Павел Антокольский - Стихотворения и поэмы

Зоя Бажанова

34. ПЕРВОЕ

Так повстречались духи светаЗеленой вспышкой в дугах вольтовых.Так начиналась прелесть эта,Волос и губ горячих соль твоих.

Не просто море до колен нам,Не только знал тебя я досыта, —Но никаким иным вселеннымТы уж не дашься. Сорвалось это!

Ты помнишь, как в сыром туманеГорячечный маяк пульсирует?Казалось, что и он вниманьеМое к тебе — немое, сирое.

Казалось, юная сама ты,Уже не дух, еще не женщина,С охрипшим за ночь и косматымС моим отчаяньем обвенчана.

35. МНЕ СНИЛСЯ…

Мне снился накатанный шинами мокрый асфальт,Косматое море, конец путешествия, ветер —И девушка рядом. И осень. И стонущий альтКакой-то сирены, какой-то последней на свете.

Мне снилось ненастье над палубным тентом, и пир,И хлопанье пробок, и хохот друзей. И не оченьУже веселились. А все-таки сон торопилВглядеться в него и почувствовать качество ночи!

И вот уже веса и контуров мы лишены.И наше свиданье — то самое первое в мире,Которое вправе хотеть на земле тишиныИ стоит, чтоб ради него города разгромили.

И чувствовал сон мой, что это его ремесло,Что будет несчастен и всё потеряет навеки,Он кончился сразу, едва на земле рассвело.Бил пульс, как тупая машина, в смеженные веки.

36. АКТРИСА

Слушал я детский твой голос,Впутанный в звон проводов.Помнил на площади голойЗолотом шитый подол.

Злыми свечами багримыДоски и падуг тряпье.В зареве синего гримаВидел я сердце твое.

Шла ты по крышам и тучамВ льющейся шали до пят.В горечи славы. В гнетущемСчастье — родиться опять.

Помнишь? Театра младогоМрачно разубран чертог.Кончилось. Значит, мы дома.Дождь разделил нас чертой.

Помнишь ты сумрак вагонный,Призраки станций и почт?Будешь теперь АнтигонойВсем, кто ослеп в эту ночь?

37. Я НЕ ХОЧУ ЗАБЫТЬ ТЕБЯ…

Я не хочу забыть тебя. Я слушал,Как время льется и гудит струной.Я буду говорить как можно суше,Почти молчать — но о тебе одной.

Почти молчать, почти ломая руки,Забыв лицо, походку, платье, смех.Я выдумаю цирковые трюкиИ сказочки, понятные для всех.

Чтобы казалось: лампа не потухла!Чтобы, по крайней мере, хоть дразня,Скрипучая и розовая куклаС твоим лицом шла около меня!

38. ВОТ ОПЯТЬ!

Вот опять загорелся описанный точно,До мизинца разыгранный город. И там —По горячим следам, по сгоревшим мостам,Под стеклом ювелира и в желобе сточном,Между льющихся лиц и лежалых вещей —Посвети напоследок, найди мою старость,Дай мне руку! Скриплю я, как дохлый Кощей,Но и ты ведь в одних зеркалах разблисталась.

Посмотри! Вот бредет красноглазый старик,Заштрихованный снегом на скользком бульваре.Есть и флейта у этой неведомой твари,А у флейты от холода скрючился крик.

Это Тореадор и Пролог из «Паяцев».Узнаешь? Это я? Но еще не конец.Можешь спать, видеть сны, целовать и смеяться, —Он не спутник тебе, не жених, не отец.

Он когда-то согрел тебя в жарких ладонях.Посвети напоследок, лихой огонек!Видишь — вот уже время свернулось у ногИ кончается песня. Ты медленно тонешь.

А теперь у него за душой ни гроша,Ни бульвара, ни ярко накрашенной крали,Ни возврата, ни памяти…                                       Слушай, душа!Даже если бы люди сто раз умирали,Прочен треск механизма. Цепляйся и тыЗа глоток ледяного дыханья на флейте.Мимо, люди, не бойтесь его, не жалейте!Он еще не дошел до последней черты.

39. «Есть только ты. Есть только то…»

Есть только ты. Есть только то,Что белым светом залито:Сознанье сделанного зла.Но для того и жизнь ползла,Жгла, мучила, сбивала с ног,Чтобы сегодня я не могСвязать слова…Я больше их не перечту.Пускай же бьются лбом,И с жизнью путают мечту,И движутся в любомПорядке…

Я говорю, что ты невинна,Что ночь глядит в твои глаза,А в хрусталях пылают вина,А в облаках летит гроза.

Я не сойду с ума от гулаВ проросших как лопух ушах.Что бы ни било, как ни гнуло —Есть у меня летящий шаг.

Я снова твой подол целую,Как тень лежу у милых ногИ помню всю любовь былую,Которой выразить не мог.

Мне не в чем сознаваться! Годы,Театры, книги, ветры, сныШли для такой вот непогоды,Для пиршества такой весны,

Для дико оскорбленной тени,Для мокрых, несмотрящих глаз…И всё черно. И всё смятенье.И дышат гибелью растенья,И ветер ненавидит нас,

40. 31 ДЕКАБРЯ

Этот час не похож на другие часы.Горячась от блистания близкой красы,

Я готов! Но и ты мне, конечно, ответишьЗа ошибки годов и за всю эту ветошь.

За горячку в крови, догоревшей дотла,Ты ответишь, хоть скатерть сорви со стола!

Всеми струнами грянь, во всё горло рыдая,—Ты ответишь за музыку, дрянь молодая!

Не сгорел же я в этом хорошем году,Если буду поэтом — так не пропаду!

Бьет двенадцатый час. Ты смеешься? Прижалась?Или думаешь — сбудется наоборот?

Но мне нужен, как хлеб, и не нужен, как жалость,Этот сломанный смехом малиновый рот.

Понимаешь ты? Если бы куклой была ты,Я и то разбудил бы фарфоровый мозг,

Достучался, дозвался, добился крылатойСердцевины, закутанной в шелковый лоск.

            Ты не слушаешь? Это            С тобой говорит            Не похмелье поэта,            А время и ритм.

            Ты не слушаешь, сон            Золотой и безмозглый!            Тонкий хлыст занесен            На высокие козла.

            Облегченно и колко            Звенят провода.            Унеслась одноколка            Твоя навсегда.

41. ПРИБЛИЖАЕТСЯ ВРЕМЯ

Приближается время осенних пиров,Учащенное сердцебиением встреч,Отягченное всяким добром до краев.О, бессонница! Только бы мне подстеречьПервый приступ!                         Я выдумки литературПозабыл бы и снова собрал для нее,Поднял на ноги ночь. Начинается штурм.Наконец начинается время мое!

Это в грохоте республиканских камнейНачинается время стихов и любви.Это поезд летит. Это где-то ко мнеПротянула ты добрые руки свои.

О, я знаю, ты спишь! Но ширяет вокзалБез исхода стеклянными крыльями в дождь.Это он мне сегодня не спать заказал.Это там, за чертой полустанков и рощ,Горизонт уже начал сереть.                                                И опятьНачинается время осенних пиров,Электричество, бодрость, желанье не спатьНа ветру, под дождем, для тебя…

42. ЗОЯ