Тимур Кибиров - Стихи

1995

7

Чуть правее луны загорелась звезда.Чуть правее и выше луны.Грузовик прогудел посреди тишиныи пропал в тишине навсегда.И в чешуйках прудараздробилась звезда.И ничто не умрет никогда.

То ли Фет, то ли Блок, то ль Исаев Егор —просто ночь над деревней стоит.Просто ветер тихонько листы шевелит.Просто так. Так о чем говорить?И с каких это порэтот лепет и вздорувлажняют насмешливый взор?

Что ты, сердце? – Да так как-то все, ничего. —Ничего, так не надо щемить!

Но, как в юности ранней вопрос половой,что-то важное надо решить.То ли все позабыть,то ли все сохранитьне пролить, не отдать ничего.

То ль куда-то уйти, то ль остаться навек,то ли лопнуть от счастья и слез,петь, что вижу, как из анекдота чучмек,нюхать ветер ночной во весь нос.И всего-то нужныдве на палке струны.Сформулируй же точно вопрос!

Скажем так – почему это все, почемуэто все? Ну за что же, зачем?Есть ли Бог? Да не в этом ведь дело совсем!Он-то есть, но, видать по всему,Он не то чтобы нем,Он доступен не всем,Я его никогда не пойму.

Просто ивы красивы, и тополь высок,высотою почти до звезды.Просто пахнут и пахнут ночные цветы.Просто жизнь продолжается впрок.Просто дал я зарокпред лицом пустоты…Дайте срок, только дайте мне срок.

Август 1993

8

Ты пробуждаешься, о Вайя, из гробницыПри появлении Аврориных лучей,Но не отдаст тебе багряная денницаСияния протекших дней…

Словно маньяк с косой неумолимой,проходит Время. Шелестят года.Казалось бы – любовь не струйка дыма,но и она проходит навсегда.

Из жареной курятины когда-толюбил я ножки, ножки лишь одне!И что ж? Промчались годы без возврата,и ножки эти безразличны мне.

Я мясо белое теперь люблю. Абрамыч,увы, был прав: всевидящей судьбесмешны обеты смертных и программы,увы, не властны мы в самих себе!

Опять-таки портвейн! Иль, скажем, пиво!Где ж та любовь? Чюрленис где и Блок?Года проходят тяжко и спесиво,как оккупанта кованый сапог.

И нет как нет былых очарований!Аукаюсь. Зима катит в глаза.Жлоб-муравей готовит речь заране.Но, в сущности, он сам как стрекоза.

Все-все пройдет. И мне уж скоро сорок.А толку-то? Чего ж я приобрел?Из года в год выдумывая порох,я вновь «Орленок» этот изобрел!

И все понятней строки Мандельштамапро холодок и темя… Ой-ой-ой!..А в зеркале – ну вылитый, ну прямоне знаю кто. Но сильно испитой.

И все быстрей года бегут, мелькают,как электричка встречная шумят.Все реже однокурсники икают.Я все забыл. Никто не виноват.

Я силюсь вспомнить. Так же вот когда-тогрядущее я силился узнать.И также, Боже мой, безрезультатно.Я все забыл. Ни зги не разобрать.

Одышка громче. Мускул смехотворен.Прошло, проходит и навек пройдет.Безумного Эдгара гадкий воронна бюстик Ильича присел и ждет.

Сменился буйный кайф стихосложеньяпохмельем с кислым привкусом вины.И половой любви телодвиженьяеще желанны, но уже смешны

чуть-чуть. Чуть-чуть грустны. Уже не споритьс противником, а не иметь егохотелось бы, и, очевидно, вскореуже не будет больше ничего.

Все-все пройдет, как пали Рим и Троя,как Феликс – уж на что железным был!Не прикасайся. Не буди былое.Там ржа и смрад, там тлен, и прах, и пыль!..

Лежу, пишу. Проходит время. В спинучетвертый раз впивается комар.Опять свалился пепел на перину.Вот так вот и случается пожар.

Пора уж спать. Морфеевы объятьятак сладостны. О сон, коллега мой!Душа тоскою смертною объята!Утешь меня. Побудь хоть ты со мной.

Спи-спи. Все-все пройдет. Труда не стоит.Все-все пройдет. Ты спи. Нормально все.Не обращай вниманья, все пустое.Все правильно. Ты спи. Чего тебе еще?..

…………………………………………Ты пробуждаешься, о Байя… С добрым утром!Еще роса не обратилась в пар,и облака сияют перламутром,и спит на тюле вздувшийся комар,а клен уж полон пением немудрым…

Проходит все – и хмель, и перегар.Но пьяных баек жар не угасает!

