Варвара Вольтман-Спасская - В кольце

Мужество

Я хлеб променяла на мыло,Чтоб выстирать сыну бельё.Я в чистом его положила,Серёженьку, счастье моё.

Я гроб заказала, в уплатуНедельный паёк обещав.А плотник сказал: — Маловато! —Наверное, плотник был прав.

Соседку помочь позвала я,Чтоб с лестницы сына снести.Позёмка мела ледяная,До кладбища долго идти.

Везла тебя тихо, так тихо,Чтоб с саночек ты не упал…Сказала в слезах сторожиха:— Здесь гроб кто-то ночью украл.

Напрасно старались, мамаша,Вы простынке зарыть бы сынка!.. —О скорбное мужество наше,О белая прядь у виска!

Хлеб

Там, на снегу, за углом магазина —Нет, не довесок, кусок граммов сто.Воет метелица невыносимо.Хлеб на снегу, а не видит никто.

Хлеб на снегу! Так во сне лишь бывает —Знаешь, монеты на каждом шагу.Вот он! Перчатку в снегу забывая,В руки взяла и с находкой бегу.

Хлеб на снегу! Прикоснулась губами.Это не хлеб. Это камень,Только осколок от кирпича…Ветер, мороз… А слеза горяча!

Старая книгаУтром он выпил пустого чаю.Руки согрел о горячий никель,Слабость и голод превозмогая,Вышел купить старую книгу.

Весь он сквозит иконой Рублёва.Кажется, палка сильней человека.Вот постоял на углу Садовой.Вот у Фонтанки новая веха.

Вкопаны в снег, неподвижны трамваи.Замерли стрелки часов на Думе.Книгу купил. Раскрыл, замирая.Не дочитал страницу и умер.

Мать

Мужчина вдруг на улице упал,Раскрытым ртом ловя дыханье полдня.Не собралась вокруг него толпа,Никто не подбежал к нему, не поднял.

Кто мог бы это сделать — все в цехах,А кто на улице, сам еле ползает.Лежит упавший. Слёзы на глазах,Зовёт срывающимся тонким голосом.

И женщина, с ребёнком на руках,Остановилась и присела возле.В ней тоже ни кровинки. На вискахСедые пряди, и ресницы смёрзлись.

Привычным жестом обнажила грудьИ губы умиравшего прижалаК соску упругому. Дала глотнуть…А рядом, в голубое одеяло

Завёрнутый, как в кокон, на снегуРебёнок ждал. Он долю отдал брату.Забыть я этой встречи не могу…О, женщина, гражданка Ленинграда!

Чашка

Тишина стояла бы над городом,Да в порту зенитки очень громки.Из детсада в чашечке фарфоровойМальчик нёс сметану для сестрёнки.

Целых двести граммов! Это здоровоМама и ему даст половину.А в дороге он её не пробовал,Даже варежку с руки не скинул.

Поскользнулся тут, в подъезде. Господи!Чашка оземь, сразу раскололась.И сметаны он наелся досыта,Ползая по каменному полу.

А потом заплакал вдруг и выбежал.Нет, домой нельзя ему вернуться!… Мама и сестрёнка — обе выжили,И осталось голубое блюдце…

Ленинградская сюита

День

О дворцы голубого стекла!Сноп сиянья над белой Невою!Струйка дыма, сверкая, ушлаВ это небо, до слез голубое.Под чехлом золотая стрела,Ты осталась для нас золотою…

А над площадью ангел простерКрес возмездья… О петли тропинок!Крестный путь наш… Двоится линкор,Он, как в зеркало, в лед опрокинут.И стоит златоглавый собор,Невидимку на купол надвинув.

Гул моторов. Четыре крыла.Звезды. Свастика. Бой и погоня.Я из проруби воду несла,То и дело дыша на ладони…Ты не знал, как вода тяжела,Если краны не действуют в доме?

Вечер

Сорок градусов. Месяц подряд.Ни полена. Как прорубь, постели.Стынут веки. В аду, говорят,Очень жарко. Мы в ад бы хотели!

Чай в стакане под корочкой льда.Белый мох на стене серебрится.Холода. Холода. Холода.Где же нашего горя граница?

Мы живем на суровой меже.Сколько в сердце тревожной боли!Догорели два тома. Уже?И от скрипки футляр раскололи…

Ночь

Ночь как пропасть. Коптилки глазок.Груды тряпок и теплого хлама.Тень качается… Хоть бы разокЗагорелась настольная лампа,

Чтоб на ярко-зеленом сукнеРазложить эту рукопись!.. Боже!Это может быть только во сне?И во сне эта ночь быть не может.

Скатертёрку постлала на стол,На печурку поставила чайник.Дочка, слышишь? — качается пол:Нас бомбят… О слепое отчаянье!

Наш субботник

Мы шаркали по снегу мётлами,Сгребали лопатами сор.Мы вышли почти полумертвымиУбрать эту площадь и двор.

Сосульки сверкали радугой.О первый блокадный апрель!И я засмеялась от радости,Очистив от снега панель,

Ступеньки знакомой лестницыПосыпав желтым песком.Нас пять с половиной месяцевЗима одевала льдом.

Лопата о камень звякнула,О рельсы забытых путей…И я, не сдержавшись, заплакала —Трамвай бы увидеть скорей!

Уже пригревает солнышко,Весна к нам пришла наяву…Я двадцать лопат, я сто ещёМогла бы сбросить в Неву!

Звонки на набережной

Звонки на набережной! Слышишь?Трамвай пошёл, трамвай идет!Подножка только стала выше,А может быть, наоборот —

Не ты ли сам стал ниже ростом,Ты, пассажир блокадных дней?Войти в трамвай тебе не просто,А выходить ещё трудней.

Тебя качает даже ветерНад неоттаявшей Невой,И ноги — слабые, как плети.Такие у меня самой.

Трамвай идет! Какое счастье!Ты едешь, ты купил билет!А львы, раскрыв литые пасти,С Невы трамваю смотрят вслед.

А враг ещё лютует пуще —Бомбит, обстреливает враг…Но всё-таки трамваи пущены,Хотя в кольце наш Ленинград.

Сбор трав

В лице у неё ни кровинки,Распухшая и седая,Она собирает травинки,На корточки приседая.

Пришло золотистое летоВ сиянье летучего пуха.Хотела спросить: — Сколько лет вам? —Да знаю, сама я старуха.

Ложится, как пух, одуванчикНа серого камня траур.А я и не знала раньше,Что маринуют травы,

Что в этой обычной зелени(Её и не замечали мы!)От страшной цинги спасениеИ сила первоначальная.

Присела с той женщиной рядом,Травинки срывала жадно —Цинготница ЛенинградаВ железном кольце блокадном.

Тишина

Был день наш ярок и высок,Прозрачен летний зной.Я из сосны варила сокДля девочки больной.

О счастье хрупкое моё,Дыши и оживай!Густое хвойное питьё —Целебный крепкий чай.

Обстрела не было в тот день,А царство тишины.Цвела душистая сирень,Как в первый день войны.

Кони Клодта («На тревожном небосклоне…»)