Всеволод Емелин - Götterdämmerung: cтихи и баллады

К оживлению российско-японских отношений

Стишок для детей

В золоченом мундиреС громким криком “Банзай”!Совершил харакириМолодой самурай.

Словно мячик упругоОн упал на траву,Рядом не было другаОтрубить голову.

Западали глазницы,Выпадали кишки.Перешел он границуВ эту ночь у реки.

Шел с заданием сквернымМеж колхозных полей,Чтобы на зверофермеОтравить соболей.

Не лежи потрошеннымНа земле его труп,Комиссарские женыНе увидели б шуб.

Вы представьте украдкойЕсли б вдруг удалосьКак бы мерзли придаткиВ подмосковный мороз.

Не озябнут яичники,Не придет гайморит,На посту пограничник,Пограничник не спит.

Поздней ночью в казармеЗазвенел телефонИ подняли ударныйБроневой батальон.

По сигналу горнистаЗа Советский СоюзВ бой пошли три танкистаИ собака Ингус.

Командир Задавилин,Комиссар Гольденштруз,Моторист ЧертишвилиИ собака Ингус.

Мчались, пыль поднимаяЧерез лес и оврагНе уйти самураю,Его дело — табак!

На зеленой опушкеУ озер и луговЕго взяли на мушкуИ кричат: “Хенде Хох!”

И совершенно излишнеОн бросался вперед.Танк мечом не попишешь,Это, брат, не живот.

Здесь твой бой рукопашный —Это чисто фигня.Орудийную башнюЗащищает броня.

В общем, зря он не сдался,Зря довел до греха.Это всем уже ясноИз начала стиха.

Совершил харакириСреди русских березИ глядит на свой ливерОн сквозь радугу слез.

Если выбрал сеппуку,Кто ж теперь виноват?Словом — меч тебе в рукуСпи спокойно, солдат.

Лишь под вишней зацветшей,Над хрустальным ручьем,В чайном домике гейшаЗарыдает о нем.

У восточного краяНа прибрежном пескеПомянут самураяДоброй чашей саке.

И о том, как он умерНа погранполосеЯпонолог АкунинУпомянет в эссе.

Император микадо,Верность предкам храня,Скажет: “Так вот и надоУмирать за меня”.

Ой, вы сакуры ветки,Фудзиямы снега,А мы верности предкамНе храним ни фига.

В результате измены,Безо всякой войны,Мы готовы за йеныРаспродать полстраны.

И теперь мы, мудилы,За дрянь с правым рулемОтдаем им Курилы,Сахалин отдаем.

Чтобы жрать желтопузымДо изжоги кишокНаши крабы, медузыИ морской гребешок.

Чтоб им суши к обедуИз тунца и угря…Наших дедов победыМы растратили зря.

Желание быть демоном

Подражание Т. Кибирову

Трудно дело МальдорораИзучать повадки бабьиИ вдувать по помидорыБез виагры, без виагры.

Быть стремительным, отчаянным,Типа, скажем, Казанова,Чтобы женщины, кончая,Тут же начинали снова.

И, отвергнувши с презреньемВсе понятья о добре,Как Лаврентий Палыч БерияИли маршал Жиль де Рэ.

Я бы ловко и искусноШел, танцуя, по канатуНицшеанским ЗаратустройНад персидской бедной хатой.

Хорошо бы стать евреем,Чтоб купить команду “Челси”,И титаном Прометеем,Чтоб огонь украсть у Зевса.

А потом совершенно голымК вожделенью пидарасовЯ бы был к скале прикованМеж седых вершин Кавказа.

И орел бы отравилсяМоей желчью ядовитойИ полег бы глупой птицейУ печальных гор Колхиды.

Хорошо быть Прометеем,Приколоченным к скалеИ Дионисом Загреем,Эвоэ, бля, Эвоэ.

Фаустом и дон Гуаном,Пусть беззубым и седым.Главное, чтоб вечно пьянымИ чтоб вечно молодым.

Пили огненную граппу,Пили сладостную узу.Я потом в штаны накакал,Тяжко бремя Заратустры.

После оргий сладострастьяЯ под ментовское ржаньеВ результате просыпалсяВ обезьяннике с бомжами.