Июль 1993

9. ИСТОРИЧЕСКИЙ РОМАНС

Что ты жадно глядишь на крестьянку,подбоченясь, корнет молодой,самогонку под всхлипы тальянкипригубивши безусой губой?

Что ты фертом стоишь, наблюдаяпляску, свист, каблуков перестук?Как бы боком не вышла такаяэтнография, милый барчук!

Поезжай-ка ты лучше к мамзелямиль к цыганкам на тройке катись!Приворотное мутное зельесплюнь три раза и перекрестись!

Ах, mon cher, ax, mon ange, охолонь ты!Далеко ли, ваш бродь, до беды,до греха, до стыда, до афронта?Хоть о маменьке вспомнил бы ты!

Что ж напялил ты косоворотку,Полюбуйся, mon cher, на себя!Эта водка сожжет тебе глотку,оплетет и задушит тебя.

Где ж твой ментик, гусар бесшабашный?Где Моэта шипучий бокал?Кой же черт тебя гонит на пашню,что ты в этой избе потерял?

Одари их ланкастерской школойи привычный оброк отмени,позабавься с белянкой веселой,только ближе не надо, ни-ни!

Вот послушай, загадка такая —что на землю бросает мужик,ну а барин в кармане таскает?Что, не знаешь? Скажи напрямик!

Это сопли, миленочек, сопли!Так что лучше не надо, корнет.Первым классом, уютным и теплым,уезжай в свой блистательный свет.

Брось ты к черту Руссо и Толстого!Поль де Кок неразрезанный ждет!И актерки к канкану готовы,Оффенбах пред оркестром встает.

Блещут ложи, брильянты, мундиры.Что ж ты ждешь? Что ты прешь на рожон?Видно, вправду ты бесишься с жиру,разбитною пейзанкой пленен!

Плат узорный, подсолнухов жменя,черны брови да алы уста.Ой вы сени, кленовые сени,ах, естественность, ах, простота!

Все равно ж не полюбит, обманет,насмеется она над тобой,затуманит, завьюжит, заманит,обернется погибелью злой!

Все равно не полюбит, загубит!..Из острога вернется дружок.Искривятся усмешечкой губы.Ярым жаром блеснет сапожок.

Что топорщится за голенищем?Что так странно и страшно он свищет?Он зовет себя Третьим Петром.Твой тулупчик расползся на нем.

Август 1993

10

Когда фонарь пристанционныйклен близлежащий освещаети черноту усугубляеткрон отдаленных, ив склоненных,а те подчеркивают светлостьзакатной половины неба,оно ж нежданно и нелеповоспоминанье пробуждаето том, что в полночь вот такуюназад лет двадцать иль пятнадцать,когда мне было восемнадцать,нет, двадцать, я любил другую,но свет вот так же сочетался,и так же точно я старалсяфиксировать тоску и счастье,так вот, когда фонарь на рельсынаводит блеск, и семафорыгорят, и мимо поезд скорый«Ташкент – Москва» проносит окна,и спичка, осветив ладони,дугу прочертит над перрономи канет в темноте июльской,и хочется обнять, и плакать,и кануть, словно эта спичка,плевать, что эта электричкапоследняя, обнять, и плакать,и в темные луга и рощибежать, рюкзак суровой тещиоставив на скамейке, – этопример использованья светав неблаговидных в общем целяхвоздействия на состояньепсихическое, а быть может,психофизическое дажереципиента.

Август 1996

11

На слова, по-моему, Кирсановапесня композитора Тухманова«Летние дожди».Помнишь? – Мне от них как будто лучше…та-та-та-та… радуги и тучибудто та-та-та-та впереди.

Я припомнил это, наблюдая,как вода струится молодая.Дождик-дождик, не переставай!Лейся на лысеющее темя,утверждай, что мне еще не время,пот и похоть начисто смывай!

Ведь не только мне как будто лучше,а, к примеру, ивушке плакучейи цветной капусте, например.Вот он дождь – быть может, и кислотный.Радуясь, на блещущие соткисмотрит из окна пенсионер.

Вот и солнце между туч красивых,вот буксует в луже чья-то «Нива»,вот и все, ты только погоди!Покури спокойно на крылечке,посмотри – замри, мое сердечко,вдруг и впрямь та-та-та впереди!

Вот и все, что я хотел напомнить.Вот и все, что я хотел исполнить.Радуга над Шиферной висит!Развернулась радуга Завета,преломилось горестное лето.Дальний гром с душою говорит.

1995