Артюр Рембо - Стихотворения

Солнце и плоть

Источник нежности и жизни, Солнце властноЛьет жаркую любовь на грудь земли прекрасной;И, лежа на лугу, вы чувствуете вновь,Что расцвела земля и что бурлит в ней кровь,Что дышит грудь ее, когда вы к ней прильнете;Она, как женщина, сотворена из плоти,Как бог, полна любви; и соками полна,Таит кишение зародышей она.

Все зреет, все растет!Венера! Юность мира!Я Сожаленья полн о временах Кибелы,Что больше фавнов нет, похожих на зверей,Богов, которые грызут кору ветвейИ белокурых нимф целуют среди лилий.Я сожаленья полн, что минул век сатира,Под взглядом радостного Пана соки всейВселенной – воды рек, кронь листьев и корней;Когда дрожала под стопой его козлинойЗемля зеленая и лился над долинойИз сладостной его цевницы гимн любви.Прислушивался Пан и слышал, как вдалиЕго призыву вся Природа отвечала,И роща на ветвях поющих птиц качала,Земля баюкала людей, и всем зверямЛюбовь, всесильный бог, свой открывала храм.Я сожаленья полн о днях, когда бурлилиКоторая неслась на колеснице белой,Сверкая красотой средь блеска городов;Жизнь вечная лилась из двух ее сосцов,Струями чистыми пространство наполняя;К ее святой груди блаженно припадая,Был счастлив Человек, и так как сильным был,Он целомудрие и доброту хранил.

О горе! Он теперь твердит: «Мне все известно».А сам и слеп и глух. Исчезли повсеместноВсе боги. Нет богов. Стал Человек царем,Стал богом. Но любовь уже угасла в нем.О, если бы опять к твоим сосцам посмел онПрипасть, о мать богов и всех людей, Кибела!О, если б не забыл Астарту навсегда,Богиню, что могла в минувшие годаИз волн возникнуть вдруг, окутанная пеной,Сверкая красотой, извечной и нетленной,И черных глаз ее победоносный взорБудил в душе любовь, а в роще – птичий хор.

Я верю лишь в тебя, морская Афродита,Божественная мать! О, наша жизнь разбитаС тех пор, как бог другой нас к своему крестуСмог привязать. Но я… я лишь Венеру чту.Уродлив Человек, и дни его печальны,Одежду носит он, поскольку изначальнойЛишился чистоты. Себя он запятнал,И рабству грязному одеть оковы далНа гордое свое, божественное тело.На тьму грядущую взирая оробело,Он хочет одного: и после смерти жить…А та, в которую всю чистоту вложитьСтремились мы, чтоб в ней плоть наша стала свята,Та, что смогла наш дух, смятением объятый,Любовью озарить, чтоб из земной тюрьмыОднажды вознеслись к сиянью света мы, —Отвыкла Женщина быть куртизанкой даже!«Какой печальный фарс!» – с усмешкой горькой скажетМир, помнящий богинь святые имена…

О если бы вернуть былые времена!Да! Кончен человек! Им сыграны все роли!Но, идолов разбив при свете дня и воли,Отвергнув всех богов, он оживет опять.Сын неба, будет он секреты постигатьНебес и мудрости, проникнет в их глубины,И бог, что в нем живет под слоем плотской глины,Ввысь устремится, ввысь, пожаром озарен!Когда увидишь ты, что иго сбросил онИ в небеса проник, и страха в нем – ни тени,Даруешь ты ему святое Искупленье!Великолепная, из глубины морейВозникнешь ты, сверкнув улыбкою своей;И бесконечную любовь даруя миру,Ты трепетать его заставишь, словно лиру,Когда твой поцелуй, дрожа, нарушит тишь.

Как жаждет мир любви! Ты жажду утолишь.. . . . .И гордо Человек главу поднимает снова!Луч древней красоты, вдруг разорвав оковы,Храм плоти озарит и в трепет приведетВ нем бога спящего… Очнувшись от невзгод,Счастливый Человек все знать и видеть хочет.Мысль, словно резвый конь, что был во власти ночи,Освободясь от пут, бросается вперед,Мысль, став свободною, на все ответ найдет.Зачем и почему пространство бесконечно,И звезды – как песок, и Путь сверкает Млечный?И если ввысь лететь все время – что тогда?И гонит ли Пастух огромные стадаМиров, блуждающих средь ужасов пространства?И все эти миры хранят ли постоянствоВ их отклике на звук извечных голосов?А смертный Человек? Что видеть он готов?И голос разума – не просто ль плод мечтанья?Коль жизнь так коротка, откуда в мирозданьеЯвился Человек? Не погрузится ль онВ глубокий Океан, где будет окруженЗародышами, эмбрионами, ростками?И в том горниле, где всегда бушует пламя,Не воскресит ли вновь его Природа-Мать,Чтоб в травах и цветах ему произрастать?Нет, знать нам не дано! Химеры и незнаньеОтягощают нас. Глядя на мирозданье,Нам бесконечности не довелось постичь.Над нами вознесло Сомнение свой бич,Оно нас бьет крылом, кружа зловещей птицей,И вечно горизонт бежит и хочет скрыться.. . . . . .Открыты небеса! И тайны все мертвыПред тем, кто не склонил покорно головы!Стоит он, окружен сверканием Природы,И песнь поет… Леса поют, струятся воды,Чей радостный напев приветствует восход…То Искупление! Любовь, любовь грядет!. . . . . .

