Татьяна Бек - Смешанный лес (Книга стихов)
Юность, темная, как мезозой,
Где на все наши (вольно( и (смирно(
Отвечала я страшной грозой,
Так боялась вмешательства.
(То есть
Посяганий, советов, облав).
...Я не знала, что главная доблесть
Сохраниться, с людьми не порвав.
x x x
Прильнуть бы к мелочам! Но я не ювелир.
То трепет, то обвал - в моем сердечном стуке.
Отсутствие твое мне заслоняет мир:
Все ты да ты кругом, когда живем в разлуке.
Но об руку с тобой я вижу все острей:
И воинский ремень, и стариковский посох,
И ласточку в метро - за тридевять морей
От мазанки родной, от изгороди в росах...
Как мечется она во влажной глубине,
Как стелется крылом по мраморному своду!..
А я иду, держа в горячей пятерне
Последнюю любовь, не знающую броду.
Лишь об руку с тобой я вижу мир насквозь
В отсутствие твое я делаюсь слепою.
...Когда умру, скажи: (Ей весело жилось
Ей будничная жизнь давалась только с бою(.
Зато была полна до самых до краев
Счастливая душа, дознавшаяся лада!
Когда умру, скажи: (Она ушла на зов,
А не сошла на нет...
Оплакивать не надо...(
x x x
Родословная! Сказочный чан.
Заглянувши,
отпрянешь в испуге.
Я, праправнучка рослых датчан,
Обожаю балтийские вьюги.
Точно так же
мне чудом ясны
Звуки речи, картавой как речка,
Это предки с другой стороны
Были учителя из местечка.
Узколобому дубу назло,
Ибо злоба - его ремесло,
Заявляю с особенным весом:
Я счастливая. Мне повезло
Быть широким и смешанным лесом.
Между прочим - российским зело.
1980 год
x x x
Хворая, плача и кренясь,
Дрожали звезды над Арбатом,
Где я однажды родилась
В глухом году сорок девятом.
Под мертвенный газетный стих
Пробилась травка дорогая,
Родителей немолодых
Неровным норовом пугая.
...И страх, и оторопь, и мор,
И ложь, сидящая на троне,
И жажда жить - наперекор
Неограниченной погоне,
И тьма, разящая дотла,
Без права думать о погостах...
Я с первым криком вобрала
Родимого простора воздух!
Меня не гнали топтуны...
Но, время задержавши в порах,
Я откликаюсь с той весны
На каждый плач, на каждый шорох.
x x x
В годы пространные, послевоенные,
В доме, который построили пленные,
Рядом с бараками, на пустыре
Выросло племя - дыра на дыре:
Я и мои неуемные сверстники,
Страшной эпохи веселые крестники...
Помните этот - ни свет ни заря
Крик относительно сбора старья?
Я ли забуду подружку раскосую,
Песню подвальную, многоголосую...
А устроители лучших затей
Смуглые дети (испанских детей(!
...В детстве, где вечно болели миндалины,
Были на шубке такие подпалины
Ржавые и шоколадные, - что
В жизни не будет такого пальто!
Я уже там распахнула объятия,
Где на тележках безногая братия
Ехала, все формулируя в лоб,
Я уже там испытала озноб
Невероятных сиротства и близости...
Надо же, Господи, - выгрести, вылезти
И разрыдаться, любви не тая:
- Все-таки счастье, что я - это я!
КАКТУС
Безо всякого жеста и пафоса
Я скажу на исходе витка,
Что прекрасней цветущего кактуса
Не видала на свете цветка.
Нелюбимый... Колючий... Уродливый...
Вы скривились?
Но он все равно
Остролистой звездой неугодливой
Озарит вас - цветок-Сирано!
x x x
Р. Сабитову
В спецодежде и кепочке
он, не вдаваясь в оттенки,
Принесет вам багульник
в начале холодного марта,
...Татарчонок московский,
рожденный в бутырском застенке,
И взращенный детдомом,
и выросший выше стандарта...
Обращаюсь к тирану,
который кровав и коварен:
На имперском Олимпе
понятны любые уловки.
Только что тебе сделал
неграмотный дворник-татарин
И подруга его,
убиравшая снег на Петровке?
...Он - тюремная карточка
в ворохе сталинских метрик,
Он - сиротской обители
неунывающий житель,
Он - рабочая косточка,
- если хотите: электрик,
Он - детей ненаглядных
родитель и усыновитель...
Волевая надежда моя
никогда не потухнет.
Я историю вижу
как битву тирана с мальчишкой.
Победил ч е л о в е к.
Вот он чаю напьется на кухне
И уйдет от меня
обязательно с книгой подмышкой.
Я еще не сказала,
что он - исключительный книжник!
