Николай Ладыгин - И лад, и дали
Наиболее точно, на мой взгляд, интонация поэта уловлена в стихах, посвященных Маяковскому и Есенину. Если поэтика ораторского стиха Маяковского, можно сказать, оказала прямое воздействие на творчество Ладыгина, то Есенин влиял на него подспудно. Интересно, что в юности Николай Иванович начинал с подражания обоим поэтам. По воспоминаниям его жены, он писал сатирические стихи в духе Маяковского и лирические в духе Есенина.
В стихотворении «Владимир Маяковский» необходимо раскрыть аббревиатуру Рабис — это рабочая инспекция. Может оказаться непонятной строка «Лаж ужал». Слово «лаж» означает приплату к одному роду монеты при обмене ее на другую. Следовательно, «ужать лаж» — значит привести к норме. Слово «лаж» у Ладыгина может означать также «взятку».
Если стихи о поэтах и писателях выявляют круг литературных интересов Ладыгина, то стихи о художниках показывают его пристрастия в области изобразительного искусства. Они достаточно характерны для Ладыгина-живописца. Ему дорог Шишкин — певец русской природы. Недаром кульминацией стихотворения становится емкая строка: «О нас и писано!» Он с детства был покорен тончайшими оттенками живописи Левитана — мастера пейзажа, влияющего на духовность человека. И ему удалось в стихах, посвященных художнику, словом передать переходы цвета и света знаменитых картин, вошедших в сокровищницу русского искусства. Текучая, обратимая строка Ладыгина оказалась тут как нельзя кстати.
Врубель был одним из любимых художников Ладыгина. Стихотворение «Врубель» изобилует короткими фразами, передающими изломы и углы живописи художника, сам тип нервной организации. Напомню, что Эдем, согласно библейской легенде, — земной рай, где человек жил легко и беззаботно вплоть до своего грехопадения. Соотношение ада и рая очень важно для понимания мировоззрения Врубеля, писавшего Ангела и Демона.
Трудно отдать предпочтение какому-либо из двух портретов художников — Ван Гога и Поля Гогена, палиндромически написанных Ладыгиным. Каждый из них по-своему интересен. В первом стихотворении потрясает строка: «И крик кирки», дважды врывающаяся в текст, напоминающая об интенсивном кроваво-красном цвете в картинах Ван Гога, о его «Церкви в Овере». Тот же красный оттенок имеет словосочетание «аккорд рока», рифмующееся с красной поверхностью стола, на который облокотился доктор Гаше («Портрет доктора Гаше»). С этим странным доктором Ван Гог сдружился во время своего пребывания в городке Овере на севере Франции.
В отличие от тревожного и даже зловещего фона в «Ван Гоге», в стихотворении «Поль Гоген» преобладают оптимистические тона. В свое время выдающийся французский поэт Стефан Малларме, увидев картины Гогена, сказал: «Удивительно, что в таком ярком блеске может скрываться столько тайны». Ладыгин попытался передать именно блеск, жизнеутверждение в духе автобиографической книги Гогена «Ноа Ноа», рассказывающей о его жизни на Таити. Поэту удалось написать довольно точную картинку наивной жизни, принципы которой одно время горячо исповедовал Гоген.
Часть IV
Эта часть самая маленькая, она как бы соединяет предыдущую и последующую. В центре сюжетов маленьких поэм исторические деятели, оценка которых далека от однозначности. Может быть, палиндром как раз та форма, которая дает возможность объективного взгляда. Ведь в результате, по Хлебникову, мы получаем личность «в обоюдотолкуемом смысле». В «Иване Грозном» перед нами проходят эпизоды одного из самых жестоких царствований. Не будем вдаваться в историческое толкование, в целом историческая канва здесь соответствует тому, что мы знаем по Карамзину. Собственно, уже первые строки:
Ум, роняя норму,Лих и хил —
дают достаточно точный портрет деяний Грозного.
Тут следует дать объяснение некоторых имен, слов и строк. Строка «Или Федор? Вроде Фили…» — становится совершенно ясной, если напомнить, что Федор Иоаннович — сын Грозного, впоследствии царь. А Филя — нарицательное имя по отношению к слабоумному, дурачку.
«Навилял Иван» — имеется в виду еще один сын Грозного — Иван, которого царь убил в припадке гнева. Понтий Пилат — римский наместник (прокуратор) в Иудее. Он сравнивается у Ладыгина с Малютой Скуратовым — жестоким палачом времен опричнины. Стоит дать пояснение к словам: «тропарь» (церковный, певчий стих) и «мрежа» (сеть).
