Дмитрий Мережковский - Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга первая
1922
«Душа навеки лишена…»
Душа навеки лишенаБылых надежд, любви и веры.Потери нам даны без меры,Презренье к ближнему — без дна.
Для ненависти, отвращеньяК тому, кто этим ближним был,Теперь нет даже выраженья:Нас Бог и этого лишил.
И что мне будущее благоРоссии, Франции! ПускайЛюбая буйная ватагаТрамвай захватывает в рай.
25 августа 1922
«Одно лишь небо, светлое, ночное…»
Одно лишь небо, светлое, ночное, Да ясный круг луныГлядит всю ночь в отверстие пустое, В руину сей стены.
А по ночам тут жутко и тревожно, Ночные кораблиСвой держат путь с молитвой осторожной Далеко от земли.
Свежо тут дует ветер из простора Сарматских диких мест,И буйный шум, подобный шуму бора, Всю ночь стоит окрест:
То Понт кипит, в песках могилы роет, Ярится при луне —И волосы утопленников моет, Влача их по волне.
1923
День памяти Петра
«Красуйся, град Петров, и стойНеколебимо, как Россия…»
О, если б узы гробовыеХоть на единый миг земнойПоэт и Царь расторгли ныне!Где Град Петра? И чьей рукойЕго краса, его твердыниИ алтари разорены?
Хлябь, хаос, — царство Сатаны,Губящего слепой стихией.И вот дохнул он над Россией,Восстал на Божий строй и лад —И скрыл пучиной окаяннойВеликий и священный Град,Петром и Пушкиным созданный.
И все ж придет, придет пораИ воскресенья и деянья,Прозрения и покаянья,Россия! Помни же Петра.Петр значит Камень. Сын ГосподнийНа Камени созиждет храмИ скажет: «Лишь Петру я дамВладычество над преисподней…»
1925
«Только камни, пески, да нагие холмы…»
Только камни, пески, да нагие холмы,Да сквозь тучи летящая в небе луна, —Для кого эта ночь? Только ветер, да мы,Да крутая и злая морская волна.
Но и ветер — зачем он так мечет ее?И она — отчего столько ярости в ней?Ты покрепче прижмись ко мне, сердце мое!Ты мне собственной жизни милей и родней.
Я и нашей любви никогда не пойму:Для чего и куда увела она прочьНас с тобой ото всех в эту буйную ночь?Но Господь так велел — и я верю ему.
<1926>
Nel mezzo del cammin di nostra vita
[10]
Дни близ Неаполя в апреле,Когда так холоден и сыр,Так сладок сердцу Божий мир…Сады в долинах розовели,В них голубой стоял туман,Селенья черные молчали,Ракиты серые торчали,Вдыхая в полусне дурманЗемли разрытой и навоза…Таилась хмурая угрозаВ дымящемся густом руне,Каким в горах спускались тучиНа их синеющие кручи…Дни, вечно памятные мне!
1947
Венки
Был праздник в честь мою, и был увенчан яВенком лавровым, изумрудным:Он мне студил чело, холодный, как змея,В чертоге пирном, знойном, людном.
Жду нового венка — и помню, что сплетенИз мирта темного он будет:В чертоге гробовом, где вечный мрак и сон,Он навсегда чело мое остудит.
1950(?)
Ночь
Ледяная ночь, мистраль(Он еще не стих).Вижу в окна блеск и дальГор, холмов нагих.Золотой недвижный светДо постели лег.Никого в подлунной нет,Только я да Бог.Знает только Он моюМертвую печаль,Ту, что я от всех таю…Холод, блеск, мистраль.
1952
Тэффи
Перед картой России
В чужой стране, в чужом старом домеНа стене повешен ее портрет,Ее, умершей, как нищенка, на соломе,В муках, которым имени нет.
Но здесь на портрете она вся, как прежде,Она богата, она молода,Она в своей пышной зеленой одежде,В какой рисовали ее всегда.
На лик твой смотрю я, как на икону…«Да святится имя твое, убиенная Русь!»Одежду твою рукой тихо тронуИ этой рукою перекрещусь.