Сколько же здоровья надо,Сколько мужества и силы,Чтобы быть маркиз де СадомИль хотя бы Чикатилой.

Чтоб на пятом на десяткеСтойким ветераном сценыДо утра плясать вприсядкуПеред публикой почтенной.

Эх, сидел бы лучше домаДа с канала на канал,Выпив пару реладорма,Телевизор бы гонял.

Чтоб сон здоровый, чтобыЕжедневный вязкий кал.Хорошо бы, хорошо бы,Хорошо… Да Бог не дал.

2005

Судьба поэта

Маше Кулаковой

Там, где помоек вонь,Вой бездомных собак,Где, как вечный огонь,Пылает мусорный бак,

Где долгострой похожНа динозавра скелет,Там ты меня найдешьЧерез несколько лет.

Там ты меня найдешь,Если захочешь найти,Где даже не лица БОМЖ,А злые мутанты в шерсти

С ужимками обезьянокДелят свое говно,В общем там, где царит киберпанк,Круче, чем в голливудском кино.

Ты свой носик зажмешь,Попытавшись меня обнять…Я отшатнусь: “Чего уж!Вот исписался, блядь!”

Рождественский романс 2005

Говорил мне старый Зе Ка,Головой качая печально,Что “в год Синего ПетухаНе случайно, ох, не случайно,

С Рождеством поздравив странуИз простого храма неброского,Посетил Президент в КлинуДом-музей Петра Чайковского.

Я семиотический жестВижу в этой культурной акции,Запускается ею процесс,Нечто вроде инициации.

Я с проблемой данной знаком,До сих пор на жопе мозоли.Я пять лет был ГлавпетухомВ петушиной Уральской спецзоне.

Мне неясен следующий шагИз контекста телетрансляции,Может, всех вас опетушат?Может, только евреев с кавказцами?

Может, легче будет достатьНам врагов, чтоб мочить по сортирам?Может, мессидж хотим послатьМы политкорректному миру?

В любом случае скоро намПредстоит масса важной работы.Вдруг и старым ГлавпетухамВыйдут должности или льготы…”

Я историям старикаПоначалу не очень поверилИ смеялся над ним пока,Растворивши подъезда двери,

В мрачном месяце январеЯ, как гадкий утенок из сказки,Оказался на птичьем двореИ, притом, голубой окраски.

Синий иней скрипел под пятками,Голубели ментов фуражки,И вокруг меня, как курятники,Обступали пятиэтажки.

Мне прохожие вслед озирались,Пропускали меня машины,И протяжно перекликалисьГолосами все петушиными.

И над ухом, крылом захлопав,Новогодний символ державыБеспощадно меня клюнул в жопуГолубой Главпетух двуглавый.

Римейк римейка римейка

Из цикла “Моя сетевая лирика”

Да, я входил вместо кошки в ее кювету.Лучше того, я нырял на дно                                     канализационных колодцев,Но так и не приручил ни одну гимназистку                                     к минету,Что следовало бы сделать для поддержания                       имиджа русскоязычного                                стихотворца.К женщине с плетью я шел, выполняя завет                           Заратустры.Баба дала мне по морде и отобрала мою                              плеть.И все, кто попало, в Сети оскорбляют меня                      в лучших чувствах,И поделом мне, не черта было лезть в эту                      вонючую Сеть.Философ Хайдеггер просек глубоко,                              как я в этом мире заброшен,Слышны у меня между матерных строк                                  протяжные вздохи и стоны,Обидеть меня легко, да и понять не сложно,Ведь я мудачок-с ноготок, а отнюдь не бином                                     Ньютона.Парадонтоз, простатит, кожный зуд и болит                 правый бок неотступно,                            зловеще,Для странноприимной больницы длябедных — дозревший клиент.И ко всем, у кого хоть на капельку больше                здоровья, денег и женщин,Я щемящий испытываю ресентимент.И оттого, что такой я по жизни плачевный                            уёбок,Что-то по типу Горлума из “Властелина                       колец”,Я так люблю смотреть, как рушатся                  небоскребы,И дети бегут и кричат по-английски:                     “пиздец… пиздец…”

Революция горных тюльпанов