Интересна концовка «Ивана Грозного». Царь делает вид, что благоволит казакам, завоевавшим для него Сибирь. Он даже, «Как / Иов, тих». Тут — заключен особый смысл, ведь библейский праведник Иов, как известно, стал символом смирения и долготерпения, чего не скажешь об Иване Грозном. Потому-то и кончается поэма так: «…Зазвонили / Ало колокола». Кроваво они зазвонили. Ало колокола звонят и в поэме «Петр Первый». Автор, конечно, не избежал влияния известного романа о Петре А. Н. Толстого. Но и здесь палиндромия показала свой норов. Чего стоит, например, строка: «И они будили дубиной…» И вообще, сквозь бодрую тональность определенно ощущается надрыв. Фраза не течет, а рвется на сегменты. Время команд, время повелений. Россия вздернута на дыбы, и слишком близко по звучанию другое слово — «дыба».
В «Петре Первом» следует объяснить одно редкое слово — «нард» — это травянистое растение с красноватыми цветками и мясистым корневищем. Из корневища добывают ароматическое вещество.
Личность протопопа Аввакума постоянно привлекает внимание писателей и поэтов. «Житие протопопа Аввакума» было одной из любимых книг Ладыгина. Не знаю, насколько глубоко его интересовала богословская основа спора Аввакума и патриарха Никона. Скорее всего, как и многих писателей до и после него, Ладыгина привлекало в Аввакуме его инакомыслие, дух противоречия, владевший неистовым протопопом. Тем более что муки, которые терпел Аввакум за свои убеждения, и ужасная смерть (по приказу царя он был сожжен в срубе) снискали ему славу мученика. По сути дела, перед нами палиндромическое изложение Жития. И опять мы сталкиваемся с феноменом формы. Не прибегая к стилизации, Ладыгин достигает удивительной адекватности со стилем Жития. Поэтому и читается эта маленькая поэма как сплошной монолог Аввакума.
Часть V
В следующем разделе собраны исторические стихотворения и поэмы. Он открывается стихотворением «Иго»:
На родине пени до ран,И мани, сон, осинами.Намутит яма памяти туманИ манит села палестинами.
Начинается с тишины, но дальше появляется Бату (то есть Батый), и тишина разрушается. Возникает эпизод, в котором описываются усобицы между русскими княжествами. А затем в силу вступает Куликово поле. И заканчивается стихотворение картиной мирного труда хлеборобов:
ЕщеВесна мутила дали. Туман, сев,И гул поля, радуя, ударял о плуги.И хорошело поле, шорохиНежили жен.
С особым чувством приступаешь к чтению «Восстания Разина». Ведь к этой теме в своей палиндромической поэме «Разин» обращался Велимир Хлебников. В черновиках он оставил строку: «Я — Разин и заря!» Ладыгин сам пришел к этой строке и с нее начал поэму. Этот зачин во многом определил дальнейшее описание разинского восстания таким, каким мы его знаем по учебникам истории. Тут палиндромическая строка становится спрямленной. То есть, оставаясь формально обратимой, она теряет свою обратимость. И это тоже показательно. В исторических вещах Ладыгин был настроен на описание. Большинство его исторических сочинений по сути репортажны, тем и интересны. Автор как бы становится в центр событий и дает обзор того, что происходит у него на глазах. И хотя разинцы именуются у него «ворами», «шишами», «татями», то есть разбойниками, в репортаже он склонен к сочувствию им, видя в восстании стремление к воле, к лучшей жизни. Вот они идут таким путем, такова судьба, рок: «Роди, рок, коридор / Ужасов». Восстание подавлено. И: «Яро гулял у горя / Казак». Фатальность возникновения и фатальность поражения восстания. Фатальная закольцованность, из которой не вырваться. Остается объяснить некоторые слова: «тиара» — головной убор персидских царей; «рада» — совет, «ударили раду» — значит созвали совет.
В поэме «1812 год» палиндромическая строка призвана для того, чтобы сказать: «Поднявший меч от меча и погибнет», то есть тут действует та же «воспитательная» сила обратимой строки, которая известна еще с фольклорных времен: «На в лоб, болван!»
События Отечественной войны 1812 года переживаются дважды — русскими и французами.
Авторский взгляд — это взгляд русского человека на действие завоевателей и на подвиг народа.
Часть VI