«Красные верблюды — зори мои, зори…»
Красные верблюды — зори мои, зори —По небу далекой чередой идут…Четками мелькают в вечернем моем взоре —За красным верблюдом красный верблюд…
Ах, недолго ждать мне с тоскою покорной,Ждать, чтобы последний зарею потух.Палицей огромной, чрез все небо, чернойГонит их, торопит страшный пастух.
На небо наплыли óблаки-утесы…Близок, близок отдых. Спешите скорей!Там, в садах Аллаха надзвездные росы,Там каждый получит по жажде своей.
«Хочу, вечерняя аллея…»
Хочу, вечерняя аллея,В твоих объятьях холодея,Шаги последние пройти,Но меж ветвей твоих сплетенных,Нездешней силою согбенных,Нет ни возврата, ни пути.
Уже полнеба ночь объяла,Но чрез сквозное покрывалоТвоей игольчатой хвоиЗловеще огнь заката пышетИ ветр не благостный колышетВершины черные твои.
Край мой
1. «Вот завела я песенку…»
Вот завела я песенку,А спеть ее нет сил!Полез горбун на лесенкуИ солнце погасил!..
По темным переулочкамХодил вчера Христос.Он всех о ком-то спрашивал,Кому-то что-то нес…
В окно взглянуть не смела я:Увидят — забранят!Я черноносых, лапчатыхКачаю горбунят…
Цветут тюльпаны синиеВ лазоревом краю…Там кто-нибудь на дудочкеДоплачет песнь мою!
2. «На острове моих воспоминаний…»
На острове моих воспоминанийЕсть серый дом. В окне цветы герани,Ведут три каменных ступени на крыльцо…В тяжелой двери медное кольцо.
Над дверью барельеф — меч и головка лани,А рядом шнур, ведущий к фонарю…На острове моих воспоминанийЯ никогда ту дверь не отворю!
Письмо в Америку
Доплыла я до тихого берегаЧерез черный и злой океан,И моя голубая АмерикаЛучше ваших коммерческих стран.
Вот придут ко мне Ангелы гордыеИ святых осуждающий клирИ найдут, что побила рекорды яВсех грехов, оскверняющих мир.
Я заплачу: «Не вор я, не пьяница,Я томиться в аду не хочу».И мохнатая лапа протянетсяИ погладит меня по плечу.
«Ты не бойся засилья бесовского, —Тихо голос глухой прорычит, —Я медведь Серафима Саровского,Я навечный и верный твой щит.
С нами зайчик Франциска АссизскогоИ святого Губерта олень,И мы все, как родного и близкого,Отстоим твою грешную тень.
Оттого что ты душу зверинуюНа святую взнесла высоту,Что последнюю ножку куринуюОтдавала чужому коту,
Позовет тебя Мурка покойная,Твой любимый оплаканный зверь,И войдешь ты, раба недостойная,Как царица, в предрайскую дверь».
Вот какие бывают истории.Я теперь навсегда замолчу.От друзей вот такой категорииЯ вернуться назад не хочу.
«Когда я была ребенком…»
Когда я была ребенком,Так, девочкой лет шести,Я во сне подружилась с тигренком —Он помог мне косичку плести.
И так заботился милоПушистый, тепленький зверь,Что всю жизнь я его не забыла,Вот — помню даже теперь.
А потом, усталой и хмурой, —Было лет мне под пятьдесят, —Любоваться тигриной шкуройЯ пошла в Зоологический сад.
И там огромный зверище,Раскрыв зловонную пасть,Так дохнул перегнившей пищей,Что в обморок можно упасть.
Но я, в глаза ему глядя,Сказала: «Мы те же теперь,Я — все та же девочка Надя,А вы — мне приснившийся зверь.
Все, что было и будет с нами,Сновиденья, и жизнь, и смерть,Слито все золотыми звездамиВ Божью вечность, в недвижную твердь».
И ответил мне зверь не словами,А ушами, глазами, хвостом:«Это все мы узнаем самиВместе с вами. Скоро. Потом».
Лидия Бердяева
