Варлам Шаламов - Собрание сочинений. Том 3
* * *
Сломав и смяв цветыСвоим тяжелым телом,В лесу свалился тыТаким осиротелым,
Что некий грозный зверьОткрыл свою берлогуИ каменную дверьПриотвалил немного.
Но что тебе зверьяНаивные угрозы,Ему — печаль твоя,Твои скупые слезы?
Вы явно — в двух мирах,И каждый — сам собою.Не волен рабий страхСегодня над тобою…
* * *
Как будто маятник огромныйРаскачивается вода.Но скал моих — сухих и темных —Не достигает никогда.
Давно изучены границыМорских угроз, морских страстей,И волн горбатых вереницыПугать способны лишь детей.
Валы, как тигры в зоосаде,Летят прыжком на парапет.И вниз срываются в досаде,И оставляют пенный след.
И луч, как нож, с кормы баркасаРазрежет небо пополам.И тучи, точно туши мяса,По всем навалены углам.
И берега закатом тусклымНе обозначены еще.И труп какого-то моллюскаБагровым светом освещен…
* * *
Ты упадешь на снег в метель,Как на пуховую постель,Взметенную погромом.
И ты заплачешь обо мне,Отворотясь лицом к стенеБревенчатого дома.
И ты не слышишь — я зову,Я, как в лесу, кричу «ау»,Охрипший и усталый.
Сжимаю, бурей окружен,В застывших пальцах медальонИз белого металла.
Так много в жизни было зла,Что нам дорога тяжелаИ нет пути друг к другу.
И если после стольких вьюгЗаговорит над нами юг —Мы не поверим югу.
* * *
Мне б только выболеть немножко,Суметь довериться врачам.Лекарством, как ребенка, с ложкиМеня поили б по ночам.
Но разве был событьем частнымТот фантастический рассказ,Что между двух припадков астмыПрипоминается сейчас,
Когда я стиснут был в ущельеКамнями, небом и ручьем,Не помышляя о прощеньеИ снисхождении ничьем…
* * *
Нет, не для нас, не в нашей модеПисалось мира бытие,И расточительность природы,И пышность грубая ее.
И не раченьем садовода,Избытком силы мир живет,Любую пользуя погоду,Какую вынес небосвод.
Мир не вмещается в картины,Но, на полотна не просясь,С любым из нас на миг единыйПровозгласить хотел бы связь.
Зачем роса порою раннейНа неподвижном лепесткеВисит слезой, зовя в бескрайнейТакой мучительной тоске…
* * *
Всюду мох, сухой, как порох,Хрупкий ягелевый мох,И конические горыВулканических эпох.
Здесь на зов весны несмелойОткликаются едваИ гранит позеленелый,И зеленая трава.
Но рога свои олениСмело сбрасывают в снег.Исчезают сны и тени,И добреет человек.
* * *
Я на этой самой тропкеПодбирал когда-то робкоБедные слова.
Я сгибал больное тело,Чтоб в ушах зашелестелаСонная трава.
Ныне я сквозь лес багровый,Опалив ресницы, брови,Проскачу верхом.
Ведь, выходит, ты недаромУгрожала мне пожаром,Красным петухом.
Бьется, льется дождь горящий,И кричит от боли чаща,И кипит река.
Камни докрасна нагреты.Не попасть домой к рассветуБез проводника…
ОТТЕПЕЛЬ
Деревьям время пробудиться,Смахнуть слезинку и запеть,Воды по капельке напитьсяИ завтра же зазеленеть.
Сырые запахи гашеньяТак мимолетны, так легки.Березам тленье, и растленье,И все на свете пустяки.
Едва ли черные березыСвою оплакивают честь.Ведь капли, как людские слезы,Морозом осушают здесь.
И будто целый сад, с досадыНа запоздавшую весну,Не хочет становиться садомИ возвращается ко сну.
Своим внезапным пробужденьемОн, как ребенок, устрашен.Он весь — во мгле, он весь — в сомненье,И зеленеть не хочет он.
* * *
Пережидаем дождьВ тепле чужого дома.Ложится навзничь рожь,Боясь ударов грома.
И барабанит градКрупней любой картечиИ может, говорят,Нам приносить увечья.
А небу все равно,Что будет нынче с нами.И тополь бьет в окноНамокшими ветвями.
Летят из всех щелейОбрывы конопатки.Мигает все быстрейЗажженная лампадка…
ЛУЧ
Будто кистью маховоюПробежав по облакам,Красит киноварью хвоюИ в окошко лезет к нам.
И, прорезав занавески,Он уходит в зеркала,И назад отброшен резкоТайной силою стекла.
Он с геранью и с морковьюНатюрморта заодно.Он в глаза мне брызжет кровью,Не дает смотреть в окно.
В ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ
Хожу, вздыхаю тяжко,На сердце нелегко.Я дергаю ромашкуЗа белое ушко.
Присловья и страданьяНеистребимый ход,Старинного гаданьяС ума сводящий счет.
С общипанным букетомЯ двери отворю.Сейчас, сейчас об этомЯ с ней заговорю.
И Лида сморщит брови,Кивая на букет,И назовет любовьюМальчишеский мой бред.
РЕКВИЕМ
Ты похоронена без гробаВ песке, в холщовой простыне.Так хоронили в катакомбахТогда — у времени на дне.
И в среднеазиатских, дикихПесках, сосущих арыки,Ты тем была равновелика,Кто нес под землю огоньки
Своей неистребимой верыВ такие будущие дни,Где нет «эпохи», нету «эры»И что не мастера ли МстерыКогда-то поняли одни.
Куда теперь уйти и деться,Куда мне преклонить главу,В каком дожить мне жизнь соседствеИ с кем загрезить наяву?
Ты слепла в черных лабиринтахМоей безвыходной земли,Какие ж сказочные ритмыТебя к спасению вели,
Что в этой музыке душевнойТы проявила на светуТакой простой и совершеннойТвою седую красоту.
Доколе, Боже мой, доколе,Предав все лучшее тщете,Нам ставить памятники болиИ распинаться на кресте?
Опять граненым адамантомЗаколешь крепко кружева,Опять прославишься талантом,Простым талантом — быть жива,
Чтоб делать всех людей живыми,Чтоб делать всех людей — людьми,Чтобы всю жизнь браниться с нимиИ хлопать в ярости дверьми.
А может быть, твоею смертьюВ бегах, от дома вдалеке,Вся жизнь нам говорит: не верьте,Что очутились в тупике.
Что всеми мелочами бытаНе будет подвиг затемнен,Что этот был тобой испытанИ самовластно побежден.
И этот подвиг незаметный,Великий материнский долгКак подчеркну чертой отметкой,Когда еще «не втолкан толк».
Когда догадкою ТолстогоВесь мир еще не одарен,Когда любовь, как Божье слово,Зашелестит со всех сторон,
Неся отнюдь не всепрощенье,А только ненависти зло,Когда души моей смятеньеРастеньем тянется в тепло,
Когда, заверчен и закрученЗа солнцем, светом и теплом,Я вижу в боли только случайИ средство для борьбы со злом.
Тогда твоим последним шагомКуда-то вверх, куда-то вдальОставишь на моей бумагеНеизгладимую печаль.
* * *
