Александр Владимирович Соболев - Бухенвальдский набат
1971
* * *
Я к небу руки возношу,я не страшусь любого груза,одно лишь, Господи, прошу:со мной пусть вечно будет муза.Она и утром, и во сне,под небом пасмурными синим,нашептывает в душу мнеслова, порой волшебной силы.И я вдыхаю их и пью,как вдохновеннейшую влагу,яих шепчу,кричу, пою,как зерна сею на бумагу.Я,как дышу,стихи пишу.Мне труд поэта —не обуза.Одно лишь, Господи, прошу:со мной пусть вечно будет муза.
1971
* * *
Нет, я навеки не исчезну,смерть надо мною не вольна.Пусть я сорвусь случайно в безднуиль смоет в океан волна,пускай уста скует безмолвьеи я паду, глаза смежив...Кромешный мрак у изголовья...Я все-таки останусь жив.Я утверждаю это с веройне потому, что я велик.Еще до мезозойской эрызвучал в природе мой языкв громах небесных и прибоях,в набегах бури и в тиши.Земля и небо голубое —родители моей души.Она жила в пучине водной,ступила на земную твердьвсепобеждающей и вольнойне для того, чтоб умереть.Летели годы, век за веком,и в озаренье наявуя появился человеком,но прежней жизнью я живу,той, что в немеркнущем сияньеот сотворенья первых дней,той, что бушует в мирозданьебез времени, без рубежей....И если, не дай Бог, взорветсяродная матушка-Земля,и в тот печальный час под солнцемне оборвется жизнь моя:не человеком и не птицейв пространстве путь продолжу свой —летящей крохотной частицей,неистребимой и живой!
1971
* * *
У нас — серебряная свадьба.О чем мечталось —то сбылось.Сегодня петь быда гулять бы —ведь так от века повелось.А мы с тобойне вдарим в бубен,у нас не будетпир горой,и вроде отмечать не будемнаш светлый юбилей с тобой.Не будет поздравлений разныхи приношений никаких.Ну, словом, праздник,но не праздниккакой бывает у других.Ты даже не поставишь теста,не наготовишь пирогов.
И все ж ты —лучшая невеста,а я — жених из женихов!
1971
БЕЛЫЙ СЛОН
Трубит мой белый слон,мой альбинос трубит.Он прогоняет сон,он никогда не спит.Все ночи напролети в ясном свете днязовет,зовет,зоветон счастье для меня.Четвероногий другвстревожен и взбешен:а вдруг,а вдруг,а вдругя счастьем обделен?!А вдруг свернет в объезд,меня не одарит?И слон не спит, не ест —трубит,трубит,трубит...
Я, правда, небогат,но не слуга рублю.И словно ты, мой брат,трублю,трублю,трублю.Призыв не оборвуя до последних дней:зову,зову,зовуя счастье для людей.
1971
РОДНИК
Селенья были далеки,а ноги — как пуды...Ни ручейка и ни реки —ни капельки воды.Напрасно я глядел вокруг,устал. Присел и сник.Уже отчаялся... И вдруг,вдруг предо мной — родник!Как будто среди ада — рай,цветник — средь голых скал.Струилась влага через край,я жадно к ней припал.Блаженство, радость ощутил...И возмечтал потом:вот если б людям стих мой былподобным родником!
1972
* * *
Ты в дом роднойвернулся в светлый час.Где ж твой отец?Где два веселых брата?Живого матьтебя лишь дождалась:в сраженьях павшимнет домой возврата.
Прошедшее покрыл густой туман...Но от потериникуда не деться.И три рубца —следы глубоких ран,следы войны,на материнском сердце.
