Джордж Байрон - Мазепа
VI
«При встречах — я глядел, вздыхал;Она молчала, но звучалОтвет в безмолвьи; много естьТонов и жестов, что прочестьУмеют взор и слух: душаРождает их, любить спеша;И вот — загадочная связь!Она уже с другой слилась,Помимо воли свой призывКаленой цепью закрепив,Что электрической волнойПроводит пламя в дух чужой.Глядел, вздыхал я, слезы лилИ все же в стороне бродил,Ждал быть представленным; а тамВстречаться легче стало намБез подозрений. Только тутРешил признаться я, — и что ж?При встрече вмиг слова замрут,И сотрясает губы дрожь.Но час настал. — Одной игрой,Забавой глупой и пустой,(Забыл названье!) все кругомДни заполняли. Мы вдвоемИграли тоже: у столаНас шутка случая свела.Исход не волновал меня;Но быть вблизи, лицом к лицу,Глядеть и слушать! Как юнцуНе чуять страстного огня?Я был при ней как часовой(Быть нашим зорче б в час ночной!)И вдруг подметил, что онаСидит рассеяна, скучна,Игрой не занята ничуть,Успехом, сдачей — но стряхнутьНе может плен ее: сидитЗа часом час, хотя бежитУдача прочь. И вот тогда,Как яркой молньи борозда,Сверкнула мысль в мозгу моем,Что нечто есть в томленьи том,Сулящее надежду мне.И — хлынули слова, — вполнеБессвязные, — но им онаВнимала, хоть и холодна.С меня — довольно: будут насВновь слушать, выслушавши раз,Душа не в лед превращена,И безответность — не отказ!
VII
«Любил я; стал любимым вдруг…Вам, государь, слыхал я, — тотПлен сладкий чужд. Я мой отчетО смене радостей и мукПрерву: вам пуст казался б он.Но ведь не всякий прирожденСтрастями править (иль странойКак вы — и заодно собой).Я — князь (иль был им); мог послатьДесятки тысяч — умиратьТам, где велю. Но над собойЯ власти не имел такой.Да, я любил и был любим;По правде, счастья выше — нет,И все же, наслаждаясь им,Доходишь вдруг до мук и бед.Все встречи — втайне. Час ночной,Что вел меня в ее покой,Был полон огненной тоской,Дней не видал я и ночей,Лишь час; он в памяти моейДоныне несравненным сномЖивет: и я отдать бы радВсю Украину, чтоб назадВернуть его, стать вновь пажом,Счастливцем, кто владел одним:Лишь сердцем нежным, да мечом;Кто был, чужой дарам земным,Богат здоровьем молодым.Видались тайно мы. ИнойНаходит в том восторг двойной.Не знаю! Я бы жизнь отдал,Когда б ее моею звалПри всех, — пред небом и землей!Я часто горевал о том,Что встречи наши — лишь тайком.
VIII
«За парочкой всегда следятГлаза чужие… Мог бы адБыть полюбезней… Но наврядБыл сатана тут виноват.Не заскучавший ли ханжаБлагочестивой желчи далИсход, от зависти дрожа?..И раз лазутчиков отрядВдруг ночью нас поймал!Был вне себя от гнева граф;Я — без меча; но и представС мечом, в броне до самых пят,Толпою все ж бы я был смят.Уединенный замок; ночь;Глушь деревенская; помочьКто мог бы мне? Дожить до дняЯ и не думал: для меняИ миги сочтены. С мольбойВоззвал я к деве пресвятойДа к двум иль трем святым; свой рокПриняв, сколь ни был он жесток.Рой слуг меня во внешний дворПовел. С Терезой разлученБыл навсегда я с этих пор.Представьте же, как был взбешенНаш гордый непреклонный граф!И он, по совести, был прав:Боялся он, чтоб наша связьВ потомстве не отозвалась;Бесился, что запятнан герб,Что родовая честь ущербНесет, что древняя семьяВся происшествием такимОскорблена с главой своим:Он твердо верил, что пред нимСклонен весь мир, и первый — я.Ах, черт! С пажом! Будь то король,Ну что ж, куда ни шло, — изволь!Но паж! Сопляк!.. Я гнев понятьМог — но не в силах описать!..
IX
«— Коня сюда! — Ведут коня.Нет благородней скакуна!_Татарин_ истый! Лишь два дня,Как был он взят из табуна.Он с мыслью спорил быстротой,Но дик был, точно зверь лесной,Неукротим: он до тех порНе ведал ни узды, ни шпор.Взъероша гриву, опенен,Храпел и тщетно рвался он,Когда его, дитя земли,Ко мне вплотную подвели.Ремнем я был к его спинеПрикручен, сложенным вдвойне;Скакун отпущен вдруг, — и вот,Неудержимей бурных вод,Рванулись мы — вперед, вперед!
