Людмила Мартьянова - Сонет Серебряного века. Сборник стихов. В 2 томах. Том 1

Эльф

Сперва играли лунным светом феи.Мужской диэз и женское – бемоль —Изображали поцелуй и боль.Журчали справа малые затеи.

Прорвались слева звуки-чародеи.Запела Воля вскликом слитных воль.И светлый Эльф, созвучностей король,Ваял из звуков тонкие камеи.

Завихрил лики в токе звуковом.Они светились золотом и сталью,Сменяли радость крайнею печалью.

И шли толпы. И был певучим гром.И человеку бог был двойником.Так Скрябина я видел за роялью.

1916

Лермонтов

1

Опальный ангел, с небом разлученный,Узывный демон, разлюбивший ад,Ветров и бурь бездомных странный братДушой внимавший песне звезд всезвонной,

На празднике – как призрак похоронный,В затишьи дней – тревожащий набат,Нет, не случайно он среди громадКавказских – миг узнал смертельно-сонный.

Где мог он так красиво умереть,Как не в горах, где небо в час заката —Расплавленное золото и медь,

Где ключ, пробившись, должен звонко петь,Но также должен в плаче пасть со ската,Чтоб гневно в узкой пропасти греметь.

2

Внимательны ли мы к великим славам,В которых—из миров нездешних свет?Кольцов, Некрасов, Тютчев, звонкий ФетЗа Пушкиным явились величавым.

Но раньше их, в сиянии кровавом,В гореньи зорь, в сверканьи лучших лет,Людьми был загнан пламенный поэт,Не захотевший медлить в мире ржавом.

Внимательны ли мы хотя теперь,Когда с тех пор прошло почти столетье,И радость или горе должен петь я?

А если мы открыли к свету дверь,Да будет дух наш солнечен и целен,Чтоб не был мертвый вновь и вновь застрелен.

3

Он был один, когда душой алкал,Как пенный конь в разбеге диких гонок.Он был один, когда – полуребенок —Он в Байроне своей тоски искал.

В разливе нив и в царстве серых скал,В игре ручья, чей плеск блестящ и звонок.В мечте цветочных ласковых коронокОн видел мед, который отвергал.

Он был один, как смутная комета,Что головней с пожарища летитВне правила расчисленных орбит.

Нездешнего звала к себе приметаНездешняя. И сжег свое он лето.Однажды ли он в смерти был убит?

4

Мы убиваем гения стократно,Когда, рукой его убивши раз,Вновь затеваем скучный наш рассказ,Что нам мечта чужда и непонятна.

Есть в мире розы. Дышат ароматно.Цветут везде. Желают светлых глаз.Но заняты собой мы каждый час,—Миг встречи душ уходит безвозвратно.

За то, что он, кто был и горд и смел,Блуждая сам над сумрачною бездной,Нам в детстве в душу ангела напел,—

Свершим сейчас же сто прекрасных дел:Он нам блеснет улыбкой многозвездной,Не покидая вышний свой предел.

1916

Огненный мир

Там факелы, огневзнесенья, пятна,Там жерла пламеносных котловин.Сто дней пути – расплавленный рубин.И жизнь там только жарким благодатна.

Они горят и дышат непонятно.Взрастает лес. По пламени вершинНесется ток пылающих лавин.Вся жизнь Огня сгущенно-ароматна.

Как должен быть там силен аромат,Когда, чрез миллионы лет оттуда,Огонь весны душистое здесь чудо.

Как там горит у Огнеликих взгляд,Коль даже мы полны лучей и гуда,И даже люди, полюбив, горят.

Котловина

Пожар – мгновенье первое Земли,Пожар – ее последнее мгновенье.Два кратера, в безумстве столкновенья,Несясь в пустотах, новый мир зажгли.

В туманной и пылающей пылиРазмерных вихрей началось вращенье.И волей притяженья – отторженьяПоплыли огненные корабли.

В безмерной яме жгучих средоточийГлавенствующих сил ядро леглоИ алым цветом Солнце расцвело.

Планета – дальше, с сменой дня и ночи,Но будет час. Насмотрятся все очи.И все планеты рушатся в жерло.

Жажда

Из жажды музыки пишу стихи мои,Из страсти к музыке напевы их слагаюТак звучно, что мечте нет ни конца, ни краю,И девушка мой стих читает в забытьи.

Я в сердце к ней войду верней, чем яд змеи.Хотела б убежать. Но вот я нагоняю.Моя? Скажи мне. Да? Моя? Я это знаю.Тебе огонь души. Тебе стихов ручьи.

