Варлам Шаламов - Собрание сочинений. Том 3
ИНСТРУМЕНТ[30]
До чего же примитивенИнструмент нехитрый наш:Десть бумаги в десять гривен,Торопливый карандаш —
Вот и все, что людям нужно,Чтобы выстроить любойЗамок, истинно воздушный,Над житейскою судьбой.
Все, что Данту было надоДля постройки тех ворот,Что ведут к воронке ада,Упирающейся в лед.
* * *
Тебя я слышу, слышу, сердце,Твой слабый стук из тайника.И в клетке ребер нету дверцы,Чтоб отомкнуть ключом стиха.
И я прочту в зловещем стуке,В твоих ослабленных толчкахРассказ о той, о смертной мукеВ далеких горных рудниках.
Ты замуровано, как вечник.Все глуше, глуше ты стучишь,Пока под пыткой спазм сердечныхТы навсегда не замолчишь.
У КРЫЛЬЦА[31]
У крыльца к моей бумагеТянут шеи длинныеВопросительные знаки —Головы гусиные.
Буквы приняли за зернаНаши гуси глупые.Та ошибка — не зазорнаИ не так уж грубая.
Я и сам считаю пищей,Что туда накрошено,Что в листок бумаги писчейНеумело брошено.
То, что люди называлиПросто — добрым семенем,Смело сеяли и ждалиУрожай со временем.
* * *
Так вот и хожуНа вершок от смерти.Жизнь свою ношуВ синеньком конверте.
То письмо давно,С осени, готово.В нем всего одноМаленькое слово.
Может, потомуИ не умираю,Что тому письмуАдреса не знаю.
* * *
Шепот звезд в ночи глубокой,Шорох воздуха в морозОткровенно и жестокоДоводил меня до слез.
Я и до сих пор не знаю,Мне и спрашивать нельзя:Тропка узкая лесная —Это стежка иль стезя?
Я тогда лишь только дома,Если возле — ни души,Как в хрустальном буреломе,В хаотической глуши.
* * *
Отчего на этой дачеНе решается задачаИз учебника тайги?
Подгонять ее к ответуУ меня таланта нету.Боже правый, помоги!
Сколько формул, сколько знаков,Каждый знак — не одинаков,Не таков, как был вчера.
А об истинном значеньеДумать мне — одно мученьеИ, конечно, не игра.
Дело было бы попроще,Если б пели в наших рощахПтицы, вроде соловья.
Я б доверил птичьим горламИзложенье важных формулСодержанья бытия.
Ведь любых чудес загадкаРешена во мгле распадкаИ до ужаса проста.
Что ж дрожит полярной ночью,Разорвав рубаху в клочья,Онемевшая мечта?
В ШАХТЕ
Жизнь, дорожащая мгновеньем,Где напряжен до боли слух,Где даже ветра дуновеньеИ то захватывает дух.
Нет, не затем я рос все выше,Чтоб, упираясь в потолок,Паденье этой тяжкой крышиСдержать и выдержать я мог.
Того чудовищного весаСвисающего потолкаНе удержать крепежным лесомХотя б и лучшего стиха.
Но рифм пугливое смещеньеИ треск ломающихся строфЗвучит сигналом приближеньяНеотвратимых катастроф.
И кто успеет двинуть бровьюИ доберется до норы,Покамест грохнет, рухнет кровляИ слышен грузный вздох горы.
Предупрежден моей судьбою,Где хруст костей — ему сигнал,Он припадет к груди забоя,Чтоб уцелеть от гнева скал.
И, стоя в каменной метели,Белее меловых пород,Поймет мои мечты и цели,Мою беспомощность поймет.
И возвратит свое значеньеТому, что звал он пустяком,Пустым воскресным развлеченьем,А не спасительным стихом.
ЗЛАТЫЕ ГОРЫ
Когда я плелся еле-елеНа зов обманный огонька,В слепящей и слепой метелиМеня вела моя тоска.
Я повторял твои простые,Твои прощальные слова.Кружились горы золотые,Моя кружилась голова.
В голодном головокруженье,В знобящей дрожи рук и ногДвоилось каждое движеньеВетрам упрямым поперек.
Но самой слабости сердечнойТакая сила придана,Что будь метель — метелью вечной,Со мной не сладила б она.
Мне все казалось — вместе, рядомС тобой в пурге вдвоем идем,Глядим двойным горячим взглядомНа землю, залитую льдом.
И вдвое я тогда сильнее,И вдвое тверже каждый шаг.Пускай и боль вдвойне больнее —Мне легче севером дышать.
Едва ли, впрочем, в той метелиХотя б один бывает звукПохож на стон виолончели,На глубину скрипичных мук.
Но мы струне не очень верим,И жизни выгодно сейчасРеветь на нас таежным зверем,Пургой запугивая нас.
Я верю в жизнь любой баллады,Любой легенды тех веков,Какие смело в двери адаВходили с томиком стихов.
Я приведу такие сказки,Судьбу Танкредов и Армид,И жизнь пред ними снимет маскуИ сходством нас ошеломит.
* * *
Я с отвращением пишу,Черчу условленные знаки…Когда б я мог карандашуВелеть не двигаться к бумаге!
Не успеваю за моейВ губах запутавшейся злостью,Я испугался бы гостей,Когда б ко мне ходили гости.
И в угол из угла стихиШагают, точно в одиночке.И не могу поднять руки,Чтобы связать их крепкой строчкой.
Чтоб оттащить их в желтый дом,В такую буйную палату,Где можно бредить только льдом,Где слишком много виноватых.
* * *
Говорят, мы мелко пашем,Оступаясь и скользя.На природной почве нашейГлубже и пахать нельзя.
Мы ведь пашем на погосте,Разрыхляем верхний слой.Мы задеть боимся кости,Чуть прикрытые землей.
* * *[32]
Мы ночи боимся напрасно —Цветы изменяют свой цветЗатем, чтобы славить согласнейПолуночный, лунный ли свет.
Хочу, чтобы красок смятеньеИ смену мгновенную ихНа коже любого растеньяПоймал мой внимательный стих.
Оттенки тех огненных маков,Чернеющих в лунных лучах,Как рукопись полная знаков,Еще не прочтенных в ночах.
Что резало глаз и пестрело,Теперь для того смягчено,Чтоб смело из ночи смотрелоВ раскрытое настежь окно.
И встретится с ищущим взглядом,И в дом мой поспешно войдетШагать и поддакивать рядом,Покамест не рассветет.
* * *[33]
О тебе мы судим разно.Или этот емкий стихТолько повод для соблазна,Для соблазна малых сих.
Или он пути планетамНамечает в той ночи,Что злорадствует над светомДогорающей свечи.
Может, в облике телесном,В коже, мышцах и кровиПоказалось слишком тесноЧеловеческой любви.
Может, пыл иносказаньяИ скрывает тот секретПрометеева страданья,Зажигающего свет.
И когда б тому порукойБыл огарок восковой,Осветивший столько муки,Столько боли вековой.
РОМАНС
