Всеволод Рождественский - Стихотворения
80. РОЗИНА
Долго в жилах музыка бродила,Поднимая темное вино…Но, скажи мне, где всё это было,Где всё это было, так давно?
Свет погас, и стали вы Розиной…Дом в Севилье. Полная луна.Звон гитары — рокот соловьиный —Градом бьет в полотнище окна.
Жизни, счастья пылкая возможность!Разве сердца удержать полетВ силах тщетная предосторожность,Стариковской ревности расчет?
Доктор Бартоло в камзоле красном,Иезуит в сутане, клевета,Хитрая интрига — всё напрасноТам, где сцена светом залита!
Опекун раздулся, точно слива,Съехал набок докторский парик,И уже влюбленный АльмавиваВам к руке за нотами приник.
Вздохи скрипок, увертюра мая.Как и полагалось пьесам встарь,Фигаро встает, приподнимаяРазноцветный колдовской фонарь,
И гремит финал сквозь сумрак синий…Снова снег. Ночных каналов дрожь,В легком сердце болтовню РоссиниПо пустынным улицам несешь.
Льется, тает холодок счастливый,Звезды и ясны, и далеки.И стучат, стучат речитативыВ тронутые инеем виски.
Доброй ночи, милая Розина!В мутном круге ширится луна.Дом молчит. И в зареве каминаСам Россини смотрит из окна.
24 октября 192781. В ЭРМИТАЖЕ
Ты снова видишь Фландрию,Канал, одетый в камень,В сыром сентябрьском воздухе,Огонь над очагом,Сухие плиты дворикаС тюльпанными горшками,Чепцы старух, склоненныеНад грядкой под окном.
Стоят в каналах лебеди,Струятся глыбы моста,Цветенье синих луковиц,Пивной янтарный хмель,И вторит шуму мельницыПочтительно и простоВ коровьих колокольчикахБолотная свирель.
Кончают вешать золотоУсталые менялы,Крестьяне у гостиницыВедут вечерний пляс,И в зреющие овощи,В зеленые каналыЛожится солнце, плоское,Как вычищенный таз.
Река берет в извилиныГотические башни.Домой плетется пьяница,Судья надел колпак.Фонарь ночного сторожаУходит в день вчерашний,И слушают прохожиеБессонницу собак.
Союз перины с библией!Опара воскресенья!Считают здесь внимательноИ любят не спеша,А нищий в дверь дубовуюКолотит в исступлении,Едва хлебнула дерзостиПродрогшая душа.
Уж, видно, невтерпеж емуБродягою усталымВ дожде и одиночествеСкитаться день-деньской,Что он, матрос Вест-Индии,Над выцветшим каналомХлестнул купцов из ратушиТреххвосткой площадной!
Осень — зима 192782. «Вот сердце уже осторожно…»
Вот сердце уже осторожноС клюкою по камню идет,Еще забываться возможно,Но счастья замедлен полет.
Я пью его жадно, а солодУже остается на дне,И ночью безжалостный холодВсё чаще бежит по спине.
А то, что любил я когда-то, —Весь милый, развеянный прах,—Как пепел земного закатаВ моих остывает руках.
Напрасной и страстною силойПронизаны наши сердца.О песня! Как женщине милой,Я верен тебе до конца!
Зима 192783. СТАРЫЙ ТИФЛИС
Тифлис отмечен весельем необычайным.
А. С. ГрибоедовКоль другой у ней в приметеИль дороги разошлись,Не грусти, пока на светеВиноградный есть Тифлис.
В этот город незнакомыйПриезжаешь, как в родной,В этом городе все домаПоздней осенью сквозной.
На крутой горе ДавидаВ Ботаническом садуШашлыком коптят обиду,Кахетинским льют беду.
Опираясь на перила,Задыхаясь, как «муша»,Воздух розовый и милыйТянет допьяна душа.
Под платанами в киоскахГруши, персики, халва,—Как нарзан в колючих блестках,Ходит кругом голова.
