Владимир Маяковский - Том 7. Стихотворения, очерки 1925-1926
[1926]
Любовь*
Мир опять цветами оброс,у мира весенний вид.И вновь встает нерешенный вопрос —о женщинах и о любви.Мы любим парад, нарядную песню.Говорим красиво, выходя на митинг.Но часто под этим, покрытый плесенью,старенький-старенький бытик.Поет на собранье: «Вперед, товарищи…А дома, забыв об арии сольной,орет на жену, что щи не в навареи что огурцы плоховато просолены.Живет с другой — киоск в ширину,бельем — шантанная дива.Но тонким чулком попрекает жену:— Компрометируешь пред коллективом. —То лезут к любой, была бы с ногами.Пять баб переменит в течение суток.У нас, мол, свобода, а не моногамия.Долой мещанство и предрассудок!С цветка на цветок молодым стрекозломпорхает, летает и мечется.Одно ему в мире кажется злом —это алиментщица.Он рад умереть,экономя треть,три года судиться рад:и я, мол, не я,и она не моя,и я вообще кастрат.А любят, так будь монашенкой верной —тиранит ревностью всякий пустяки мерит любовь на калибр револьверный,неверной в затылок пулю пустя.Четвертый — герой десятка сражений,а так, что любо-дорого,бежит в перепуге от туфли жениной,простой туфли Мосторга.А другой стрелу любви иначе метит,путает — ребенок этакий —уловленье любимой в романические сетис повышеньем подчиненной по тарифной сетке…По женской линиитоже вам не райские скинии.Простенького паренькаподцепила барынька.Он работать, а ее не удержать никак —бегает за клёшем каждого бульварника.Что ж, сиди и в плаче Нилом нилься.Ишь! — Жених!— Для кого ж я, милые, женился?Для себя — или для них? —У родителей и дети этакого сорта:— Что родители? И мы не хуже, мол! —Занимаются любовью в виде спорта,не успев вписаться в комсомол.И дальше, к деревне, быт без движеньица —живут, как и раньше, из года в год.Вот так же замуж выходят и женятся,как покупают рабочий скот.Если будет длиться так за годом годик,то, скажу вам прямо,не сумеет разобрать и брачный кодекс,где отец и дочь, который сын и мама.Я не за семью. В огне и в дыме синемвыгори и этого старья кусок,где шипели матери-гусынии детей стерег отец-гусак!Нет. Но мы живем коммуной плотно,в общежитиях грязнеет кожа тел.Надо голос подымать за чистоплотностьотношений наших и любовных дел.Не отвиливай — мол, я не венчан.Нас не поп скрепляет тарабарящий.Надо обвязать и жизнь мужчин и женщинсловом, нас объединяющим: «Товарищи».
[1926]
Послание пролетарским поэтам*
Товарищи, позвольте без позы, без маски —как старший товарищ, неглупый и чуткий,поразговариваю с вами, товарищ Безыменский,товарищ Светлов, товарищ Уткин.Мы спорим, аж глотки просят лужения,мы задыхаемся от эстрадных побед,а у меня к вам, товарищи, деловое предложение:давайте, устроим веселый обед!Расстелим внизу комплименты ковровые,если зуб на кого — отпилим зуб;розданные Луначарским венки лавровые —сложим в общий товарищеский суп.Решим, что все по-своему правы.Каждый поет по своему голоску!Разрежем общую курицу славыи каждому выдадим по равному куску.Бросим друг другу шпильки подсовывать,разведем изысканный словесный ажур.А когда мне товарищи предоставят слово —я это слово возьму и скажу:— Я кажусь вам академиком с большим задом,один, мол, я жрец поэзий непролазных.А мне в действительности единственное надо —чтоб больше поэтов хороших и разных.Многие пользуются напосто́вской тряскою,с тем чтоб себя обозвать получше.— Мы, мол, единственные, мы пролетарские… —А я, по-вашему, что — валютчик?Я по существу мастеровой, братцы,не люблю я этой философии ну́довой.Засучу рукавчики: работать? драться?Сделай одолжение, а ну́, давай!Есть перед нами огромная работа —каждому человеку нужное стихачество.Давайте работать до седьмого потанад поднятием количества, над улучшением качества.Я меряю по коммуне стихов сорта,в коммуну душа потому влюблена,что коммуна, по-моему, огромная высота,что коммуна, по-моему, глубочайшая глубина.А в поэзии нет ни друзей, ни родных,по протекции не свяжешь рифм лычки́.Оставим распределение орденов и наградных,бросим, товарищи, наклеивать ярлычки.Не хочу похвастать мыслью новенькой,но по-моему — утверждаю без авторской спеси —коммуна — это место, где исчезнут чиновникии где будет много стихов и песен.Стоит изумиться рифмочек парой нам —мы почитаем поэтика гением.Одного называют красным Байроном,другого — самым красным Гейнем.Одного боюсь — за вас и сам, —чтоб не обмелели наши души,чтоб мы не возвели в коммунистический санплоскость раешников и ерунду частушек.Мы духом одно, понимаете сами:по линии сердца нет раздела.Если вы не за нас, а мы не с вами,то черта ль нам остается делать?А если я вас когда-нибудь кроюи на вас замахивается перо-рука,то я, как говорится, добыл это кровью,я больше вашего рифмы строгал.Товарищи, бросим замашки торгашьи— моя, мол, поэзия — мой лабаз! —всё, что я сделал, все это ваше —рифмы, темы, дикция, бас!Что может быть капризней славы и пепельней?В гроб, что ли, брать, когда умру?Наплевать мне, товарищи, в высшей степенина деньги, на славу и на прочую муру!Чем нам делить поэтическую власть,сгрудим нежность слов и слова-бичи,и давайте без завистей и без фамилий кластьв коммунову стройку слова-кирпичи.Давайте, товарищи, шагать в ногу.Нам не надо брюзжащего лысого парика!А ругаться захочется — врагов многопо другую сторону красных баррикад.
[1926]
