Николай Ладыгин - И лад, и дали

Загадки Зазеркалья

ПОЭТ И ХУДОЖНИК НИКОЛАЙ ЛАДЫГИН

(1903–1975)

«…Лад и мир прими, даль…»

24 апреля 1903 года в смоленском городе Рославль в семье купца Ивана Матвеевича Ладыгина родился сын. Это событие произошло незадолго до дня памяти почитаемого в христианском мире святого Николая Чудотворца, поэтому по традиции мальчика назвали Николой. О его детстве сведений сохранилось мало. Свидетелями прошлого являются лишь отрывочные воспоминания, запечатленные в памяти семьи. Так, например, дети Николая Ладыгина рассказывают забавный случай, происшедший с их отцом в гимназии на первом уроке словесности. Ученикам было дано задание: придумать слова, начинающиеся буквами русского алфавита. Немного подумав, «господин Ладыгин» представил учителю не отдельные слова, а единый рассказ, который начинался так: «Ах, бабушка, ваш Григорий — дедушка — жениться задумал <…>». Учитель расценил первый литературный опыт мальчика слишком вольным и поставил ему «двойку». Таким образом, уже с детства Николай Ладыгин отличался от своих сверстников творческим характером и оригинальным мышлением, не всегда находившим у окружающих людей отклик и понимание.

Не располагая подробными сведениями о биографии Ладыгина, связанными с его детством и юностью, мы, однако, с полным правом можем предположить, что он получил хорошее воспитание и образование. А иначе чем могут быть объяснены его обширные познания в области литературы, философии, изобразительного искусства, а также высокая культура, проявлявшаяся в общении с людьми и во всякой работе, за которую он брался. В жизни Ладыгину суждено было заниматься многими областями деятельности. Их трудно перечислить, не забыв хотя бы одну из них. Техник-изыскатель железных дорог, спортсмен, актер и режиссер, фокусник, декоратор, учитель черчения и рисования, художник, поэт, шахматист, просто муж и отец… В каждое дело Николай Иванович вкладывал все свои силы, знание и душу. Это редкое качество неизменно привлекало к нему людей.

Вторую часть своей жизни Николай Ладыгин провел в Тамбовском крае. Гостеприимный дом, в котором он поселился со своей большой семьей в областном центре и названный друзьями в шутку «ТДЛ» (по аналогии с ЦДЛ), стал культурным центром, где любили собираться поэты, писатели, художники, музыканты, артисты, коллекционеры. Среди них были не только жители Тамбова, Москвы, но и других российских городов: А. Марков, И. Кобзев, Б. Примеров, В. Журавлев, В. Богданов, В. Федоров, Ф. Сухов, В. Котов, Л. Щипахина, А. Куприн, М. Румянцева, Д. Ковалев и многие-многие другие. Позднее поэт Николай Глазков, ближайший друг Ладыгина, писал о его доме, в котором часто гостил:

Там с картинами и книгамиПроживал хороший друг,И Тамбовский Дом Ладыгина —Расшифровка этих букв.А для дружеской компанииРасшифрованное вновьДопустимо толкование:Труд. Доверие. Любовь.

В 1970-е годы Николай Ладыгин стал известен в нашей стране как поэт, виртуоз палиндрома — обратимого стиха[2]. Он является автором первого в России сборника палиндромических стихов «Золото лоз»[3].

Палиндром (древнейшая форма стихосложения, известная с периода античности) всегда привлекал мастеров народной речи и классиков мировой литературы, поскольку в нем подчеркивалась смысловая ценность слова, наиболее полно проявлялась его образная сила, уникальная возможность чудесных превращений. Однако мало кто из поэтов всецело посвящал себя этому сложнейшему виду творчества. Не каждому удавалось составлять стихотворные строки так, чтобы они одинаково читались как слева направо, так и справа налево, но при этом несли определенный смысл и сохраняли образную конкретность.

Кто из нас в детстве не читал сказку «Золотой ключик, или Приключение Буратино» А. Н. Толстого? Каждый, кто хоть раз в жизни соприкоснулся с этой книгой, навсегда запомнил загадочную фразу-палиндром, продиктованную Мальвиной во время урока чистописания деревянному мальчику Буратино: «А роза упала на лапу Азора». Эта строка стала ярким образом, придающим таинственность и необыкновенное обаяние героине повествования — прекрасной кукле с голубыми волосами. Николай Ладыгин тоже стал добрым волшебником-«сказочником»… Из-под его пера стали выходить сказочные стихотворения, стихотворения-символы, стихотворения, где порой одна строка являлась ярким афоризмом и воплощала собой сложную философию:

О, вера моя, о, марево,Вы ропот, то порыв,КакВетер орете вОкно. Так шуми, зимушка, тонко,Намути туман,Намаши игру пурги и шамань.