Из жажды музыки рождается любленье.Влюбленная любовь, томление и боль.Звучи, созвучие! Еще! Не обездоль!

Я к Вечности приник. В созвучьи исцеленье.В непрерываемом душе побыть дозволь.Дай бесконечности! Дай краткому продленья!

Путь

Посеребрить как белую ЛунуСвою мечту, отбросив теневое.Любя, ронять мгновенья в звездном рое.Сгустить свой дух как Солнце. Впить весну.

Вобрать в себя морскую глубину.Избрать разбегом небо голубое.Жить в скрипке, в барабане и в гобое,Быть в сотне скрипок, слившихся в волну.

Пройти огнем по всем вершинам горным.Собрать цветы столетий тут и там.Идя, прильнуть душой ко всем цветам.

Хранить себя всегда напевно зорным.Путь сопричастья круглым тем шарам,Что ночью строят храм в провале черном.

Шалая

О шалая! Ты белыми клубамиНесешь и мечешь вздутые снега.Льешь океан, где скрыты берега,И вьешься, пляшешь, помыкаешь нами.

Смеешься диким свистом над конями,Велишь им всюду чувствовать врага.И страшны им оглобли и дуга,—Они храпят дрожащими ноздрями.

Ты сеешь снег воронкою, как пыль.Мороз крепчает. Сжался лед упруго.Как будто холод расцветил ковыль.

И цвет его взлюбил верченье круга.Дорожный посох – сломанный костыль,Коль забавляться пожелает – вьюга!

Кольца

Ты спишь в земле, любимый мой отец,Ты спишь, моя родная, непробудно.И как без вас мне часто в жизни трудно,Хоть много знаю близких мне сердец.

Я в мире вами. Через вас певец.Мне ваша правда светит изумрудно.Однажды духом слившись обоюдно,Вы уронили звонкий дождь колец.

Они горят. В них золото – оправа.Они поют. И из страны в странуИду, вещая солнце и весну.

Но для чего без вас мне эта слава?Я у реки. Когда же переправа?И я с любовью кольца вам верну.

1917

Двое

Уста к устам, безгласное лобзанье,Закрытье глаз, мгновенье без конца,С немой смертельной бледностью лица.Безвестно – счастье или истязанье.

Два лика, перешедшие в сказанье,Узор для сказки, песня без певца,Две розы, воскуренные сердца,Два мира, в жутком таинстве касанья.

Души к душе мгновенный пересказ,Их саван, и наряд их подвенечный,Алмаз минуты, но в оправе вечной.

Узнать друг друга сразу, в первый раз.Ромео, ты сейчас в Дороге МлечнойС Джульеттой ткешь из искр свой звездный час.

Только

Ни радости цветистого Каира,Где по ночам напевен муэдзин,Ни Ява, где живет среди руин,В Боро-Будур, Светильник Белый мира,

Ни Бенарес, где грозового пираЖелает Индра, мча огнистый клинСредь тучевых лазоревых долин,Ни все места, где пела счастью лира.

Ни Рим, где слава дней еще жива,Ни имена, чей самый звук – услада,Тень Мекки, и Дамаска, и Багдада,—

Мне не поют заветные слова,И мне в Париже ничего не надо.Одно лишь слово нужно мне: Москва.

15 октября 1920 Париж

Под северным небом

До самого конца вы будете мне милы,Родного Севера непышные цветыПодснежник стынущий. Дыханье чистоты.Печальный юноша. Дрожанье скрытой силы.

Ни косы быстрые, ни воющие пилыЕще не тронули растущей красоты.Но затуманены росой ее чертыИ тот, пред кем вся жизнь, расслышал зов могилы.

Судьба счастливая дала мне первый день.Судьба жестокая второй мой день послала.И в юности моей не мед я знал, а жало.

Под громкий лай собак бежал в лесах олень.И пена падала. А следом расцветалаГрустинка синяя, роняя в воду тень.

7 сентября 1916 Над Окой

Ребенку богов, Прокофьеву

Ты солнечный богач. Ты пьешь, как мед, закат.Твое вино – рассвет. Твои созвучья, в хоре,Торопятся принять, в спешащем разговоре,Цветов загрезивших невнятный аромат.

Вдруг в золотой поток ты ночь обрушить рад,Там где-то далеко – рассыпчатые зори,Как нитка жемчугов, и в световом их спореТемнеющий растет с угрозным гулом сад.

И ты, забыв себя, но сохранивши светыСтепного ковыля, вспоенного весной,В мерцаниях мечты, все новой, все иной,

С травинкой поиграл в вопросы и ответыИ, в звук свой заронив поющие приметы,В ночи играешь в мяч с серебряной луной

9 августа 1917