...Он - улыбчивый, тихий
и, точно багульник, упорный,
Он - по виду чудак,
а когда приглядишься, подвижник
Этой жизни безжалостной,
этой распутицы черной...
x x x
Закат столетия свинцов...
Мы не вполне живем на свете
Мы доживаем жизнь отцов,
Тяжелые, большие дети.
О, мы не можем ждать и дня
Нам истину подай сейчас же!
И в каждом гиблая родня
Гудит, свое не откричавши.
...Пока мы ссоримся впотьмах
И семечки пустые лущим,
Ты
разметалась на ветрах,
Между прошедшим и грядущим,
Родная родина моя,
Гостеприимные по-русски,
Не только рощи и поля,
Но и свирепые кутузки,
Но и могилы для живых,
И для здоровых лазареты...
Сошла б с ума,
но кто за н и х
Рассмотрит новые приметы?
x x x
И эта старуха, беззубо жующая хлеб,
И этот мальчонка, над паром снимающий марки,
И этот историк, который в архиве ослеп,
И этот громила в объятиях пьяной товарки,
И вся эта злая, родная, горячая тьма
Пронизана светом, которого нету сильнее.
...Я в детстве над контурной картой сходила с ума:
(На Северный полюс бы! В Африку! За Пиренеи...(
А самая дальняя, самая тайная соль
Была под рукой, растворяясь в мужающей речи.
(...И эта вдова - без могилы,
где выплакать боль,
И этот убийца в еще сохранившемся френче...)
Порою покажется: это не век, а тупик.
Порою помнится: мы все - тупиковая ветка.
Но как это пошло: трудиться над сбором улик,
Живую беду отмечая лениво и редко!
Нет. Даже громила, что знать не желает старух,
И та же старуха, дубленая криком: (С вещами!(,
И снег этот страшный, и зелень,
и ливень, и пух
Я вас не оставлю. Поскольку
мне вас завещали.
x x x
Ходившая с лопатой в сад,
Глядишь печально и устало...
Не строила - искала клад.
Не возводила - клад искала.
Твою надежду на чужой
Непредсказуемый подарок
Жизнь охлестнула, как вожжой:
- Не будет клада, перестарок!
...Под раскаленной добела,
Под лампою без абажура
Земная жизнь твоя прошла,
Кладоискательница,
дура...
x x x
Все кончается!
С каждой кончиной
Жизнь уходит, пощады не зная.
...Этот стол. Этот нож перочинный.
Эта чистая шаль кружевная?
И рукав от военной рубашки,
И гребенка, и лампа, и клещи,
И в коробке - старинные шашки,
И другие ненужные вещи
Все, что пахнет родным человеком
И внезапно бросает в рыданье,
Стало памятью и оберегом,
На глазах обращаясь в преданье.
x x x
Похоронив родителей,
Которых не жалели,
Мы вздрогнем: все разительней
И горше запах ели.
Очнешься от безволия,
Чей вкус щемяще солон,
Над кубом крематория
Слышнее птичий гомон.
Утрата непомерная
Под крик веселой птицы...
О жизнь моя, о смерть моя,
Меж вами нет границы!
x x x
Вот оно, по-арестантски голое,
Вот оно, черное как беда...
Я захлебнусь,
не найдя глагола, - и
Хватит эпитета, голое, да,
Не наготою зверей, любовников
Или детей - наготою конца,
Дерево из допотопных столпников,
Не покидающих тень отца,
Вот оно: загнанное, и вешнее,
И одинокое - на юру.
...Все несказаннее, все кромешнее
Время и место, где я умру.
2. МЕЖ ВЕЩЬЮ И ВЫСЬЮ
x x x
Ярко-зеленые листья в клею
Боготворю, а на холод плюю
И не по-женски чеканно шагаю.
Милая жизнь не вошла в колею
И не войдет уже, я полагаю.
...Как я любила грибные дожди,
Лыжи и веру, что все впереди,
Личную тайну и общую ношу...
- Милая, милая, не уходи!
Я еще сильно тебя огорошу.
Пряжки тяжелые - на сапогах...
Дай заплутаться в лесах и лугах,
Намиловаться с простором гудящим!
...Солнце играет в оленьих рогах...
Все времена - как одно - в настоящем.
x x x
Ужасают недуг небывалый,
Нелюбовь, каземат, полынья...
- Что страшнейшее в мире?
- Пожалуй,
Это все-таки запах вранья.
Тишиною меня осчастливьте!
Лучше кануть, не выйдя в князья,
Чем привыкнуть к обману и кривде...
Я уже привыкла. Нельзя.
От бездарности врали, от страха,
От желанья нажиться впотьмах...
Лишь какая-то частная птаха
Заливалась над нами в слезах!
Этот край - на краю одичанья,
Эти камни уже не сложить...
Мы погибли - минута молчанья.
...А потом
попытаемся
жить.
x x x