Будил ли дуб,Носил ли сонМечты (быт чемИ хорош), и летели шорохи,И летят ели,Ажур кружа.

<…>И от сугроба бор густой,КакНемота томен,ИлиСуров. О Русь!Я нем. И меня,КакБудто тот дуб,Обуло грезой озер голубо.

Непонятные, на первый взгляд, строки стихотворения Николая Ладыгина, в перевернутом виде повторяющие сами себя, на глазах внимательного читателя превращаются в стройную пейзажную картину. В ней, как в волшебном зеркале, отражается образ грезы, мечты — образ сказочного Лукоморья, занесенного белым снегом веков, но всегда желанного и любимого с детства.

Для одних людей Лукоморье — это лишь поэтический вымысел А. С. Пушкина и не более того. А для других — реальность, скрытая в славянской древности, когда языческие племена поклонялись дубу как символу мудрости и вечной жизни; верили в добрых и злых богов, а также в Кощея, леших, русалок, домовых, в возможность превращения девиц в птиц-лебедушек, в переселение людских душ в журавлей. В те далекие времена не строили храмов, потому что храмом для человека была сама окружающая природа, в которой каждый элемент мог стать достойным предметом поклонения, будь то красивое дерево, камень или озеро. Память об этой древности продолжает жить в народных сказках, песнях, считалках, пословицах и поговорках, в особой любви нашего народа к родной природе. Эта древняя память воплощена и в поэзии Ладыгина. Она просвечивает сквозь художественные образы его стихов-палиндромов, слышится в отдельных словах и в слоговой ритмике. Поэтические персонажи Ладыгина, живя вне повседневного времени и пространства, взывают из прошлого к будущему и жаждут бессмертия:

Я, де, белее лебедя,Машу душамБудущим. Ищу дуб.

В неразрывной связи с поэтическим творчеством Николая Ладыгина находилось его увлечение живописью, особенно жанром пейзажа. На первый взгляд, эти два вида деятельности кажутся явлениями разного порядка: сложность стихотворного языка палиндрома как бы противостоит реалистическим изображениям природы, порой стремящимся к фотографическому отображению действительности. Но на самом деле только в единстве поэзии и художества можно понять феномен Ладыгина, проникнуть в глубину образности его художественно-поэтического языка.

Ни у кого не возникает сомнения в том, что писать стихи в форме палиндрома очень сложно. Не случайно Владимир Солоухин, познакомившись с поэтическим наследием Ладыгина, оценил его как «огромный труд» и «подвиг»[4]. Действительно, если любое обычное стихотворение, живущее по строгим законам ритма, рифмы и размера, но при этом создающее ощущение естественно льющейся речи, воспринимается нами как чудо, то как тогда отнестись к палиндрому, в жизни которого существует еще больше ограничений?! Кажется, что создавать в этой «жестокой» системе поэтически-возвышенные образы просто невозможно! Но, наверное, мало кто задумывался над тем, что так называемая «реалистическая» живопись — искусство тоже очень сложное и трудоемкое, требующее огромного навыка и мастерства. Чтобы легко и свободно отображать окружающий мир таким, каким он видится человеком, надо пройти большую школу рисунка и живописи, в совершенстве познав законы перспективы, цвета, света, ритма. Наконец, художнику необходимо иметь в своем характере зерно рационализма и терпения, чтобы достоверно изобразить предметы трехмерного мира на двухмерной плоскости. Таким образом, Николай Ладыгин как в поэзии, так и в живописи шел самым трудным путем — путем преодоления преград, ставя перед собой неимоверно трудные задачи. Его стихи могли родиться только в результате огромного труда и творческого усилия. К той же мысли приходишь, глядя на бесчисленное количество его живописных этюдов — удачных и не очень удачных, но всегда с поразительной настойчивостью изучавших законы художественной композиции. Неизменным в них, как правило, оставался и предмет изображения — человек и родная природа.