Николай Браун - Стихотворения
1939
Журавли
Пролетали журавли на север,К северным болотистым озерам.Длинным клином журавли летелиИ кричали голосом протяжным.
А над ними плыли, отставая,Облака и таяли в лазури.Холоден еще апрельский ветер,Но уж солнце крылья пригревает.
Впереди вожак, силен и зорок,Ровным махом воздух рассекая,Строй равняет и крылом могучимСдерживает натиск торопливых.
Так они летели. А под нимиШли поля, селенья и дороги,Шли леса в сквозной зеленой дымке,Половодьем набухали реки.
И земли звучанье долетало:Топоры стучали, ржали кони,Петухи кричали, пели дети,И перекликались паровозы.
И тянуло журавлей на северЖаркое весеннее томленьеИ заботы смутные о гнездах,О птенцах крикливых, тонконогих.
Вдруг раздался звук внизу короткий:Не пастух кнутом пеньковым щелкнул,Не топор сорвался дровосека —Злая пуля устремилась к небу.
Злая пуля злого человекаК журавлиной стае устремиласьИ крыло тому, кто шел последним,Острием свинцовым перебила.
И, внезапной болью обожженный,Он глаза от ужаса расширил,И взмахнул крылом, и покачнулся,И оно, как мертвое, повисло.
И тогда в безумье, задыхаясь.Он крылом здоровым резал воздух,Но все выше уходило небо,А земля навстречу подымалась.
И, ударив снизу жесткой глыбой,Вздрогнула и вдруг остановилась.И увидел он, как, строй нарушив,Ходит стая в высоте кругами,
Кружит стая, брата окликает,Окликает, кличет за собою.Он ответил братьям слабым стономИ рванулся, и упал на землю.
И когда опять он глянул в небо,Он увидел: тем же строем ровнымУходили сильные на северИ все звали, звали за собою.
Там озера в камышах и зори,А ему теперь уж не увидеть,Как по тем озерам ходит солнце,Как дрожат в затонах звезды неба.
А ему не окликать подруги,Не хранить от ястреба гнездовье,Не летать за пищей по разводьямИ птенцов не обучать полету.
Но крылом своим, еще могучим,Но дыханьем жадным и глубоким,Всею кровью, что стучала в сердце,Всею болью — он не верил в гибель!
Слишком громко север призывает,Так, что шея тянется к полетуИ в ушах посвистывает ветер!..Пролетали журавли на север…
1940
«Все врозь: дома, дороги, руки…»
Все врозь: дома, дороги, руки…Нет, даже рук не дотянуть!Сквозь ночи долгие разлукиДожить до встречи как-нибудь!
Что встреча? Света приближенье,Вдруг озаряющее мрак.Что встреча? Горькое мгновенье,Невозвратимое никак.
Пройдет — и вновь затихнут птицы,И снова тучи скроют высь.А навсегда не распроститься!А до конца не разойтись!
И все гадаешь, все не знаешь —Где ты идешь? Кого ты ждешь?Кого улыбкой ты встречаешь?Кому ты руку подаешь?
Когда б, как два крыла у птицы,Сошлись бы наши два пути!Мне над тобой бы так склониться,Так сердцем к сердцу подойти,
Чтоб видел я тебя воочьюСквозь самый дальний перегон,Чтоб нам одной и той же ночьюОдин и тот же снился сон!
1940
Железная дорога
Она меня манила с детских лет.Зарей, бывало, затаив дыханье,Я вслушивался в голос паровозный.Он долетал загадочный, зовущий —То в нем печаль неясная звучала,То вырастала смутная тревога,А то — призыв… Куда? В какие дали,В какие земли, страны, города?Я выходил в поля. С холма я видел,Как вдалеке, над легкой синью леса,Взлетал порой дымок белесоватый,Клубился, плыл и таял в синеве.Я так любил рассказы о дороге!И все слова — чугунка, паровозы,Вагоны, рельсы и названья станций —Входили в игры, оживали в снах.И вот она! Как близко, мне казалось.Издалека маячит водокачка,Как медленно мы приближались к ней!И, наконец, тяжелый, полосатыйПередо мной шлагбаум вознесен.И вот они — влекущие, стальные,Манящие в неведомую даль,Змеятся рельсы. Вот они — вагоны,То бешено летящие, цветные,То хмурые товарные составы,Звонки, платформы, суета посадок,Лязг буферов, колесный гул в полях,И вот они — сигнальные ночныеЗеленые и красные огни!
