Николай Браун - Стихотворения
1926
Партизаны
Ходят пóнизу туманы,Холодят стремена.Заложили атаманыВ самокруты тютюна,
Чубарыми гривачамиПовернули на закат,Длинноусыми речамиДым шевелят:
«Не пора лиОстудить удила,Заряница за горамиЗалегла.
Оступается дорогаВороным-ворона,Перещупана по крохамНизовая сторона,
Переиграна спесьДогола,За плечами только степьДа зола —
Не пора ли конюхамВ передыхКожухами колыхатьДо воды?»
Только звякнули железа,Только тени вперевес —И ударили поводьяНа рысях,И копыта над водойВисят.
Ходят берегом туманы,Холодят,По развернутому стануСедла встали в ряд.
Крепко ночь над головамиЗавязала сон,Понизовыми деламиВеет от попон.
Только ухо на дозореШорохи берет,Только, дреме непокорен,Ветер пламя гнет.
И когда, зарей подбитыйИз-за гор,Задохнется под копытамиКостер, —
Будут хлопоты и лязги,А пока —Шарит нож под опояскамиРука.
1926
Ночная страна
Подымается города взмахНа полуночных лунных весах,Залетает зима,Заметает зимаВ переулочки, за дома.
В переулочках и домахСуета согревает шаг.
Не у каждого под рукойКрепкостенный жилой покой,Чтоб нести в высоком строюРядовую судьбу свою,Но у каждого злее зуб,Если день на подарки скуп.
И когда призаляжет тьмаВ переулочки, за дома, —
Не тряси, гражданочка,Соболями,Где фонарикиНе горят,Там девчоночкиС делашамиФинским ножикомГоворят…
А фонарики бегут, бегут,А за стеклами уют берегут.
А за стеклами ночь зажженаЗолотей, чем над крышей луна,
И я вижу, как вяжут концыЗакупившие судьбы дельцы,И цыганка с подругой в ладМеханическим жаром дрожат,
И одна наклонилась вперед,А другая плечами плывет,И слепыми глазами поет,И гитара стучит и бормочетПро «любовь, летней ночи короче».
И в волненьи сидят оловянномИстуканы над желтым стаканом…
Вдруг ударило за окномПолустанками, дымком,Свежей сосенкой, петухом.
В подбеленной луной дали,На средине моей земли,По дороге — полозок, полозок,Над полозьями — голосок.
То ли ветер в соломинку легИ свистит на раскатах дорог,То ли полночь… А это она —Снеговая моя страна,Костромская моя жена —Путь полозьями ворошит,Сосны песенкой ворожит,
Древней песенкой, простойНа соломинке золотой, —
И страна широка, широка,А соломинка высока.
Оттого вот и я поюНа широком таком строю,И я слышу тебя, страна,Снеговая моя струна,Костромская моя жена!..
И как будто не давит тьма,Залетевшая за дома.
1927
Конокрады
Звездами задернутыНочей потолки,Их тяжесть во все стороны,Попробуй, опрокинь!
Каждая, хоть глаз коли,Набита темнотой,Над грядками, над вязамиВходила на постой,Внизу овчарки ляскалиВ тоске сторожевой.
Они страшились облака,Пичужек на кустеИ шорохов, что под бокомТащила в уши волокомИ сбрасывала степь:
Голоса кузнечиков,Треска трав,Блеска уздечекИ таборной речи,Нацелившей глаз в хутора.
То целятся лошадники,Идут поставщики,Четвероногих краденыхНочные знатоки.
Уж выслежены подступы,Овчарки нипочем,Как будто ватной поступью,Как будто воды в ростепель,В ворота конь течет.
Он льется прямо за уголИ гонит тени ног, —Вдруг у стойла, за ухом —Свет, крик, брёх.
Выбегали конюхи,Махали фонарем,Сигали тени под ноги,Как будто знают ход ониИ заодно с ворьем.
Глаза кружили петлями,Но вещи не ответили б, —Хоть бейся до слезы! —Как мертвые свидетели,Забывшие язык.
И люди в седла подняты,И треплют повода,И свора лаем гонит ихПо свежести следа.
1927
Быстрота
Всей высотой смыкала чащаСырых ветвей смолистый вес.Передо мной, как бред навязчив,Кустарник шел наперерез;Он был подростком настоящим,Задирой был и в драку лез.
Он привыкал к игре военной:Отбит один — бежит другой,Он угрожал болотным пленом,И, как взаправдашний огонь,Сушняк взрывался под ногой.
Я чащу знал, как знаю утварьСвою в дому, я шел, покаСквозная синяя доскаСтволы раздвинула, легка,И вдруг — лужок, и вдоль лужкаКак будто в локте перегнутаРучья гремучая рука.
Там, коченея между трав,К земле, как к родине, припав,Забыв труды и стремена,Сверкали кости скакуна.
В высоких ребрах, где когда-тоТекла, играя, быстрота,Топтался ворон вороватый,Лопух качался у хребта —Как мусор сохла быстрота.
Ручей летит под бережком,И тот же норов ходит в нем,С луной и солнцем переменчив,То он ворчит, как жидкий гром,То на таком поет наречьи,Как будто плачет серебром.
И все б ему бежать — куда?Глядеть, как блещут города,Ловить людей чужую речь,Греметь, и плакать, и беречь,Смывая версты и мосты, —Дыханье той же быстроты.
Пускай костяк из-за кустаКричит, что это суета,Но есть иной игры закон,Как сон, как жажда тянет он,И ворон, дергая ребро,Такой же движется игрой.
И если вдруг — удар ножаИль пули — все-таки бежатьВперед и грохнуться мешком,И тут, в последний раз, ничком,Теряя землю из-под ног,Еще податься на вершок!
1928
Огонь
Хитра стихия. ОсторожноВойдет, наляжет на рычаг.Но есть на площади морознойСторожевая каланча.
Там изваяньем спит пожарныйВ тулупе, пахнущем овцой,И каски, медью самоварнойВдоль стенки выстроясь попарно,Летят начищенным лицомНавстречу той злодейской спичке,Что спит, уткнувшись в коробок, —Родоначальницей тревог.
В ней реки огненные рыщут,В ней дым запрятан до поры.Она проснется и засвищет,Ударит в ведра и багры, —И всё: от коек до конюшенОтбросит теплый недосып —И прянут в упряжки наружуЧетвероногие жильцы.
Но мирен храп досужей спички,И на зубах у жеребцовХрустит овес, и кто отыщетВ дежурстве, пахнущем овцой,Лицо огня и запах стычки,Которой ждет, как лед горда,Холодный выходец — вода?
Она пока еще в запасеДолжна от ярости потеть,И плечи скользкие вертеть,И в крик кричать, что тошно спать ейВ такой тюремной тесноте,Что лучше стать речонкой тощей,Бежать и петь прохладной рощейС листком березовым во рту…Она, повизгивая, вскочитИ вдруг пойдет на высотуМежду стропил и переборок, —И человек увидит вдруг,Как двух стихий сойдется норов,Чтоб пеплом скорчиться к утру.
1928
