Борис Слуцкий - Покуда над стихами плачут...
Отец
Я помню отца выключающим свет.Мы все включали, где нужно,а он ходил за нами и выключал, где можно,и бормотал неслышно какие-то соображенияо нашей любви к порядку.
Я помню отца читающим наши письма.Он их поворачивал под такими углами,как будто они таили скрытые смыслы.Они таили всегда одно и то же —шутейные сентенции типа«здоровье — главное!».Здоровые,мы нагло писали это больному,верящему святов то, что здоровье —главное.Нам оставалось шутить не слишкомдолго.
Я помню отца, дающего намобразование.Изгнанный из второго классацерковноприходского училищаза то, что дерзил священнику,он требовал, чтобы мы кончаливсе университеты.Не было мешка,который бы он не поднял,чтобы облегчить нашу ношу.
Я помню, как я приехал,вызванный телеграммой,а он лежал в своей куртке —полувоенного типа —в гробу — соснового типа, —и когда его опускалив могилу — обычного типа,темную и сырую,я вспомнил еговыключающим свет по всему дому,разглядывающим наши письмаи дающим нам образование.
Кульчицкие — отец и сын
В те годы было слишком много праздников,и всех проказников и безобразниковсажали на неделю под арест,чтоб не мешали Октябрю и Маю.Я соболезную, но понимаю:они несли не слишком тяжкий крест.
Офицерье, хулиганье,империи осколки и рванье,все социально чуждые и часть(далекая) социально близкихбез разговоров отправлялась в часть.
Кульчицкий-сын по праздникам шагалв колоннах пионеров. Присягална верность существующему строю.Отец Кульчицкого — наоборот: сиделв тюряге, и угрюмел, и седел, —супец — на первое, похлебка — на второе.
В четвертый мая день (примерно) идевятый — ноября в кругу семьиКульчицкие обычно собирались.Какой шел между ними разговор?Тогда не знал, не знаю до сих пор,о чем в семье Кульчицких препирались.Отец Кульчицкого был грустен, сед,в какой-то ветхий казакин одет.Кавалериста, ротмистра, гвардейца,защитника дуэлей, шпор певца[19]не мог я разглядеть в чертах отца,как ни пытался вдуматься, вглядеться.
Кульчицкий Михаил был крепко сбит,и странная среда, угрюмый бытне вытравила в нем, как ни травила,азарт, комсомолятину его,по сути не задела ничего,ни капельки не охладила пыла.
Наверно, яма велика войны!Ведь уместились в ней отцы, сыны,осталось также место внукам, дедам.Способствуя отечества победам,отец в гестапо и на фронте — сынпогибли[20]. Больше не было мужчин
в семье Кульчицких… Видно, великаРоссия, потому что на векараскинулась. И кто ее охватит?Да, каждому, покуда он живой,хватает русских звезд над головой,и места мертвому в земле российской хватит.
Старуха в окне
Тик сотрясал старуху,слева направо бивший,и довершал разрухувсей этой дамы бывшей.Шептала и моргала,и головой качала,как будто отвергалавсе с самого начала,как будто отрицалавесь мир из двух окошек,как будто отрезаласебя от нас, прохожих,а пальцы растирали,перебирали четки,а сына расстрелялидавно у этой тетки.Давным-давно. За дело.За то, что белым был он.И видимо — задело.Наверно — не забыла.Конечно — не очнуласьс минуты той кровавой.И голова качнулась,пошла слева — направо.Пошла слева направо,пошла справа налево,потом опять направо,потом опять налево.И сын — белее снегастарухе той казался,а мир — краснее крови,ее почти касался.Он за окошком — рядомсурово делал дело.Невыразимым взглядомона в окно глядела.
Сельское кладбище
Элегия
На этом кладбище простомпокрыты травкой молодойи погребенный под крестом,и упокоенный звездой.
Лежат, сомкнув бока могил.И так в веках пребыть должны,кого раскол разъединилмировоззрения страны.
Как спорили звезда и крест!Не согласились до сих пор!Конечно, нет в России мест,где был доспорен этот спор.
А ветер ударяет в жестькреста и слышится: Бог есть!И жесть звезды скрипит в ответ,что бога не было и нет.
Пока была душа жива,ревели эти голоса.Теперь вокруг одна трава,теперь вокруг одни леса.Но, словно затаенный вздох,внезапно слышится: «Есть Бог!»И словно приглушенный стон:«Нет бога!» — отвечают в тон.
Современные размышления
В то утро в Мавзолее был похоронен Сталин.А вечер был обычен — прозрачен и хрустален.Шагал я тихо, мернонаедине с Москвойи вот что думал, верно,как парень с головой:эпоха зрелищ кончена,пришла эпоха хлеба.Перекур объявлену штурмовавших небо.Перемотать портянкиприсел на час народ,в своих ботинках спящийневесть который год.
Нет, я не думал этого,а думал я другое:что вот он был — и нет его,гиганта и героя.На брошенный, оставленныйМосква похожа дом.Как будем жить без Сталина?Я посмотрел кругом:Москва была негрустная,Москва была пустая.Нельзя грустить без устали.Все до смерти устали.Все спали, только дворникинеистово мели,как будто рвали корни искребли из-под земли.Как будто выдиралииз перезябшей почвыего приказов окрик,его декретов почерк:следы трехдневной смертии старые следы —тридцатилетней властивеличья и беды.
Я шел все дальше, дальше,и предо мной предсталиего дворцы, заводы —все, что воздвигнул Сталин:высотных зданий башни,квадраты площадей…Социализм был выстроен.Поселим в нем людей.
Проба
Еще играли старый гимннапротив места лобного,но шла работа над другимзаместо гимна ложного.И я поехал на вокзал,чтоб около полуночипослушать, как транзитный зал,как старики и юноши —всех наций, возрастов, полов,рабочие и служащиенедавно, не подняв голов,один доклад прослушавшие, —воспримут устаревший гимн[21];ведь им уже объявлено,что он заменится другим,где многое исправлено.Табачный дым над залом плыл,клубился дым махорочный.Матрос у стойки водку пил,занюхивая корочкой.И баба сразу два соскадвум близнецам тянула.Не убирая рук с мешка,старик дремал понуро.И семечки на сапогилениво парни лускали.И был исполнен старый гимн,а пассажиры слушали.Да только что в глазах прочтешь?Глаза-то были сонными,и разговор все был про то ж,беседы шли сезонные:про то, что март хороший были что апрель студеный.Табачный дым над залом плыл —обыденный, буденный.Матрос еще стаканчик взял —ничуть не поперхнулся.А тот старик, что хмуро спал, —от гимна не проснулся.А баба, спрятав два соскаи не сходя со стула,двоих младенцев в два платкатолково завернула.А мат, который прозвучал,неясно что обозначал.
Ключ