Я помню дни: тянулись эшелоныНа горькую германскую войну.Я помню тихий пыльный полустанок.Стоял июль. Клонился день к закату,Тянуло мирно с поля спелой рожью,И заунывно перепел свистал.Состав остановился. Брали воду.Теплушек двери настежь отворив,Гуторили солдаты, затихая.И вдруг, задорно по ладам пройдясь,Гармоника заплакала. СначалаОткуда-то совсем издалекаПоплыли, робко вздрагивая, звуки —Казалось, чья-то горькая душаСама с собой в раздумье говорила,Как будто языка не находя.Но вот лады окрепли и пошли,Пошли, старинной песней разливаясь, —Не в этих ли рожденные полях?О чем они? О той ли тяжкой доле,О силе той, в груди народа скрытой,О воле той, о родине? СолдатыПритихли вдруг, притих и полустанок,Заслушался. И далеко в поляЗарей рвалась, неслась, летела песня.Но вот залязгал, заскрипел составИ тронулся, а песня все звенелаИ поплыла туда, во мглу, на запад.На горькую германскую войну.
Как я запомнил год, когда, бушуя,Потоком с фронта, прихватив оружье,Штыков не примыкая, все уставыПеречеркнув, рванулись по домамСолдаты, поезда переполняя,Гурьбой веселой разместясь на крышах,На буферах скрипучих укрепясь,И как опять росла и разливаласьНа сто ладов совсем иная песня —То легкая, привольная, со свистом,То грозная, скликающая в бой.И вновь пошли, загрохали составыК иным боям, иные видя дали, —Красногвардейцев первые отряды,Красноармейцев первые полки.Они пошли, чтоб отплатить суровоЗа всю тоску отцов о вольной воле,За всю печаль старинных рабских песен,За черный труд, за горький хлеб земли.А впереди — влекущие, стальные,Манящие в неведомые дали,Бежали рельсы. Не о тех ли даляхМне в детстве пел таинственный, зовущийВ ночах гудок протяжный паровоза,Не этих дней ли грозная тревогаЗвучала в нем? Навек я полюбилГудки, вагоны, рельсы, полустанки,Тревожную, неведомую даль!
Февраль 1941
«Пастух кору надрезал у березы…»
Пастух кору надрезал у березы.Склоняясь, тянет сладковатый сок.За каплей капля падает в песокБерезы кровь прозрачная, как слезы.
А над землей — дыхание весны,И все деревья с корня до листочков,Едва раскрывшихся, напоеныЖелезной силой, рвущей створки почек.
Так ясен день! Так небосвод глубок!Так журавли курлычут, пролетая!И в этот миг березе невдомек,Что, может быть, смертельна рана злая,
Что, может быть, от муки холодея,Она увянет к будущей весне:Иссохнет ствол, и ветви онемеют,И помертвеют корни в глубине.
Но этот черный день еще далек,И долго будет кровь еще струиться,Над нею станут бабочки кружитьсяИ пчелы пить густой пахучий сок.
Покуда ж все, как прежде: зеленеетНаряд ветвей, и зелень так свежа!И пьет пастух. И на коре желтеетГлубокий след пастушьего ножа.
Январь 1941
«Осенний лист упал на колею…»
Осенний лист упал на колею,В сырую грязь, набрякшую дождями.Все лето — в зной, в грозу — между ветвямиОберегал он красоту свою.
Он зеленел и наливался влагой,Мужал, темнел под солнечным лучомИ, непонятной одержим отвагой,Вдруг сам, как солнце, заиграл огнем.
И не было ни боли, ни страданья,Ни горечи в последней вспышке той.Он и не знал, что это увяданьеПылает в нем прощальной красотой.
Он будет смят проезжим колесом,Его огонь померкнет в луже грязной,А он лежит — недрогнувший, прекрасный,С открытым перед гибелью лицом.
Январь 1941