X
«Вперед! — Мне захватило грудь.Не понял я — куда наш путь.Бледнеть чуть начал небосвод;Конь, в пене, мчал — вперед, вперед!Последний человечий звук,Что до меня донесся вдруг,Был злобный свист и хохот слуг;Толпы свирепой гоготняДомчалась с ветром до меня.Я взвился в ярости, порвалРемень, что шею мне сжимал,Связуя с гривою коня,И на локтях кой-как привстал,И кинул им проклятье. НоСквозь гром копыт, заглушено,К ним, верно, не дошло оно.Досадно!.. Было б сладко мнеОбиду им вернуть вдвойне!Но, впрочем, мой настал черед:Уж нет ни замка, ни ворот,Ни стен, ни подвесных мостов,Мостков, бойниц, решеток, рвов;В полях ни стебелька; живаОдна лишь сорная траваТам, где очаг был. Будь вы там,Ни разу б не приснилось вам,Что был тут замок. Видеть мнеТу крепость довелось в огне,Как падал за зубцом зубец,И тек расплавленный свинецДождем с обуглившихся крыш!Нет, — месть мою не отвратишь!Не чаяли они, гоняМолниеногого коняСо мной на гибель, что опять,С десятком тысяч скакунов,Вернусь я — графу честь воздать,Раз он пажей катать готов!Он славно пошутил со мной,Связав со взмыленным конем;Ему я шуткою двойнойНедурно отплатил потом:Всему приходит свой черед,И тот, кто миг подстережет,Возьмет свое. Где в мире путь,Которым можно ускользнуть,Коль недруг жаждет счеты свестьИ в сердце клад лелеет — месть?
XI
«Вперед, вперед — мой конь и яНа крыльях ветра! След жильяИсчез. А конь все мчался мой,Как в небе сполох огневой,Когда мороз, и ночь ясна,Сияньем северным полна.Ни городов, ни сел, — просторРавнины дикой, темный лесКаймой, да на краю небесПорой, на смутном гребне гор,Стан башни: от татар ониХранили степь в былые дни,И все. Пустыня. Год назадТурецкий тут прошел отряд,А где спаги оставил след,[9]Травы в лугах кровавых нет.Был сер и дымен небосвод;Унылый ветр стонал порой,И с ним бы стон сливался мой,Но мчались мы — вперед, впередИ глох мой вздох с моей мольбой.Лил ливнем хладный пот с меняНа гриву буйную коня,И, в ярости и страхе, тот,Храпя, все длил безумный лет.Порой казалось мне, что онСкок замедляет, изнурен;Но нет, — нетрудной ношей былМой легкий стан для ярых сил;Я шпорою скорей служил:Лишь дернусь, боли не стерпевВ руках затекших, — страх и гневКоню удваивают пыл;Я слабо крикнул, — сгорячаРванулся он, как от бича:Дрожа при каждом звуке, онЗа трубный рев мой принял стон.Ремень мне кожу перетерМеж тем, и кровь текла по нем,И в горле сдавленном моемПылала жажда, как костер.
XII
«Мы в дикий лес влетели; онШел без конца, со всех сторон;Пред строем вековых стволовСильнейших бурь бессилен рев,Что, из Сибири налетев,Здесь листья лишь дерут с дерев.Он впроредь рос, а ширь полянПокрыл кустов зеленый стан,Чья, пышная весной, листваС туманом осени — мертваИ падает к ногам дерев,Суха, безжизненно зардев,Как кровь на мертвецах, что в рядНепогребенные лежат,И ночь дыханьем ледянымТак заморозит лица им,Что даже вороны подчасНе выклюют зальдевших глаз…То дикий был подлесок. ВкругТам мощный дуб вставал, там бук,Там грубая сосна; но стволНе, льнул к стволу, не то б нашелЯ рок иной; путь уступалКустарник нам и не терзалМне тела. Жить еще я мог:Стянул мне раны холодок,И не давал упасть ремень;В кустах мы мчались целый день,Как вихрь; я слышал волчий войИ волчий бег в глуши лесной,Звук неуемных их прыжков,Что бесят гончих и стрелков;Они летели нам вослед,И не спугнул их и рассвет;Была — не далее сукаС зарей их стая к нам близка,И слышал я сквозь мрак ночнойВплотную в гущине леснойПугливый бег их воровской.О, если б дали мне моеОружье, — меч или копье,Чтоб мог, коль надо умирать,Жизнь подороже я продать!В начале скачки я мечтал,Чтоб конь мой, изнурен, упал;Теперь дрожал я, что из силОн выбьется. Нет! Он хранилДар предков диких: мощный бегОленя. Не быстрее снегЗаносит горца у ворот,Куда он больше не войдет,Пургою ослеплен, — чем мойСтремился конь тропой лесной,Свиреп, неукротим и дик,Как раздраженный вдруг отказом,Его не знавший, баловникИли как женщина, что вмигТеряет от обиды разум.
XIII