1972
ИНВАЛИДУ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ
Инвалид Великой Отечественной,кровь твояна песке,на траве,на снегу...Нет, не только твое Отечество —вся планета, все человечествопред тобою в долгу,в неоплатном долгу.Кто -то с фронта — счастливый —вернулся целым.Кто-то мертвый —бессмертный —в землю зарыт...Ну а ты возвратилсяв общем и целомничего...Но ни жив,ни убит -инвалид!..И вручили тебебилет пенсионный,хоть почетный,но тяжкий до боли билет.В Ноют давние раныднем и ночью бессонной,и тебе исцеления нетсколько лет!..Я, как ты, покалечен в годину лихую.Пред тяжелым недугом не дал себе пасть.Мы с тобой, старина,до конца повоюемпротив кривды,за народную власти
1972
ЭМИГРАЦИЯ
Граница на замке,и слово под замком,и церберынезримо на пороге.Ты с этим,современник мой,знаком,идущий по предписанной дорогепорой, чего греха таить, ползком.Тебе заранее готовит кто-то речь,шагай в гурте, как тысячи и тыщи.А если сим посмеешь пренебречь —отхлещут и кнутом,и кнутовищем,да так, что и ни сесть тебе, ни лечь.Свобода?Что за чушь?!Сомненья?Что за бред?!Будь счастлив, что набитая утроба.Инако мыслить?Тяжкий грехи вред:ты только голос свой иметь попробуйи возле дома твой простынет след.Достоинство?Ошибка словаря.К чему оно — ненужная обуза!К примеру, босс тебя унизит зря —надейся на поддержку профсоюзаи верь, товарищ, что взойдет заря...Желания?Чего тебе желать?Ты — человек, и все тебе поблажки:ты можешь, как сосед, приобретатьв рассрочку барахло и деревяшкии думать, что богатому под стать.Хошь — водочки до одуренья пей,а хошь — футбол покажет телевизор.Россию-мать обвил зеленый змей,и травит люд, и тянет книзу,и делает покорней и немей.Законность?Да, написан и закон.И не сказать, чтоб был он никудышный.Да вот карает часто правых он.Недаром говорят:закон — что дышло,верти его, крути со всех сторон...И вертится, и крутится Земля,и вдаль летит твоя шестая светав созвездии Московского Кремля.А я кричу: «Карету мне! Карету!..»
На время эмигрирую в себя.
1972
ИКС
Будил огромный лайнер высоту.Сто двадцать пассажиров на борту.Был среди нихчиновник важный Никс.Он не смотрел в иллюминатор вниз.В подобном ранге был он там один.Но туповат был этот господин.И о добре он понаслышке знал.В удобном кресле сладко чин дремал.А прочие — худые, толстяки,по большей части были добряки,и каждый жил заботами о том,чтоб Землю украшать своим трудом.Вот лайнер завершает свой полет.Но что-то плохо рассчитал пилот.Был роковым посадочный пробег,и... ни один не выжил человек.
Кричала пресса, и гудел эфир,молниеносно извещен был мир:«Вчера погибчиновник важный Никс!»А прочиесто девятнадцать? —Икс!..
1972
ЕЩЕ ОДИН
В глухой тишибольницы Хиросимыизмученный,с поникшей головой,еще один —Якио Иосима —ждал смерти от болезни лучевой.Он не стонал,не звал врачей на помощь,тускнели отрешенные глаза.Над Хиросимойпроплывала полночь,слезою капляпо стеклу текла...Он понимал:от смерти нет спасенья,и, как ни странно,хорошо, что нет...Смерть по пятамза ним тащилась тенью,не отставая,много черных лет.Он вспоминал (в сознании покуда)год сорок пятый, августовский сад...Огонь и гром!И за одну минутунет Хиросимы —есть кромешный ад!Нет светлых улиц,скверов нет зеленых...Один разряд,всего один лишь взрыв!Но сколько горожаниспепеленных!А он, Якио,он остался жив...
И вот он мертв,его сомкнулись веки.Ждет погребенья Иосимы прах.— Войне проклятье!Миру —мир навеки! —
застыло крикомна его губах.
1972
