею спондеической крутизной,Сверх-тяжелые, транс-урановые размеры
В мраке медленно поднимаются предо мной.
Опрокидывающий правила, как плутоний,Зримый будущим поколеньям, как пантеон.Встань же, грубый, неотшлифованный, многотонный,Ступенями нагромождаемый сверх-пэон!
Не расплавятся твои сумрачные устои,Не прольются перед кумирами, как елей!Наши судороги под расплющивающей пятою,Наши пытки и наши казни запечатлей!
И свидетельство о склонившемся к нашим мукам
Уицраоре, угашающем все огни,Ты преемникам — нашим детям — и нашим внукам —Как чугунная усыпальница, сохрани.
1951