Тоньше нет и нет прелестнейСтройной спутницы, покаТакт отстукивает в песнеДеревяшка каблучка.
А в духанах льется пена,Розы сыплются из рук,Заплетаются коленаПереулков и пьянчуг.
И тебе на АвлабареЗаблудиться не беда.Вон в окне стрекочет тари,Руку поднял тамада.
И, в малиновом стаканеКончик уса обмочив,Гости грянули заранеСвой приветственный мотив:
«Заходи сюда, прохожий!Есть барашек! Есть вино!Видишь, месяц краснорожийТоже лезет к нам в окно?
Пой и пей напропалую,Коль зовет тебя Кавказ.Пей за Грузию живуюВ винограде женских глаз!
Если ты умел трудитьсяНа полях страны своей,Песня на сердце ложится,И теснее круг друзей!»
192784. АРАГВА
Целый день в лесистой щели,У чинары под крылом,Точит камешки АрагваПерекатным кипятком,И дрожит мой тонкостенный,Глиной вымазанный дом.
Целый день ты бьешь, Арагва,В сизых скалах снежный путь,Точишь узкое ущелье,Хочешь камни захлестнуть,Катишь бойко год от годуЛьдисто-пенистую круть.
Ты рождалась в пене снежнойУ заоблачного льда,Ты медведицей тяжелойС кручи прыгала сюда,Раздирая грудь о щебень,Не смолкая никогда.
Был и я снегами молод,Чист, как лед, и скор, как змей,Разбивал и я о каменьТолщь зеленых хрусталей,О, кипящая Арагва,—Образ юности моей!
Будь же верной мне отнынеСталью светлого клинка,Донеси кипящим сердце,Неуемное пока,До каспийского, сухого,Нефтеносного песка,
Чтобы там, в степи, теряяЛьдистой молодости пыл,Размывая плоский берег,Осаждая тучный ил,Помнить снежный лоб КазбекаИ узор его светил!
1927 Грузия85. ЗИМА
Воскресенье пахло снегомИ оттаявшею елкой.Строго встал на косогореЖелтый Павловский дворец.
Хорошо скрипели лыжи,Круто падал холм пушистый,Сразу дрогнувшее сердцеЗахлестнуло холодком.
Льдистой пылью режет щеки,Справа мостик, слева прорубь.Снежный камень КамеронаВыскользнул из синевы.
Поворот и встречный берег.Я перевожу дыханье.«Сольвейг!» Тает это имяЛьдинкою на языке.
«Сольвейг, Сольвейг!» В карий омутОпрокинуты созвездья.По сосне скользнула белка,Где-то ухнул паровоз.
Воскресенье пахло снегом,Низкой комнатой и печью.Не оно ль по половицамВ мягких валенках прошло?
Я люблю в углу прихожейПросыхающие лыжи,Шорох всыпанного чая,Пар, летящий в потолок.
Я люблю на спинке креслаМягко вскинутые руки,Уголек в зрачке янтарном,Отсвет скользкого чулка.
Бьют часы. Синеют стекла.Кот вытягивает спину.Из руки скользнула книга,В печке гаснет уголек.
Наклоняясь низко, СольвейгГоворит: «Спокойной ночи!»На дворе мороз. В окошкоСмотрит русская луна.
192786. ИРИНА
Звездою ты входишь в глухое жилье,Ирина — любимое имя мое!
О, карее солнце под взлетом ресниц!Так звали монахинь и русских цариц,
Так, верно, когда-нибудь в строгом раюОкликнут архангелы душу мою.
Я знаю, что в имени светлом твоемЕсть сходство с высоким лиловым цветком,
С богинею радуг и брызг дождевыхИ шорохом сада на склонах ночных.
Ирина, Ирина! Сливая струи,Поют, прерываясь, два медленных «И»,
И входит, рапирой пронзив забытье,Мне в сердце высокое имя твое!
192787. «Какие-то улицы, встречные пары…»