О, плоти торжество! О, праздник идеальный!О, шествие любви дорогой триумфальной!Склонив к своим ногам героев и богов,Они, несущие из белых роз покров,Малютки Эросы и Каллипига с ними,Коснутся женщин вдруг коленями своими…О Ариадна, чьи рыдания слышныНа тихом берегу, когда из-за волныМелькает вдалеке Тезея парус белый!О девушка-дитя, не плачь! Взгляни, как смелоВакх с колесницею своею золотой,Влекомой тиграми, что похотью слепойОбъяты, рыжими пантерами влекомой,Несется вдоль реки, дорогой незнакомой…Европу голую Зевс, превратясь в быка,Качает, как дитя, и белая рукаЗа шею трепетную бога обнимает;Он, среди волн плывя, на деву обращаетСвой помутневший взор; к теплу его челаЛьнет девичье лицо; ей очи застит мгла,Когда сливаются их губы в поцелуе;И пеной золотой вокруг сверкают струи…Средь пышных лотосов, скользя по лону вод,Влюбленный Лебедь вдаль задумчиво плыветИ белизной крыла объемлет Леду страстно…Киприда шествует, немыслимо прекрасна;И, стан свой изогнув, она в который разНе прячет грудь свою от посторонних глаз,Ни золотистый пух под чревом белоснежным…Геракл на мощный торс движением небрежнымНакинул шкуру льва и грозный вид обрел,А над его челом сверкает ореол…

Луною летнею озарена Дриада;Она обнажена, волос ее прохладаНа плечи падает тяжелою волной;Погружена в мечты, на небосвод немойС поляны сумрачной она глядит устало…Селена белая роняет покрывалоК ногам прекрасного Эндимиона вдругИ льнет к его устам, скрывая свой испуг…Вдали ручей поет, и плачет, и рыдает;То Нимфа нежная печально вспоминаетО юноше, чья жизнь волной унесена…Любовным ветром ночь отторгнута от сна,И в рощах и лесах священных, где объятыДеревья ужасом, где все покровы снятыИ мрамор дал приют пугливым снегирям, —Внимают боги Человеку и мирам.

Май 70

Офелия

По глади черных вод, где звезды задремали,Плывет Офелия, как лилия бела,Плывет медлительно в прозрачном покрывале…В охотничьи рога трубит лесная мгла.

Уже столетия, как белым привиденьемСкользит Офелия над черной глубиной,Уже столетия, как приглушенным пеньемЕе безумия наполнен мрак ночной.

Целует ветер в грудь ее неторопливо,Вода баюкает, раскрыв, как лепестки,Одежды белые, и тихо плачут ивы,Грустя, склоняются над нею тростники.

Кувшинки смятые вокруг нее вздыхают;Порою на ольхе гнездо проснется вдруг,И крылья трепетом своим ее встречают…От звезд таинственный на землю льется звук.

Как снег прекрасная Офелия! О фея!Ты умерла, дитя! Поток тебя умчал!Затем что ветра вздох, с норвежских гор повеяв,Тебе про терпкую свободу нашептал;

Затем что занесло то ветра дуновеньеКакой-то странный гул в твой разум и мечты,И сердце слушало ночной Природы пеньеСредь шорохов листвы и вздохов темноты;

Затем, что голоса морей разбили властноГрудь детскую твою, чей стон был слишком тих;Затем что кавалер, безумный и прекрасный,Пришел апрельским днем и сел у ног твоих.

Свобода! Взлет! Любовь! Мечты безумны были!И ты от их огня растаяла, как снег:Виденья странные рассудок твой сгубили,Вид Бесконечности взор погасил навек.

И говорит Поэт о звездах, что мерцали,Когда она цветы на берегу рвала,И как по глади вод в прозрачном покрывалеПлыла Офелия, как лилия бела.

Бал повешенных

На черной виселице сгинув,Висят и пляшут плясуны,Скелеты пляшут СаладиновИ паладинов сатаны.За галстук дергает ихВельзевул и хлещетПо лбам изношенной туфлею, чтоб опятьЗаставить плясунов смиренных и зловещихПод звон рождественский кривляться и плясать.И в пляске сталкиваясь, черные паяцыСплетеньем ломких рук и стуком грудь о грудь,Забыв, как с девами утехам предаваться,Изображают страсть, в которой дышит жуть.Подмостки велики, и есть где развернуться,Проворны плясуны: усох у них живот.И не поймешь никак, здесь пляшут или бьются?Взбешенный Вельзевул на скрипках струны рвет…Здесь крепки каблуки, подметкам нет износа,Лохмотья кожаные сброшены навек,На остальное же никто не смотрит косо,И шляпу белую надел на череп снег.Плюмажем кажется на голове ворона,Свисает с челюсти разодранный лоскут,Как будто витязи в доспехах из картонаЗдесь, яростно кружась, сражение ведут.Ура! Вот ветра свист на бал скелетов мчится,Взревела виселица, как орган, и ейИз леса синего ответил вой волчицы,Зажженный горизонт стал адских бездн красней.Эй, ветер, закружи загробных фанфаронов,Чьи пальцы сломаны и к четкам позвонковТо устремляются, то вновь летят, их тронув:Здесь вам не монастырь и нет здесь простаков!Здесь пляшет смерть сама… И вот среди разгулаПодпрыгнул к небесам взбесившийся скелет:Порывом вихревым его с подмостков сдуло,Но не избавился он от веревки, нет!И чувствуя ее на шее, он схватилсяРукою за бедро и, заскрипев сильней,Как шут, вернувшийся в свой балаган, ввалилсяНа бал повешенных, на бал под стук костей.На черной виселице сгинув,Висят и пляшут плясуны,Скелеты пляшут СаладиновИ паладинов сатаны.

Возмездие Тартюфу